Трафальгарский ветер - Форестер Сесил Скотт - Страница 7

• Предыдущая
• 7/93
• Следующая

Все вместе эти люди представляли собой довольно внушительную толпу, оккупировавшую почти все свободное пространство на палубе «Принцессы». Опустевший баркас плавно отшвартовался от борта баржи, на нем подняли паруса, он лихо развернулся, накренясь под опасным углом к волне, и полетел обратно по направлению к флагману.

Мидоус тем временем, под пристальным взглядом Бедлстоуна, не без известного драматизма простер в направлении собравшихся людей руку, чем-то напомнив Хорнблоуэру одного известного капитана, в ответ на вопрос: «По какому праву?», похожим жестом указавшего на свои пушки и ответившего: «Вот мое право!»

— По условиям вашего контракта, капитан Бедлстоун, — заговорил Мидоус после небольшой паузы вы обязаны кормить нижних чинов, исходя из расчета шесть пенсов в день на человека. Во время этого плавания все офицеры будут питаться наравне с простыми матросами. Нравится вам это или нет, ничего другого я вам предложить не могу.

— Да это же чистейшей воды пиратство! — воскликнул потрясенный Бедлстоун.

— Можете называть это как вам будет угодно, — устало ответил Мидоус.

Отступив на пару шагов, Бедлстоун затравленно огляделся, но не обнаружил ни в волнах, ни на небе ничего утешительного. Ближайший корабль находился нескольких кабельтовых от баржи, а мрачное выражение на застывшем лице Мидоуса не предвещало ничего хорошего. Каким бы мягким ни выглядел в глазах окружающих вынесенный ему приговор, было видно, что сам он казнил себя беспощадно. Он вполне справедливо считал свое будущее утраченным для дальнейшей морской карьеры, и вряд ли его могли испугать возможные обвинения в попытке бунта со стороны Бедлстоуна. Кроме того, его авторитет командира по-прежнему распространялся на офицеров «Пришпоренного». Как и он сам, они потеряли все свои пожитки во время гибели шлюпа и по закону считались с этого момента на половинном жаловании. Уже одно это делало их весьма опасными людьми при возникновении финансовых трений. Что же касается матросов, те, безусловно, готовы были без рассуждений выполнить любое распоряжение своих офицеров. А весь экипаж «Принцессы», не считая Бедлстоуна, состоял из его помощника, кока, четырех матросов и мальчишки-юнги. В случае столкновения шансы были не на стороне Бедлстоуна, и он сразу же это понял, хотя речь его по-прежнему звучала вызывающе.

— Мы еще вернемся к этому разговору в порту, Капитан Мидоус, — пообещал он с угрозой.

— То же самое относится и к капитану Хорнблоуэру. Он также будет питаться из расчета шесть пенсов в день, — безмятежно продолжал Мидоус, не обращая на угрозу решительно никакого внимания.

— Позвольте, но я уже уплатил три гинеи! — вмешался Хорнблоуэр.

— Вот и чудесно! — обрадованно воскликнул Мидоус. — Они пойдут в общий котел. Так… это будет… это будет сто двадцать шесть шестипенсовьпе порций, я правильно подсчитал, м-р Бедлстоун?

Условия обитания на «Принцессе» лучше всего можно было охарактеризовать одной фразой: невыносимая теснота. В крохотной каютке, где прежде висел только один гамак Хорнблоуэра, теперь размещались еще семь человек, каждый из которых мог занять пространство, не превышающее внутренность средних размеров гроба. К сожалению, небольшие промежутки между телами спящих офицеров все же были, и это вело к постоянным столкновениям вышеозначенных тел как между собой, так и с более твердыми деревянными панелями каюты. Эти соприкосновения происходили каждые несколько секунд из-за удивительной способности баржи раскачиваться одновременно в нескольких направлениях. Хорнблоуэр, по праву первого, благоразумно выбрал себе местечко в нижнем ярусе, где воздух был чуточку свежее, чем наверху. Над ним расположился Мидоус, справа повесил свой гамак Буш, а слева находилась стена. Когда «Принцессу» кренило в ее сторону, совокупная масса трех соседних тел с силой вдавливала Хорнблоуэра в неподатливое дерево. Когда же баржу бросало на другой борт, было слышно, как хрустят ребра бедняги Буша, сдавленные и справа и слева. Если же качка приобретала вертикальный характер, приходилось входить в соприкосновение с массивной тушей Мидоуса. Такой контакт усугублялся еще тем, что вследствие своего высокого роста тот поневоле находился в скрюченном положении, а его «кормовая часть» нависала в опасной близости от Хорнблоуэра.

