Ресторан «Кумихо» - Хенсук Пак - Страница 4

Этот завтрак кардинально отличался от моего привычного приема пищи – обычно я ел что-нибудь жареное, тушеное или вареное прямо из кастрюли или сковороды, поставленной на пол. Неужели я достоин, чтобы меня так обслуживали? Меня охватило волнение от торжественности момента, словно я был приглашен на банкет, и одновременно страх – как будто я занял чужое место.

Увидев Ачжосси впервые, я обратил внимание на его «бандитский» вид. Если бы он тогда сказал, что работает с ножом, то мое воображение нарисовало бы всевозможные сцены насилия с его участием. Наверное, поэтому, когда он представился Сохо поваром, та пропустила его слова мимо ушей, не придав им значения.

Я не стал отговаривать Ачжосси от вылазки из ресторана. Видел, что он упрямый, вряд ли мои уговоры смогли бы удержать его от затеи. Ну и на самом деле мне было даже немного любопытно, насколько невыносима адская боль, о которой предупреждала Сохо. Если дядька готов испытать ее на себе, я только поблагодарю его. Ведь если боль за непослушание окажется вполне терпимой, то и мне глупо терять в этих стенах отпущенное время. Мопед! Надо будет погонять на мопеде. Хочу носиться на нем всю ночь напролет, до изнеможения, до тех пор, пока не появится ощущение, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я уверен, это принесет мне чувство свободы и полета.

– Вымой посуду. Я приготовил еду – ты вкусно поел, значит, вымой посуду. Так будет справедливо.

Я и сам подумал об этом, закончив с завтраком. Но от этих его слов намерение мое почти испарилось.

Я недовольно гремел посудой в мойке, когда послышался скрип перекошенной деревянной двери, – это ушел Ачжосси. Помыв посуду, я улегся на сдвинутые столы. Было любопытно, в каком же состоянии он вернется. От этого будут зависеть мои дальнейшие сорок девять дней.

Яркий дневной свет бесцеремонно проникал сквозь широкие окна. Солнечные лучи удлинились и дотянулись до столов. Я как гусеница, медленно отползал в тень, скрываясь от надвигающегося солнца.

Именно тогда это и случилось.

Тук-тук – раздался громкий звук у входа. С улицы в приоткрытую дверь ворвалось солнце. Яркий свет, вмиг упавший на лицо, не позволял открыть глаза и что-либо разглядеть. Пытаясь спрятаться от ослепительных солнечных лучей, я повернулся набок. И только тогда смог разглядеть человека, стоящего на пороге.

– Вы работаете?

К нам пожаловала женщина с длинными кудрявыми волосами – настолько густыми, что они напоминали заросли диковинного кустарника. От одного ее вида стало беспокойно и тоскливо на душе. Постой-ка, это лицо? На миг показалось, что я где-то уже его видел, но никак не мог вспомнить, где.

– В каком смысле?

– Это ресторан?

Ах, да. Здесь же ресторан.

– Мы завтра открываемся. Внутреннюю отделку еще не закончили, – от неожиданности я не сразу сообразил, что соврать.

Женщина пригладила растрепанные волосы, окинула взглядом зал и вышла со словами:

– Какое чистенькое заведение.

Значит, снаружи уже висит вывеска?

Я посмотрел в окно и, убедившись, что женщина ушла, выбрался на улицу. Поскольку я не отходил далеко, значит я не нарушал правила, о которых предупреждала Сохо. При дневном свете здание выглядело старым, но опрятным.

Ресторан «Кумихо» – гласила вывеска, слишком большая для такого низкого одноэтажного строения. Ну-ну, логово тысячелетней лисы – худшей рекламы и не придумаешь! Ко всему прочему еще и буквы на вывеске кроваво-красного цвета. У меня появились подозрения:

– «Кумихо»? Почему у ресторана такое откровенное название? Может быть, в этом есть какой-то подвох?

Я немного постоял снаружи, разглядывая вывеску, а затем вошел внутрь. Может, Ачжосси прав, утверждая, что мы нарвались на отпетую мошенницу? Я всегда думал, что с меня нечем поживиться, а значит, плохие люди мне не страшны. Но, как говорится, раз не бывает абсолютно бесполезных людей, то и я могу представлять какой-то интерес для мошенников.

