Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 7

— Григорий Дмитриевич, — на этот раз он говорил совсем не тем казенным голосом, что раньше. — А теперь рассказывайте все. Я ведь помню ваши прошлые показы, и сколько вы всего утаили. Так в чем был подвох сегодня?

— Разве тут можно было что-то утаить? — удивился Бутаков.

— Я думаю, Григорий Дмитриевич бы справился, — Нахимов в меня верил.

— Так что? — буравил меня взглядом Корнилов. — Был подвох или нет?

— Был, Владимир Алексеевич, — выдохнул я, а адмирал улыбнулся, довольный, что сумел меня просчитать. — Подвох в двигателях. Заставить сразу пару работать одновременно на одном валу мы так и не смогли. Слишком сложно состыковать давление в разных котлах, чтобы они не мешали друг другу, а давали дополнительное усилие.

— Но зачем тогда их два? — спросил Бутаков.

— А чтобы враг, когда ему утекут эти сведения, помучился, — я широко улыбнулся. — А у нас в итоге просто будет несколько валов и винтов. Просто к первому тесту все не успели собрать, вот и решили устроить такую вот диверсию.

— Ха! Ну вы даете, Григорий Дмитриевич! Диверсию! — Нахимов довольно врезал мне по плечу. — И между нами… Возьмете в первый полет?

— Мы планируем подниматься в воздух через неделю. Вот доломаем полностью эти паровые машины, соберем новые с учетом ошибок, тогда и полетим. Я вас приглашу, Павел Степанович.

Нахимов довольно улыбнулся, а Корнилов только рукой махнул.

Полететь нам, правда, пришлось раньше. Пятого ноября разразилась настоящая буря, по сравнению с которой та, что была первого числа, показалась детской шалостью. Ветер бросался на берег так, словно собирался опрокинуть скалы. По улицам грохотал град и летала черепица, а за окном было видно, как поднимаются огромные валы, готовые перехлестнуть через самую высокую мачту. Даже в Большой бухте кораблям приходилось непросто, что уж говорить про союзные суда в Балаклаве и особенно у Евпатории.

Когда на следующий день непогода немного успокоилась, я сразу же поспешил к дому Волохова. По пути мне попалось несколько еле переставляющих ноги команд, что ночью удерживали наши корабли на плаву. Не лучше выглядели и адмиралы, когда я к ним заглянул — кажется, ни один из них не спал, и сейчас, несмотря на окончание бури, пришло самое тяжелое время.

— Затопленные корабли на траверзе бухты раскидало, — Корнилов был мрачнее тучи. — Александр Сергеевич уже спрашивал об этом и, уверен, до конца дня потребует возобновить преграду.

— Нам придется подчиниться приказу, — Нахимов старался не смотреть на своего старшего товарища.

— Капитан, сейчас не время и не место! — первым меня заметил Истомин и собрался было выставить с совещания, но я не дался.

— Я заказал мины! — выпалил я. — Десять дней тому назад, сразу после Инкермана. Князь Меншиков дал добро и пообещал, что нам привезут три сотни морских зарядов конструкции Нобеля и Якоби. Так что, если мы сможем их дождаться, корабли не надо будет топить.

— Сколько их ждать? Не раньше февраля, — задумался Истомин, разом забыв, что еще недавно пытался меня прогнать. — Враг может напасть и раньше.

— Ему тоже досталось от шторма, — возразил я. — Сколько англичанам и французам потребуется времени, чтобы восстановиться? Чтобы после Балаклавы и вчерашней ночи прийти в себя? А если они все же рискнут дать бой… Пусть у нас не будет затопленных кораблей, но бастионы-то на месте. Пушки — тоже. Порох — сухой! Мои ракетчики и пилоты тоже в случае чего выполнят свой долг. Так что, разве мы не справимся?

Повисло молчание.

— Мне нужна информация о повреждениях флота врага, — наконец заговорил Корнилов. — Причем нужна сегодня!

— Разъездам потребуется пара дней, чтобы все узнать, — возразил тихо стоящий в стороне генерал Моллер.