Лежа без сна, Горацио, от нечего делать, вычислил, что при вертикальной качке каюта деформируется на несколько дюймов в высоту, тем самым увеличивая вероятность нежелательного контакта с верхним соседом. Об этом достаточно убедительно свидетельствовали скрежет и потрескивание составляющих обшивку каюты досок. Так и не сумев заснуть, Хорнблоуэр, в районе полуночи, с трудом выбрался из гамака, прополз на спине под нижним ярусом вдоль стенки и подобрался к дверному проему — свежий воздух сразу проник ему под сорочку.

Первая же ночь на борту «Принцессы» показала, что спать в таких условиях просто невозможно. Было принято разумное решение разбиться на вахты и спать по очереди по четыре часа. К этой системе все были давно приучены за время службы и поэтому вернулись к ней самым что ни на есть естественным образом, заодно распространив «вахты» на время приема пищи и прочие ежедневные процедуры.

И все же «Принцессу» трудно было назвать счастливым судном. Настроение на борту царило такое, что при малейшей провокации люди готовы были вцепиться друг другу в глотку. Сулило крупные неприятности и открытое пренебрежение, с которым все эти «морские волки» критиковали Бедлстоуна и его методы управления баржей. По-прежнему преобладающим оставался норд-ост, с каждым часом все дальше сносящий «Принцессу» под ветер, — ситуация совершенно невыносимая для людей, месяцами и годами не ступавших на землю и не видевших свои семьи. Пусть этот ветер нес замечательную погоду и сулил богатый урожай на полях Англии, для пассажиров баржи он означал лишь дополнительный источник раздражения и недовольства, готовых по любому поводу перерасти в открытую ссору.

Среди пассажиров очень скоро образовались группы наблюдателей, придерживающихся прямо противоположных мнений относительно того курса, который должен был избрать Бедлстоун. Первые считали, тот должен был повернуть на запад, в Атлантику, где легче было поймать попутный ветер. Вторые полагали, что следует пробиваться к берегам Англии уже взятым курсом, но и те и другие открыто издевались над тем, как Бедлстоун и его экипаж управляются с парусами, штурвалом, снастями, как меняют курс или ложатся на другой галс. Каждый считал своим долгом громогласно сообщить присутствующим, насколько он сам мог бы лучше выполнить тот или иной маневр.

В один прекрасный день после полудня сердца людей зажглись надеждой на перемену. Такое происходило уже не в первый раз, поэтому каждый ждал, затаив дыхание и не осмеливаясь произнести ни слова, не стихнет ли только что задувший и пока еще слабый юго-восточный ветерок. Но тот и не думал стихать, а напротив, с каждой минутой набирал силу. Сразу оживший Бедлстоун метался по шканцам и орал на матросов на мачтах, слишком медленно, на его взгляд, управляющихся с парусами. В считанные минуты болтающаяся посреди моря «Принцесса» набрала скорость и обрела хоть какую-то видимость морского судна, по-прежнему, правда, напоминая в своем движении ломовую клячу, почуявшую внезапно, что дорога пошла под уклон.

— Как вы думаете, каким курсом мы сейчас идем? — спросил Хорнблоуэр.

— Я полагаю, норд-ост, сэр, — осторожно высказался Буш, но штурман Прауз покачал головой.

— Скорее норд-ост-ост, — сказал он.

— Пусть так, — не стал спорить Хорнблоуэр. — В любом случае, это лучше, чем ничего.

Следуя этим курсом, «Принцесса» не приближалась к Плимуту, зато появлялась возможность поймать попутный ветер у входа в Канал.

— Уж больно ее под ветер сносит, — угрюмо заметил Прауз, бросая взгляд сначала на паруса, а потом на едва заметный пенный след за кормой.

— Что ж, джентльмены, нам остается лишь надеяться на лучшее, — сказал Хорнблоуэр. — Кстати, вы обратили внимание на облака? Я уже давно не видел ничего подобного на небе.

• Предыдущая
• 7/93
• Следующая