Баллада о неудачниках (СИ) - Стешенко Юлия - Страница 62

Сморчок задумчиво жевал губу, разглядывая мое художество.

— Колодец? Он же вертикальный. И узкий, крылья не развернуть. Не понимаю. Зверь выглядел именно так? Ты не ошибся?

— Нет, милорд.

Ты дурак, что ли? Как я мог ошибиться? Хотел нарисовать корову, а получился дракон? Господи, каких же тупиц в колдуны принимают. Откуда бы я вообще знал, как выглядит эта тварь, если бы никогда ее не видел? Ну давай, соображай, бестолочь, соображай!

— Невероятно. Но ты правильно сделал, что все мне рассказал. Это очень опасный зверь. Если ты не ошибся, я должен его выследить. Прикажи седлать лошадей, мы выезжаем.

— Сколько людей брать?

А что? Разумный вопрос. Зверь-то опасный! Правда, маленький, но кто без изъяна. Нет совершенства в этом мире.

— Никого. Мы поедем вдвоем. Я, если ты не забыл, маг. И умею решать подобные проблемы.

Да иди ты. Великий победитель малых драконов. Ну-ну.

— Как прикажете, милорд.

Солнце ползло к верхушкам деревьев, вытягивая из-под кустов серые вечерние тени.

— Денфорд, долго еще?

— Не очень милорд. Если мы поторопимся…

— Я не могу ехать быстрее! Почему ты дал мне эту лошадь? Она сумасшедшая! Неужели не было коня поспокойнее?

Конь поспокойнее — это корова. Я уж молчу про то, что сидишь ты верхом на кобыле.

— Простите, милорд. Это самая послушная лошадь в нашей конюшне.

— Значит, нужно найти более послушную!

— Да, милорд.

— Сколько до твоей деревни? Долго?

— Не очень, милорд.

А ведь если я его сейчас мечом по темечку долбану, тело никто не найдет. В этой глуши людей месяцами не бывает… Но нельзя. Нельзя. Терпи, Марк. Чуть-чуть осталось. Самый краешек.

Деревня медленно выплыла на нас из-за поворота. Лес словно размыл руины, обмял их, как горшечник глину, придавая новую форму. Бревна поросли густым мхом, из коричневых стали зелеными, бархатными, как дорогая ткань. Папоротники поглотили фундаменты, захлестнули их буйной кудрявой волной. Остатки забора тонули в этой зелени, чужие, как старческие зубы у младенца во рту.

— Вот, видите след? — я ткнул пальцем в протоптанную тропинку.

Сморчок задумчиво нахмурился, прицокнул языком.

— Да, вы правы. След совсем свежий.

Еще бы не свежий! Я тут вчера часа два топтался, а потом еще и мешок с камнями проволочил — чтобы совсем уж красиво.

— Он ведет к колодцу.

— Значит, идем к колодцу. Я должен туда спуститься.

— Это может быть опасным. Вы так отважны, милорд.

— Это мой долг. Не забудь веревку.

Гордо развернув воробьиные плечики, сморчок зашагал по вытоптанной траве — воевать дракона. Малого и пещерного.

Правильно Паттишалл говорит: любого можно заставить сделать то, что тебе нужно. Главное — знать, за какую веревку дернуть. Одному — женщины, другому — слава, третьему — деньги. Сморчок уверен, что он тут самый умный. И сморчок любит золото.

Дракон тоже.

Это было единственное, что я хорошо помнил из прочитанного. Очень уж поразил меня этот факт. Он был слишком сказочным и слишком обыденным одновременно, и это противоречие сбивало с толку. Все знаю, что дракон огромен и ужасен. Чудовище желает золота и девственниц, а всех, кто осмеливается сразиться с ним, испепеляет огненным дыханием. А что на самом деле? Дракон ужасен, испепеляет и огромен. И дракон же криволап, златолюбив — и мал. Это два разных дракона! Первый охотится на что придется, лишь бы большое. Он здоровый, ему жрать надо. Так что весь его интерес — мясо, мясо и еще раз мясо. И поспать, когда налопается до отвала. А вот второй намного забавнее. Тоже охотится, конечно, не сено же ему жрать. Но любит всякие блестящие штуки, тащит их без разумения и меры. Хоть нагрудник полированный, хоть цепь золотая, хоть кольца на пальцах — вместе с пальцами. Как сорока, только чешуйчатая.

А девственниц, кстати, ни один из драконов не желает. И правильно делают. Кому они нужны, эти девственницы, куда их девать?