— Либо сегодня мы точно будем знать о потерях врага, — покачал головой Корнилов, — либо Меншиков не захочет рисковать.

— Может, «Ласточки» смогут справиться быстрее? — посмотрел на меня Нахимов.

— «Ласточки» сами не долетят до Балаклавы и тем более до Евпатории, — я покачал головой. — А вот «Севастополь» сможет.

Не хотел показывать дирижабль раньше времени, но если один его полет поможет спасти остатки наших линейных кораблей, то пусть. Проведем последние тесты прямо в воздухе.

Ветер еще не утих. Иногда налетит рывком, словно пугая, а потом исчезнет без следа.

Из-за этого внутри ангара «Севастополя» казалось, что кто-то колотит по стенам. Не самое приятное ощущение, когда баллон дирижабля заполняется водородом. С ним проблем оказалось не меньше, чем с паровыми машинами или подшипниками — еще повезло, что у Волохова уже были хранилища для светильного газа, которые он нам выделил. Ну, и его мастера, которые по методу Лавуазье нагревали воду, пропускали пар через раскаленный металл для получения нужного нам газа.

Когда я впервые увидел конструкцию, даже вздрогнул. А потом вспомнил, что встречал что-то подобное в будущем. Осажденный Ленинград, полки аэростатического заграждения, входящие в систему ПВО города, и маленький завод, который как раз таким образом и получал водород. Дорого, совсем не экономно, но тогда другого выхода не было — аэростаты заставляли самолеты немцев летать выше, где их было проще сбить, еще и прицельному бомбометанию из пикирования мешали…

И у нас сейчас выбора тоже не было.

Баллоны внутри дирижабля заполнялись один за другим, превращая провисшую ткань в плотные стенки. Вот «Севастополь» оторвался от земли, и теперь его удерживали только специальные тросы, которые мы закрепили на проведенных по бокам ангара рельсам. На них мы удержим его тут, на них же и выведем наружу.

Тест паровой машины, тест двигателя и винта, спуск и набор газа из дополнительных стальных баллонов — мы проверили все, что только возможно. И лишь после этого я отдал приказ команде дирижабля занять свои места. Пилот — Григорий Щербачев. Как же просился на это место Степан, но я спросил, готов ли он отказаться от «Ласточек» ради этого, и казак не смог сказать «да». Механик — Михаил Михайлович Достоевский. Пришлось взять одного из своих инженеров. Не хотелось ими рисковать, однако в первом полете мне будет нужен рядом именно тот, кто сумеет не только заменить готовые узлы, но и найти проблему, о которой мы пока можем даже не подозревать.

— Как же это невероятно! — место у окна занял Павел Степанович Нахимов. В этом полете не адмирал, а навигатор.

— Матросы на месте, — а это доложил Димка Осипов. Молодой мичман так и не нашел себя в «Ласточках», как его друг Лешка Уваров, не полюбил ракеты, как Сашка Алферов. Но вот громада «Севастополя», который он излазил снизу доверху еще во время постройки, прямо-таки покорила парня. И вот вместе с двумя нижними чинами он вошел в первую команду.

Надеюсь, я все предусмотрел.

— Вывести «Севастополь»! — чтобы отдать приказ, я подошел к окну, дождался взмахов руками от Лесовского и только потом вернулся к штурвалу. Мне притащили его с затопленного «Трех святителей». Как сказал Ильинский, который все это и провернул — на удачу и чтобы продолжить славные боевые традиции.

Первый полет был уже близко. Тарахтящая паровая машина на платформе Руднева медленно тащила нас навстречу солнечному свету.

Всегда грызу заусенцы, когда волнуюсь. Не самая лучшая идея, когда рядом еще не утихла эпидемия холеры.

— Малый ход, — я включил минимальный ход цилиндров для обоих винтов, и «Севастополь» подался вперед, натягивая удерживающие его канаты.

Мы заранее обсуждали, как лучше взлетать. Просто вверх, положившись на подъемную силу водорода, или же постараться взять процесс под контроль. Опыт полетов на «Ласточках» и «Карпах» прямо-таки требовал второго подхода — так и была придумана схема с работающими на старте двигателями.