Плохая привычка (СИ) - Кит Тата - Страница 7

Вошёл в кабинку лифта, убрал телефон в карман брюк и потянулся к кнопке лифта. Застыл, так и не успев её нажать. Знакомый размеренный стук каблуков донесся до слуха. Мотор дал сбой. Я молча прочистил горло и отошёл к стене, делая вид, что ничего не замечаю и занят лишь своими мыслями.

В лифт вошла она — причина сбитого сердечного ритма.

На ней строгий брючный костюм, приталенный пиджак. Безупречная фигура. С виду хрупкая статуэтка, но внутри стальной стержень, которым она умеет защищаться и выебать, там где надо.

Умная, красивая… не моя.

— Доброе утро, — сухо обронила Наталья и встала рядом со мной плечом к плечу. В двух руках сжала ремень сумочки и застыла, глядя прямо перед собой.

— Доброе, — бросил я тихо в ответ и нажал кнопку этажа, на котором находится наш офис.

Ароматом её духов заполнило кабинку лифта. Привычно сделал глубокий вдох. Интересно, хоть кто-нибудь догадался сделать комплимент её новым духам? Предыдущие тоже были хороши, но эти, новые, выше всяких похвал. Не сладкие, но лёгкие; не въедаются в рецепторы, но, унюхав раз, уже не забудешь.

Исподтишка покосился на Наталью и нахмурился ещё сильнее.

Уже несколько дней она ходит по офису, как тень. Её не слышно и не видно. Она пропадает в кабинете, перестала появляться у кулера и трепаться с другими сотрудницами о всякой ерунде. На планёрке говорит общими фразами и не отстаивает своё мнение, как бывало раньше. Раньше по кабинету могли искры летать из-за наших споров, другие сотрудники щемились, но сейчас Наталья быстро тухнет и сдаётся, соглашаясь со всем, что ей говорят. В её глазах пропал огонь, но под ними залегли тени, говорящие об усталости. И, может, я перегибаю со своей наблюдательностью, но мне кажется, что она похудела.

Дать ей отпуск? Она недавно в нём была. Да и других сотрудников нужно пожалеть, ибо если в офисе не будет Натальи, от скуки я начну отрываться на них. Ничего не поделаешь с тем, что Наталья — единственная, кто прямым взглядом может сдерживать во мне долбоёба-самодура. Бывает, я выхожу за рамки, но при ней неосознанно начиная себя сдерживать, хоть она и не просит.

Подслушать бабский трёп в курилке, чтобы узнать, что у неё происходит? Да нахрена оно мне надо?! После бабского трёпа на рандомные темы потом самому потребуется отпуск где-нибудь в психушке.

Да и Наталья, насколько я успел понять, не обсуждает на работе личное. Да и в целом не сильно участвует в бабском трёпе. Наверное, потому что не курит.

А на её мужа — идеального, сука, мужа — бабы в офисе успевают облизываться и течь только в те редкие моменты, когда тот забирает её из офиса или подвозит до него.

Выйдя из лифта, мы разошлись в разные стороны. Сидя в своём кабинете, я знал, что через несколько минут Наталья принесет бумаги на подпись, поэтому всё чаще косился на дверь. И сосредоточенно уставился в ноутбук, когда услышал стук острых каблуков за дверью.

— Можно? — профессиональным сухим тоном спросил Наталья.

— Заходи, — буркнул я себе под нос и отодвинул ноутбук в сторону, освобождая место на столе для бумаг.

Машинально подписал там, куда она мне показывала аккуратным ноготком, периодически косясь на её профиль.

К сожалению, из-за длинного рукава пиджака, я не видел её тонких запястий и часов на серебряной цепочке. Такие только моя мама носила.

Я часто слышал, как бабы в офисе уговаривали Наталью снять это «старьё», которое «никто давно не носит», «это прошлый век», но она их не слушала. И правильно делала. Едва ли у кого-либо найдется ещё более женственное украшение, чем часы на тонкой звенящей цепочке.

— А что насчёт розничных точек, Федосеева? Не хочешь поковырять мне мозг? — спросил я, уходящую Наталью.

— Нет, — остановилась она, обернувшись вполоборота. — Вы ясно дали понять, что вам это неинтересно. Эта фирма ваша, так что… — повела она плечом, не закончив фразу. — Извините, мне нужно работать, Вячеслав Александрович.

