Городская Ромашка (СИ) - Кай Ольга - Страница 1

Дождь лил с ночи, не переставая. И, хотя время зажигать фонари еще не подошло, на улице было темно, и прохожие старались выбирать освещенные витринами улицы, спеша домой после очередного трудового дня. Под окнами проплывали разноцветные зонтики, казавшиеся одинаково серыми, с шелестом проносились автомобили. А из плотно занавешенных окон лились смягченные тканью отсветы, в которых изредка можно было угадать силуэты хозяев. Но чаще окна полностью закрывали жалюзи, и невозможно становилось понять - есть там кто, в доме, или хозяева еще не вернулись с работы.

Крайняя улица, которую называли Кольцевой, не считалась престижным местом для проживания - совсем близко к городской стене, а от центра города со всеми его развлечениями - далековато. Пешком не дойдешь. Но ведь те, кто жил в центре, пешком ходили разве только по квартире и, надо сказать, правильно делали: за свою жизнь приходилось опасаться не только тем, у кого есть, что взять. Потому-то все жители города, если была возможность, старались проехать хотя бы на метро.

Однако девушка, сидевшая в окне седьмого этажа старого дома на Кольцевой, считала, что ей повезло: в проем между зданиями на другой стороне улицы она видела небо. Небо начиналось от городской стены и уходило ввысь. Оно словно бы накрывало город своим куполом. Чаще всего небо имело грязно-серый цвет, но даже тогда можно было разглядеть над самым краем стены переливы невиданных красок, особенно вечером, когда садилось солнце. Тогда небо над стеной становилось ярко-алым, а иногда огненно-рыжим, и, постепенно темнея, меняло оттенки. Солнце уходило туда раскаленным докрасна кругом, опутывая закатными лучами клочья удивительных фиолетовых облаков.

Но сегодня буйства красок было не дождаться. Дождь заполнил собой все пространство до самой стены, и бесполезными оказывались попытки рассмотреть хоть что-нибудь за серо-бурой пеленой воды. Капли летели мимо окна, как всегда грязные, неприятные, после которых на одежде вполне могли остаться желтоватые пятна. Подозревая, что эта грязь вовсе не безвредна, люди старались под льющуюся с неба воду не попадать, а если уж случалось такое - тщательно мылись под горячим душем.

Девушка переменила позу, устраиваясь на подоконнике поудобнее. Одна створка окна оставалась открытой, и шум воды наполнил комнату, в которой нескоро еще включат свет. Очень приятно сидеть в темноте, когда ничто не отвлекает от грез, рождающихся под спокойную песню дождя. Девушка сидела на подоконнике, глядя поблескивающими глазами куда-то вдаль, и видела она, наверное, не только это хмурое небо, а еще что-то, ведомое ей одной.

Дверь вдруг отворилась, полоса света перерезала комнату на две части, и в проем просунулась курчавая женская головка.

- Не спишь?

- Не сплю, - нехотя отозвалась девушка.

- Ну, тогда иди поужинай!

Дверь снова прикрыли, но не плотно. Девушка сидела еще некоторое время неподвижно, но пробивавшаяся из гостиной полоска света мешала вновь отгородиться от окружающего мира, и потому ничего не оставалось, как спрыгнуть с подоконника выйти туда, где горел свет.

Кухонька, служившая одновременно и прихожей, и гостиной, обходилась без окон. Здесь постоянно горели электрические светильники, вернее постоянно с тех пор, как небольшое семейство тетушки Полианы приехало погостить у своей племянницы. Постоянно с тех пор, как в городском крематории сгорело тело последнего близкого и любимого человека.

- Ну-ка, Машка-Ромашка, кушай быстрее, пока не остыло!

Тетя весело хлопотала на кухне, ее муж и маленький сын уютно устроились на угловом диванчике, доедая десерт. Девушка села за стол и взяла ложку.