Перед колодцем сморчок остановился, вскинул руку.

— Дальше не подходи. Это опасно.

О да, очень. Нет зверя страшнее толстожопой ящерицы.

Сморчок обошел дыру в земле, встал на карачки, прислушался.

— Вроде бы скребется. Странно. Днем дракон должен спать.

Вот дьявол!

Даже не вздумай сдрейфить в последний момент, мудила.

— Может, ворочается во сне, милорд?

Сморчок пожевал губу, прополз вперед и заглянул в дыру.

— Темно. Не видно ничего. Сейчас посвечу, — между пальцами у него запрыгали рыжие искры.

Ну чтоб тебе!

— Вы же его разбудите, милорд!

— Да, пожалуй. Ладно, рискну. Привяжи веревку вон к тому дереву, — сморчок ткнул пальцем в ближайшую осину. — Я спущусь вниз, и если дракон там, то убью его. Стой здесь и будь готов. Как только я позову, сразу тащи наверх. Ни секунды не медли.

— Понял, милорд, — я захлестнул веревку вокруг ствола и вывязал аккуратную восьмерку. — Готово.

Сморчок зачем-то подпрыгнул два раза, помахал руками и, обвязавшись поверх пояса, встал на краю колодца.

— Готов?

— Да, милорд.

— Я спускаюсь.

Он попятился назад, встал на четвереньки и сполз ногами в яму. Уперся там во что-то и, медленно перебирая руками по веревке, начал опускаться. Съехал вниз животом, потом грудью, перевалился за край целиком. Теперь над землей торчала только его голова. Потом она исчезла. Сморчок меня уже не видел, натянутая веревка звенела от напряжения. Я дернул за край, распуская стопор.

Крик.

Удар.

Яростный визг голодных козоедов. Хруст. Чавканье.

И никаких сморчков.

Получилось. У меня получилось.

Я опустился на землю. Сердце колотилось, воздуха не хватало — будто бегом на самый верх башни поднялся. Руки тряслись, и я сжал их в кулаки, упер в колени.

Господь бог мой на небесах, я смог.

Было сложно, но я все сделал как надо.

Через два дня меня пригласили на беседу в замок. Шерифа я встретил во дворе. Увидев меня, он кивнул, изобразил лицом сильнейшую озабоченность и торопливо нырнул куда-то вбок. Видимо, в карьерном плане я был сейчас аккурат между чумой и проказой. Даже не заговорил, трусливый сукин сын. Ну, хоть какая-то радость.

Гости сидели в креслах, расслабленные и вкрадчивые, как коты над полудохлой мышью. Я остановился так далеко, как это было пристойно, и поклонился.

— Приветствую, господа.

— Добрый день.

Они замолчали.

Я тоже молчал.

Не знаю, чего они ждали. Думали, что если на меня внимательно посмотреть, я зарыдаю и во всем признаюсь? Серьезные же люди — а как дети, право слово. Этот прием даже с пьяными саксами не работает. В жизни тупее не видел.

Они сдались первыми. Крупный, рыхлый мужчина завозился, складки на роже пришли в движение, как у зевающей свиньи.

— Вы, надо полагать, Марк Денфорд?

— Да, милорд.

— Нам, думаю, представляться не надо. Вас же предупредили, кто мы?

Вообще-то нет, но я догадался. Не в конюшне же меня мама нашла. Хотя, конечно, с моей мамой уверенности нет.

— Я знаю, кто вы, господа.

— Отлично. Что вы можете рассказать о сэре Уильяме?

— Весьма достойный господин. Достиг больших высот. Несомненный образец для подражания.

— Вы так полагаете? Удивлен. Я думал, сэр Уильям будет вам неприятен.

— Нет, милорд. Сэр Уильям — чудесный человек.

— И вы никогда не испытывали недовольства? Ведь сэр Уильям занял место леди де Бов, с которой вы, если я не ошибаюсь, находились в тесных взаимоотношениях.

— Недовольство? Никогда, милорд.

— И отчего же?

— Потому что сэр Уильям — достойный господин. Разумный и любезный.

— Неужели? Мы точно об одном и том же человеке говорим? Уильям, которого помню я, был любезен только с ограниченным кругом людей. И этот круг не включал… обслуживающий персонал.

Эй! Это кто тут обслуживающий! Ты не в борделе, мудила!

Хотя как поглядеть, конечно. Как поглядеть.

— Сэр Уильям весьма любезен. Беседовать с ним истинное удовольствие.