"Фантастика 2024-47". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Льгов Андрей - Страница 6

- На, Рыжий, принимай, только это не ему, это нам. Из люка на палубу выскочил маленький пузатый бочонок, совсем не такой, какие делали северяне для эля. За ним выскочил второй, третий...

Олаф подымал выброшенные Хэймлетом изтрюма бочонки и аккуратно складывал их в центре судна, считая их на ходу - он умел считать. Олаф был грамотным викингом. Очень немногие из людей фиордов могли похвастаться подобным умением. В скучные зимние вечера, которые викингам поневоле приходилось проводить в тепле домашнего уюта, домочадцы, пользуясь редкими днями пребывания доблестных мужей в семейном кругу, спешили справить все праздники, какие только можно было придумать. Соседи почитали Олафа Торкланда не только за крепкие руки и буйный нрав, но и за умение считать - это почиталось воистину божественным искусством.

"Сам владыка светлых асов, великий Один, отдал свой глаз, чтобы научиться читать. А наш Олаф научился считать, отделавшись жертвой всего лишь одного человека, да и тот раб был никудышный, франкский колдун в черной женской юбке, толстый, как бочка, умеющий больше трепать языком, чем работать. Когда его наказывали, хныкал, как девка, и все время бурчал свои колдовские заклинания "Ave Maria", наверно порчу насылал. В общем, божественный дар Олаф получил почти даром, видно, за какие-то одному Одину известные заслуги" - так говорили соседи и приглашали ярла на все свои праздники, свято считая, что он приносит удачу. Олафу такое положение вещей было очень кстати, так как его подруга Асьхен весьма бережливо относилась к запасам эля в их доме.

И вот он носил бочонки по палубе, загибая пальцы. Когда пальцы кончились, а неугомонный Хэймлет все продолжал извлекать содержимое трюма на палубу, Олаф озабоченно почесал затылок, ища выход из создавшегося положения. Вдруг его лицо озарилось, блестящая мысль посетила ярла. Торкланд быстро сбросил с ног одеревеневшие от морской соли сапоги и весело продолжил работу, ведя учет количества священной жидкости благодаря пальцам ног. Когда и пальцы ног кончились, он утомленно воскликнул:

- Эй, Хэймлет-датчанин, ты уже выкатил пойла на целый хирд. Клянусь всеми восьмью ногами Слейпнира, что нам сегодня уже не уйти с этой ладьи на своих двоих. Для кого ты еще стараешься?

- Правда? - Из люка показалась взъерошенная голова Хэймлета, без шапки.- А я увлекся, там ведь еще полтрюма!

- Это на опохмелку,- произнес Олаф важно, поглаживая бороду.

- Ну ладно, а теперь для Одина, чего попроще,- вспомнил Хэймлет и снова нырнул под палубу.

- Не чего попроще, а что обещал,- поправил товарища Олаф.- Ну откуда я знал, что у меня полный трюм вина, да, может быть, суровый владыка и не любит этого заморского зелья,- как бы оправдываясь, пожал плечами викинг.

Тем временем из трюма выползала большущая, не в пример чужестранным, дубовая бочка эля.

- Эй, верзила, чего стал? Иди помоги. Я, что ли, давал обещания Одину, чтобы здесь за тебя корячиться?

Вдвоем они выволокли бочку на палубу и подкатили к груде винных бочонков, перевернули, и Олаф кулаком вышиб донышко.

- Ну, Великий, прими дар, не побрезгуй.- И он перевернул бочонок.

Кислый эль разлился по палубе, пропитывая пьяным запахом доски и хлюпая под ногами. Викинги поудобней устроилисьна гребной скамье и, взявши по бочонку, дружно вышибли донышки.

- В добрый путь вам, братья хирдманы, холодного эля и сладких валькирий и привет от меня Одину.

Викинги чокнулись винными бочонками, и тризна началась. Вскоре опустевшие емкости дружно полетели за борт, и мозолистые руки потянулись за следующими.

Вечерело, пьянка была в разгаре, когда на море поднялась волна, заставив заволноваться и воду в проливе. Скрепленные между собой драккары начало медленно уносить в море, привязанную сзади ладью поволокло следом.

Когда накрепко связанные боевые корабли наконец вышли в открытое море, течение рвануло их и увлекло за собой, резко разворачивая влево, на восток. Волочащуюся сзади ладью, еще не вышедшую из пролива, так ухнуло об скалу, аж обшивка затрещала, а собутыльники разом повалились с лавки, при этом грязно ругаясь.