Вообще-то ее звали Ромашкой. Странное имя очень ей досаждало, потому что легко рифмовалось с чем угодно, чаще всего обидным. Отец рассказывал ей, что имя это означает "прекрасный цветок, подобный солнцу", но отец был романтиком, а долгие и упорные поиски в архивах электронных библиотек дали свои результаты, и теперь Ромашка твердо знала, что назвали ее в честь какой-то сорной травы, которую еще в давние времена изгоняли с пастбищ, чтобы не давала молоку неприятного запаха.

Длинное имя пытались заменить в обиходе на привычные, но давно уже немодные имена, кликая девочку то Ромкой, то Машкой - не прижилось. Машкой-Ромашкой звала ее, правда, не только тетя, а вот просто Машей - никогда.

Часто Ромашка завидовала своим знакомым, имена которых были куда более благозвучны. Новая волна моды принесла имена, означавшие названия диковинных цветов, растений и животных, которых редко кто видел даже на картинке. Так, например, бывший одноклассник Ромашки, задавака и хулиган, носил имя Рысь, которое, по мнению девочки, ему вовсе не подходило, ведь рысь - это мягкий, пушистый зверь с кисточками на ушах, пусть и хищный, но внушающий уважение, желание любоваться собой. А лучшую подругу Ромашки звали Дельфиной. Ромашкин папа когда-то, очень давно, рассказывал, что дельфинами называли прекрасных и очень умных морских существ. И тут он не ошибался - дотошная доченька все проверила, и когда показала подруге картинку с дельфином, той очень понравилось. Ну, ясное дело, всем достались имена красивые не только по звучанию, но и по значению. Ромашка чувствовала бы себя несправедливо обиженной, если бы не знала наверняка - имя для нее выбирала бабушка.

О, бабушка Ромашки была почти легендой! Поговаривали, что родилась она не в городе, а на хуторе, да только существовал ли этот таинственный хутор на самом деле - никто толком не знал. Бабушка умерла почти сразу после рождения внучки, поэтому Ромашка ее совсем не помнила, зато ее сына, а своего отца, помнила очень хорошо: невысокий, с добродушным лицом и басистым голосом, он казался ей большим и очень-очень надежным. Его Ромашка вспоминала куда чаще, чем мать, хотя и сожалела порой, что природа не наделила ее маминой внешностью. Мама была очень красивая, высокая и тоненькая, темноволосая, с большими синими глазами, и невероятно хрупкая. Мама часто болела, и Ромашка слышала, что только бабушкино лечение помогало маме надолго. А не стало бабушки - и мама не вылезала из постели. Денег на лечение давно уже не хватало, а надежного друга-врача, который мог бы, не считаясь с запретами, помогать маме на дому, так и не нашлось. Да только болезни не суждено было забрать ее. Все случилось по-другому, разом оставив и Ромашку, и ее старшего брата круглыми сиротами.

После того, как девушка послушно вычерпала, ложка за ложкой, жидкий суп, тетушка Полиана поставила перед нею тарелку с картофельным пюре, минуту назад разведенным из порошка горячей водой. Тратить деньги на более разнообразную еду, с точки зрения тети, было неразумно.

- Кушай!

Ромашка ела. Пережевывать почти безвкусную массу не было необходимости, и девушка медленно отправляла в рот очередную порцию, глотала и долго ковыряла ложкой в тарелке, прежде чем снова зачерпнуть. Тетя, еще молодая и красивая женщина, с крашенными огненно-красными локонами вокруг маленького доброго личика, присела напротив, с беспокойством глядя на племянницу. Ромашка знала, что тетя жалеет ее, дурнушку и неудачницу, все еще не пришедшую в себя после постигшего ее горя, и очень удивляется, потому что ни разу за это время не видела, чтобы Ромашка плакала.

Все слезы девушка выплакала еще тогда, четыре недели назад, в самую страшную ночь - ночь после похорон брата. Сейчас Ромашка знала, что жизнь продолжается, что никакое горе не избавит ее от повседневных забот, которыми она сначала по-привычке, а после уже сознательно заполняла свое время. Но только что-то в этой жизни потерялось безвозвратно и навсегда, а что именно - Ромашка полностью осознала лишь недавно. Не было больше цели, не было смысла жить.