Баллада о неудачниках (СИ) - Стешенко Юлия - Страница 22

— Нет, ты поняла?! В два раза! А я-то, дурак, понять никак не могу, чего ж это шайка занюханных вилланов такая неуловимая. Вот раз за разом же, раз за разом — как головой о стену! А оказывается, Паттишалл под это дело казну втихаря разворовывает! Наверняка же в обслуге имеется кто-то из знакомцев Малиновки. Возможно, Паттишалл его туда и пристроил. Сейчас, все, что от нашего уважаемого шерифа требуется, — это погромче разговаривать, обсуждая планы. Чтобы мимо нужных ушей не пролетело. В результате Малиновка отлично знает, когда облава и где засада, а я только людей зря под стрелы посылаю.

Вот так-то. Все это время шериф имел меня, как деревенского дурня. Пока я жилы рвал и людей на смерть гнал, этот обмудок государевы деньги под себя подгребал — а потом меня же об эти бесконечные провалы мордой возил, как щенка по дерьму. Денфорд тупица, Денфорд нихера не может, Денфорд никчемный олух... Сука!

Вилл покачала головой, посмотрела на свои руки и пошла к тазу.

— И что ты будешь теперь делать?

Я вдохнул и медленно выдохнул, разжимая кулаки. Когда я по-настоящему злюсь, то соображаю паршиво, но ответ на этот вопрос был ясен и полному идиоту.

— А что я могу? Ничего. Сколько было в сундуке у сборщика налогов, я только с его слов знаю. Списки плательщиков Малиновка случайно с собой прихватил — вот такое удивительное совпадение. Получается, доказательств у меня никаких. Если я сунусь Паттишалла обвинять, он в лучшем случае посмеется. И вышвырнет меня с такими рекомендациями, что даже обозы сопровождать не возьмут.

— А в худшем?

— А в худшем всплыву я через месяц в каком-то лесном озерце. И будет епископ служить заупокойную мессу по доблестному сэру Марку, сложившему голову в борьбе с жестокими разбойниками.

Вилл достала сковороду, поставила на решетку. Поскольку очаг не горел, выглядело это довольно странно, хотя я уже почти привык. Здорово быть ведьмой — на дровах экономить можно!

— Хреново.

— Это все, что ты можешь сказать?

— А что ты хочешь услышать? — она бросила в сковороду кусок масла, дождалась, пока оно разойдется, и высыпала мелко нарезанный лук. По кухне поплыл сладковатый сливочный аромат. Я сглотнул слюну. Нихера пирог не помог, жрать хотелось так, что челюсти сводило.

А действительно, а что я хочу услышать? Бедненький Марк, мне так тебя жалко? Давай вместе удавим Паттишалла, а труп зароем? Бред.

— Не знаю, что я хочу. Что-нибудь. У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?

Вилл развернулась ко мне, задумчиво прикусив губу.

— Ну, во-первых, я думаю, что тебе повезло. То, что ты увидел письмо и прочитал его — большая удача.

Нет, если с этой стороны смотреть…

— Во-вторых, теперь ты представляешь себе реальное положение вещей. И можешь на него реагировать соответственно.

— Ты о чем?

— Я так понимаю, поймать Малиновку не столько твоя обязанность, сколько большой личный интерес?

Это точно. С некоторых пор Роб Малиновка стал моим очень личным и очень большим интересом.

Поначалу я относился к нему так же, как к любому другому разбойнику: вижу — ловлю, не вижу — не ловлю. Но потом этот сукин сын устроил на меня засаду в Рокингеме, и все стало совершенно иначе.

Толковая, надо сказать, получилась у Малиновки засада. Когда густые поросли лещины плюнули в нас залпом стрел, я только и успел, что пригнуться. Недостаточно быстро — арбалетный болт звонко тюкнул меня по шлему и вышиб из седла. Пока я пытался подняться, мотая беспамятной башкой, лесные парни перестреляли всех пеших всадников и, поднатужившись, сдернули с лошадей двух конных. Хьюго получил копьем в живот и скорчился, пятная дорогу кровью. Гастона просто опрокинули и дорезали лежащим, как куренка. В живых остался только я. Везучий, мать его, Марк Денфорд.

