Истории, нашёптанные Севером (сборник) - Коллектив авторов - Страница 14

За эти годы я взяла множество интервью — как у тех, кто был принудительно переселен, так и их детей и внуков. Мне также посчастливилось использовать интервью, взятые у пожилых саамов, которых уже давно нет в живых. Этот текст состоит из хора голосов. Коротких рассказов, йойков, воспоминаний. Я переплела и соединила их, используя яркие нитки, но иногда в полотне встречаются дыры и тишина. Устных рассказов со временем все меньше. Мне пришлось смириться с тем, что форма этого текста, как и всей саамской истории, похожа на разрубленные топором плетеные оборы. Их нити не истрепались, но они резко обрываются, и восстановить рисунок практически невозможно.

За время работы над книгой люди, у которых я брала интервью, начали уходить, один за другим. И каждый раз я чувствую, что теряю с ними частичку себя. Кому теперь задавать вопросы? Я слышала много историй о принудительном переселении от людей, чьи рассказы кто-то должен записать. Рассказы тех, кого принудительно переселили после того, как с севера на их земли пришли другие саамские семьи. Надеюсь, они еще успеют рассказать свои истории. Потому что для многих рассказ о пережитом — это способ исцеления. На моем любимом языке слова «рассказывать» и «помнить» выглядят практически одинаково: muitit переводится как «помнить», а muitalit — как «рассказывать». То, о чем мы повествуем, хранится в нашей памяти.

Giitos eatnat (большое спасибо). Спасибо muore, varé, áhkku, áddjá (дедушкам и бабушкам) — моим и другим. Это полотно я соткала для вас. Этот йойк — о вас.

Границы существовали всегда, но раньше они следовали за природным ландшафтом, проходили там, где кончались торфяники, долины, леса или горы. Новые границы Скандинавских стран перечеркивают все естественные системы: пастбища, родственные связи и пути перегона оленей, которые существовали тысячи лет. Перекраивание границ разделяет и людей. Именно поэтому рассказ о принудительном переселении должен начаться здесь — у границы 1751 года.

Мне очень хотелось, чтобы моя книга состояла только из личных историй, но, чтобы рассказать о принудительном переселении, прежде всего необходимо описать государственные границы. Их часто упоминают пожилые рассказчики, потому что именно изменение границ перевернуло их жизнь с ног на голову.

Граница между Датско-норвежской унией и Швецией, в состав которой тогда входила Финляндия, появилась в 1751 году. Скандинавские страны и Российская империя поделили между собой территории и подписали договор о границах. В качестве дополнения к договору был создан так называемый Лапландский кодицил, в котором закреплялось положение саамов, издревле населявших данные территории. Кодицил признавал саамов в качестве самостоятельного народа, обладающего правом землевладения. Им разрешили рыбачить, охотиться и заниматься оленеводством, как и прежде. Каждую осень стада оленей перегоняют на зимние пастбища вглубь материка, а весной возвращают к морю, где они пасутся все лето. Люди неизбежно пересекали границы.

Однако со временем право на привычную жизнь исчезает. В течение XIX века границы постепенно закрываются, а стада оленей оказываются на ограниченных территориях. Проблема достигает своего апогея в начале XX века, после обретения Норвегией независимости. Государство хочет, чтобы его землей пользовались только истинные норвежцы. Люди, постоянно пересекающие границу вместе с оленями, действуют на Норвегию как красная тряпка на быка — какое отношение к стране имеет этот народ, пусть он и жил там целыми поколениями? Оленьи пастбища должны уступить место хуторам и пашням. «Кочевой образ жизни — это бремя для страны и ее постоянного населения, он имеет очень мало общего с интересами и порядками цивилизованного общества», — отмечает председатель Рабочей партии Норвегии Кристиан Хольтерман Кнудсен на заседании парламента.

В 1919 году Швеция и Норвегия решают эту проблему путем ратификации Конвенции об оленьих пастбищах, ограничивающей число оленей, которых разрешено перегонять через границу. Таким образом, негласно закрепляется и количество людей, подлежащих переселению из своих домов на побережье Атлантики.

Начиная с 1919 года, в течение 1920-х и начала 1930-х годов местные власти регулярно осуществляют принудительное переселение оленеводов во исполнение договора с Норвегией. В конвенции значится, что условия переселения должны соответствовать желаниям «лопарского населения». На деле же саамы полностью лишены права голоса.

Власти называют это «дислокацией». В саамском языке рождается свое слово — bággojohtin, «принудительное переселение». Или sirdolaččat, как называют себя пожилые, — «переселенные». Первые переселенцы покидают свои дома с уверенностью, что им позволят вернуться.

Теперь я передаю слово им, ведь только они могут рассказать нам о том, как все было.

В моем роду переселенцами стали семьи дедушек с обеих сторон — áddjá и váre. В роду моего мужа этой участи не избежал никто, кроме семьи бабушки с маминой стороны. Она влюбилась в мужчину, подвергшемуся переселению, и переехала к нему на юг. Наши дети родились в среде принудительно переселенных семей, чьи истории переплетены между собой. Они растут с другими детьми, большинство из которых имеет такое же происхождение. Оторванные от своих корней, люди стараются держаться вместе на протяжении поколений.

Как и Йоуна, мои дети принадлежат к роду Махкут, названному так в честь его прародительницы, Маргу. В начале XIX века, летом, эта женщина переехала в долину Лахку на берегу Атлантики. Первые оленята Йоуны родились на новой земле в 1920 году, а уже через два года практически все члены его большой семьи попали под принудительное переселение. Сегодня на севере осталась всего лишь одна маленькая ветвь этого рода.

Судьбу принудительно переселенных на юг людей можно проследить при помощи оцифрованных церковных книг, в которых саамские имена переписаны на шведский манер. Йоуна записан там как Йон Андерссон Блинд. Изначально семьи прибыли в Мавас в горах у Арьеплуга, их имена занимают половину церковной книги. Имена повторяются, потому что люди переезжали вместе с родней. Со временем детей и внуков Маргу словно ветром разносит по всей земле Сапми. Ветви ломаются, семейное древо вырывают с корнем. Когда распадается семья, человек теряет свою единственную защиту. Поддержка двоюродных братьев и сестер, крестных, бабушек и дедушек ежедневно помогает нам преодолевать трудности жизни. Помимо оленей, семья — наша самая большая ценность.

Йоуна — один из немногих, кто сам принял решение уехать. Прибыв в новое место, люди почувствовали себя обманутыми — все оказалось лишь «guoros lohpádusat» — «пустыми обещаниями». Пастбища на юге уже принадлежали другим саамам. Мéста для тысяч оленей, обещанного фогтом по делам лопарей, нет. На причитающейся Йоуне земле стоят другие стада, а местные оленеводы недовольны появлением чужаков. По вырезкам из газет, письмам и официальным документам можно проследить, как число конфликтов растет параллельно с количеством переселенцев. Разногласия возникают между теми, кого переселили, и теми, кто даже не знал о том, что пастбища теперь придется делить с другими оленеводами. Уже в 1922 году Ведомство по делам лопарей заявляет, что «дислокация привела к неурядицам и неразберихе, поскольку методы оленеводства каресуандских лопарей значительно отличаются от исконных северных».