- Слышишь, Олаф, кажется, мой "Фенрир",- так назывался драккар датского конунга,- сговорился с твоим "Йормунгандом", и они вместе решили нас утопить.

- Нет,- прохрипел Торкланд,- они, наверно, просто захотели поплавать, шутка ли для моего змея простоять в этом болоте целый день и целую ночь, сейчас я его отпущу, пусть погуляет.

- А может, не надо? - пьяным голосом спросил Хэймлет, какая-то мысль вертелась в его затуманенных мозгах. Он откуда-то знал, что, не надо отпускать драккары поплавать, но не мог точно сформулировать, почему этого делать не стоит, и потому решил не спорить со своим урманским другом.

Торкланд встал на ноги и, достав из-за голенища нож, направился к носу ладьи. Он шаркал по палубе подошвами сапог, пытаясь удержать равновесие.

- Ну и качка сегодня! - Викинг вытер взмыленный лоб.

Хэймлет, горя желанием поддержать товарища, вскочил на ноги, и тут, видимо, большущая волна подбросила ладью, опрокинув датчанина лицом на палубный настил. Олаф, видя падение товарища, тоже не устоял на ногах и распластался на палубе. Встав на четвереньки, он вдруг обнаружил, что в таком положении качки не чувствуется вообще. Кнарр опять задел скалу. Олаф вспомнил, зачем у него нож в руке, и, не стесняясь, направился на четвереньках на нос корабля. Ладью тряхнуло еще раз, видно, неугомонные корабли так и рвались на волю, а плененный кнарр, застрявший в скалах, мешал им.

Олаф наконец добрался до носа ладьи и полоснул ножичком по канату:

- Иди, дорогой, поплавай чуть-чуть.

Натянутая до предела веревка тут же со звоном лопнула, кнарр резко отпрянул от скалы, так что Олаф чуть не вывалился за борт.

Больше ничто не отвлекало викингов от достойного занятия, и они увлеченно продолжили начатое дело.

- Я вообще не конунг, а сэконунг,- рассказывал о себе Хэймлет,- да и то опальный. Моя мачеха, дырявая подстилка для треллов, спуталась с Клэвином, вонючим боровом, моим родным дядюшкой.- Он взял бочонок и, переведя дух, отхлебнул вина.- Так вот, когда мой папашка застал эту парочку на горячем, он по доброте душевной велел мачехе выметаться из дома, дядюшке просто разбил морду, а сам, напившись, лег спать.

- Я бы намотал ее волосы на кулак - и головой об лавку! - разочарованно воскликнул внимательный слушатель.- А его заставил бы сожрать все дерьмо из конюшни, а потом скормил бы свиньям! - И Олаф припал губами к посудине.

- Но мачеха, грязная Сигюн, этой же ночью перерезала папаше горло, воспользовавшись его нетрезвым состоянием, а потом свалила все на меня. Как назло я в это время развлекался с крошкой Эйхель, и никто не смог бы подтвердить, что в ту ночь видел меня в своей компании. А кто же поверит сопливой девчонке? Да и я велел ей пока держать язык за зубами, чтобы сберечь ее белую шейку. Клэвин, подстрекаемый этой шлюхой, моей мачехой, поднял на меня людей, но он, сухопутная собака, ни разу не выходил в море, и, несмотря на все доказательства, подстроенные мачехой, половина викингов встала за меня. Обстоятельства сложились не в нашу пользу и мы ушли на корабли. В тот вечер я поклялся перед светлыми ликами всех асов, что намотаю на меч поганые кишки Клэвина, а мачеху отдам на поругание рабу-черпальщику. Пользуясь тем, что флот данов остался у нас в руках, я разослал корабли в разные стороны, чтобы оповестить датских ярлов о чудовищной измене и склонить их на свою сторону. Сам же я отправился на "Фенрире" на север, посмотреть, так ли страшны урманские ярлы, как о них рассказывают.

- Ну-ну, посмотрел? - прохрипел Олаф, подавляя зевоту.- Как я тебе?

- Да ты первый такой,- парировал Хэймлет,- остальные все мелюзга, я три драккара потопил - при этом всего шесть человек потерял.

- Это правда,- перебирая в памяти всех своих знакомых, живых и уже убитых им, и не видя себе равных, продолжил Торкланд,-да, я один такой красивый, все остальные так себе.