Вскоре входная дверь снова открылась и вошла сгорбленная старушка, одетая в красный свитер. Ее полностью седые, без единой черной пряди, волосы были пострижены под каре.

– Мы интерьер не доделали, откроемся завтра, – быстро сказал я, лишив посетительницу возможности хоть что-то сказать.

– Ах, вот как. А что у вас в меню? – Старушка сделала еще шаг и осмотрелась по сторонам.

– Меню?

– Что вы будете готовить для посетителей?

– Все, что хотите, – снова поспешно соврал я.

– Все, что хочу? Это мне нравится. Надо будет обязательно заглянуть сюда еще раз.

После ухода старушки я закрыл изнутри входную дверь и сразу почувствовал умиротворение. Я сладко потянулся и привычно лег ничком на сдвинутые столики. Солнце согрело спину, растопив своим теплом последние крупицы тревоги, на душе стало удивительно спокойно.

Не знаю, сколько я проспал. Когда я открыл глаза, внутрь уже потихоньку пробралась темнота. Ачжосси до сих пор не вернулся. Интересно, где он и чем занимается.

Я начал понемногу беспокоиться. А вдруг боль, о которой предупреждала Сохо, оказалась намного страшнее, чем мы себе представляли? Если с ним что-то случится, мне вовсе не хочется находиться здесь в одиночестве все отпущенное время. Знал бы, что так получится, заранее спросил бы, как можно вызвать Сохо в экстренных случаях.

Тьма торопливо заполняла собою ресторан. Далеко за окном простиралась ночная улица, еще более яркая, чем днем.

Я сидел в темноте, обхватив руками коленки и уставившись в окно. К ресторану нетвердым шагом приближалась черная тень. Сердце мое ушло в пятки – мне показался знакомым силуэт, размахивающий руками и еле передвигающий ноги. Наверняка это мой товарищ по несчастью. Но почему он еле бредет?

Тук-тук-тук. Шлёп. На входе одновременно со стуком послышался глухой звук падающего тела. Я осторожно приоткрыл деревянную дверь, за которой, скрючившись, сидел Ачжосси и нелепо махал руками. С трудом мне удалось его поставить на ноги. Он едва мог стоять, и как медуза, колыхался всем телом, словно у него не было костей.

– Такое ощущение, что мне отрывают пальцы ног, – еле слышно прохрипел он и потерял сознание.

Прошла ночь, Ачжосси пришел в себя только после обеда следующего дня. Он очнулся, но не мог говорить. Видно было, что он чем-то сильно напуган.

– Ты ведь умеешь готовить яичницу? Пожарь мне глазунью, – голос у него был хриплым и надтреснутым.

Он молча поел и, судя по его блуждающему взгляду, продолжал пребывать в глубоких раздумьях.

Вокруг висело тяжелое и вязкое молчание, – такое продолжительное, что в конце концов стало невыносимым. Мне было страшно. Что случилось с Ачжосси? Значит, и меня может поразить подобная боль? И что нас с ним ждет впереди?

– Думаю, нам лучше не выходить наружу, – после долгого молчания выдавил дядька.

На его лице уже не было того радостно возбужденного выражения, с которым он покидал ресторан.

– Ачжосси…

– Перестань! – испуганно вскрикнул он. – И не спрашивай меня ни о чем! Не хочу сейчас об этом говорить. Это невыносимо страшная боль. Так что не выходи отсюда. У нас осталось сорок с лишним дней. Я потом расскажу подробности, когда немного приду в себя.

Боль и ужас, тлевшие в его глазах, разгорелись с новой силой. Мое сердце на миг сжалось от страха.

– Ым-м-м… – спустя некоторое время раздался мучительный стон, дядька держался обеими руками за голову.

– У вас что-то болит?

– Да я не от боли. Уф-ф… Я думаю, что же мне теперь делать. Я без малейших колебаний продал возможность ожить только по одной единственной причине. Но ее нельзя осуществить. А-а-а-а… – Его стон был полон отчаяния. – Я все думаю о том, как потратить отпущенное мне время, если нельзя выходить отсюда. Но моя голова словно в тумане, ничего не приходит на ум, – продолжал мучиться Ачжосси.