Все, что с меня могли взять саксы, они взяли. Боевого коня, которого я привез из Франции, сбрую, доспехи… Остался в одном исподнем и с разбитой мордой. Не помню, кому принадлежала мысль повесить злодея-норманна, но встретили ее с огромным воодушевлением. За несколько минут чертовы саксы вырубили из бревна колоду, поставили ее под деревом и перекинули через ветку веревку. Но получилось так, как оно всегда получается у саксов. Кривобокая колода раскачивалась, слишком короткая веревка врезалась в шею, и я балансировал на своем эшафоте, как гребаный бродячий циркач на пивной бочке.

Ребятам Малиновки это показалось забавным. Разложив на траве хлеб, лук и вареные яйца, они наблюдали за редкостным зрелищем — Марк Денфорд в одних подштанниках танцует на висельной колоде. Умора же! Обхохочешься!

Не знаю, сколько вся эта хрень продолжалась. Солнце проползло над лесом и скрылось за деревьями, у саксов в бурдюках почти закончилось пиво, а у меня — силы. Когда я наконец сорвался, хрипя и дрыгая ногами, как издыхающая собака, до кого-то из саков дошла очевидная мысль: живой норманнский рыцарь — это ведь тоже деньги! Меня вытащили из петли, дали пару раз по морде для укрепления духа и примотали к ближайшему дереву. А к Паттишаллу отправили гонца с требованием заплатить выкуп.

А я всегда говорил, что тупее сакса зверя нет!

Конечно, Паттишалл отказал. И выразил свой отказ весьма категорично, вздернув гонца на центральной площади. Но у меня появилось время — а рядом с деревом пьяный саксонский олух выронил наконечник стрелы. Перепилив за ночь веревку, я отвязал расседланного Ворона и сбежал. Появление начальника стражи с разбитой мордой и в одних подштанниках стало в Нортгемптоне главным событием года. Да что там года! Десятилетия!

Подозреваю, что Паттишалл заказал живописцу миниатюру «Сэр Марк в портках» и любуются на нее каждую ночь перед сном.

Я мог бы простить Малиновке собственное поражение. Мог бы простить доспехи и сбрую. Но унижение простить не могу. Унижение и стыдный, липкий страх, который я испытывал, стоя на колоде.

Этого я не прощу. И прикончу сукина сына, как только подвернется возможность.

— Ты права, интерес у меня личный, — ответил я ведьме, дожевывая ставший вдруг совершенно безвкусным пирог. — Это что-то меняет?

— Меняет. Отношение к делу. Если тебе нужно не выслужиться, а получить результат — не рвись выполнять приказы шерифа. В любом случае ты проиграешь — так хотя бы в полную силу не впрягайся. Действуй, когда Паттишалла в городе нет, не докладывай о своих планах и не делись ими ни с кем, кроме близких друзей.

Ха! Как будто они у меня тут есть.

— Ты мне партизанскую тактику предлагаешь?

— Вроде того. Если ты возьмешь разбойников и поставишь Паттишалла перед фактом, он ничего не сделает.

Один из вариантов. А второй — я эту мразоту прямо на месте положу, а Паттишаллу предъявлю уже трупы. Я мечтательно улыбнулся.

— Ну и еще одна мысль. Я бы на твоем месте усилила патрули, — продолжила Вилл, выкладывая на сковороду печень. Масло шкворчало и брызгало, заставляя ведьму подальше отступать от сковороды. — У Малиновки, насколько я понимаю, очень активная социальная жизнь — а значит, кто-то из банды регулярно бывает в городе. При должном усердии этих ребят можно свинтить, чтобы задать им несколько вопросов. Даже если шериф вмешается, информацию ты все-таки получишь.

— Паттишалл меня сожрет.

— Он тебя в любом случае сожрет. Какая разница, будет он тебя костерить за глупый план или за его отсутствие? Зато если получится провернуть что-то серьезное, получишь реальный результат. И поставишь шерифа перед фактом. Не будет же он из тюрьмы побег организовывать.

— Уверена?

— Вообще-то нет. Но если разбойники сбегут — это же не твоя вина.

— А чья?

Сочувственно покачав головой, Вилл помешала длинной вилкой печенку.

Я молчал и думал. Что-то в этом было. Да, определенно было. Если бы я так не бесился, вполне бы и сам сообразил. Все. Решено. Буду действовать у Паттишалла за спиной, и при первой возможности выпущу Малиновке кишки. При попытке сопротивления.

— Эй, Марк!

— Что?

— Пирога уже не хочешь?