— Иди, — бросил я сухо и ещё долго смотрел в закрытую дверь, пытаясь понять, что произошло и почему такие перемены в настроении.

Я не имею на это никакого права, но иногда я позволяю себе вмешаться и помочь ей с чем-то, хотя бы, незначительным. С тем, следы от чего не приведут ко мне. Ремонт кабинета, кондиционера, машины… Хотя, странно, что с последним не справился идеальный, сука, муж.

Позже вечером, в конце рабочего дня, когда офис уже опустел, я спустился на парковку, где сразу заметил, что машина Натальи всё ещё стояла рядом с моей, хотя свет в её кабинете не горел. Только подойдя ближе, я понял, что она сидит в машине и плачет, утирая слёзы тыльной стороной ладони.

Какого хрена?!

Не заводится тачка? Вряд ли. В таком случае, сюда бы уже прилетел идеальный, сука, муж и занялся проблемой. Если не он, то любой другой сотрудник. Вряд ли Наталья стала бы плакать из-за какой-то машины. На крайний случай, есть такси.

Видимо, всё-таки, придётся подслушать бабский трёп в курилке.

— Мама, а ты почему не ешь?

— Что?

Я подняла голову, оторвав взгляд от тарелки, по которой ложкой размазывала пюре.

— Ты опять не ешь, мам, — Стёпка укоризненно смотрел то на меня, то на полную тарелку передо мной. Его тарелка была уже поста и немного отодвинута в сторону. — Ты и вчера ничего не ела. И позавчера. Ты заболела?

Хуже, сыночек. Мама умерла, осталось только закопать, но некому.

— Нет, Стёп, я не заболела. Просто… просто у меня диета.

Я тоже отодвинула в сторону тарелку и отпила глоток воды из стакана.

— Ты и так красивая и худая. Зачем тебе ещё диеты? — сын хмурился и будто немного был смущен тем, что только что отвесил мне комплимент.

— Хочу взлезть в новое платье. Случайно купила на размер меньше. Жалко, если в шкафу просто так провесит.

— Ясно, — вздохнул сын и обалдело опустил взгляд на стол, давая понять, что, в общем-то, ничего не понял, но расспрашивать — себе дороже. — А с папой что? Он домой вернется? Вы ещё не помирились?

Я сказала Стёпе половину правды: мы поругались с папой и поэтому папа некоторое время поживёт отдельно. Сын расстроился, похмурился, спросил, где сейчас папа, но не получив нужного ответа (я действительно не знала, где он сейчас живёт), не стал больше ничего уточнять. Да и я едва ли смогла объяснить ему хоть что-то, не начиная злиться или плакать.

— Мы ещё не помирились, Стёп.

— А вы будете, вообще, мириться? — вдруг задал сын вопрос.

Глядя на точку перед собой, я задумалась. В очередной раз я спросила у себя, смогу ли я простить измену? Ради сохранения семьи, ради психологического здоровья своего ребенка, ради любви, в конце концов…

— Не знаю, — выронила я тихо. — Не знаю, Стёп.

— Ладно. Я поехал к бабушке с дедушкой.

Стёпка встал, задвинул стул под стол и пошёл к выходу из кухни.

— Что сегодня будете делать? — поинтересовалась я.

— Дед просил помочь ему вынести мусор с балкона на мусорку, — сын отвечал словно через губу.

— Хорошо. Только ты аккуратно, Стёп. И напиши мне, когда до бабушки с дедушкой доедешь.

— Ладно, — буркнул сын и, прихватив джинсовую куртку, довольно быстро ушёл из квартиры.

Я ещё долго сидела на кухне за пустым столом, не зная, чем занять себя в выходной день. Будь дома Серёжа, мы бы, возможно, поехали к друзьям или…

Болезненный ком подкатил к горлу.

…Или он, наверняка, снова делал бы вид, что занят работой.

В квартире было так тихо, будто она нежилая.

Чисто и красиво. Холодно и мертво.

Словно желая убежать от всего, я собралась и ушла из квартиры гулять по городу. По большому счёту, я искала место, где мне хотелось меньше всего плакать и ненавидеть себя и Серёжу. Оплакивать потраченные годы на недостойного человека — слишком трудозатратное занятие для слезных желез. В итоге, ноги привели меня к квартире подруги, которая когда-то была свидетельницей на моей свадьбе.