Алиана, спасительница драконов - Абэ Джули - Страница 5

– Я все время хотела зайти, только задержалась. – Алиана налила ей чашку чая. – С днем рождения, бабушка Мари!

– Спасибо, дорогая моя. – Старушка отложила рубашку кого-то из гостей и иглу и узловатыми пальцами обхватила горячую глиняную чашку. – Вот и еще год миновал. Странно, как сливаются годы, когда стареешь. Каждый новый год ничем не отличается от прошлого.

Алиана понурилась. В прошлом году она провела вечер с бабушкой, помогала чинить одежду и трудилась над вышивкой. Но тогда у нее не нашлось монетки на настоящий подарок. Сначала пропала ее вышивальная шкатулка – красивый ящичек из толстой, крепкой бумаги васи́, одна из ее драгоценностей, маленькая копия бабушкиной красно-золотой шкатулки. Алиана подозревала Рейцо, потому что тот перед пропажей шкатулки из ее комнатки за кухней выгнал Алиану подметать двор, но доказать ничего не могла.

Тогда Алиана потратила сбереженные три медяка на новые иглы и наперсток, чтобы можно было и дальше помогать бабушке Мари. А потом на бабушку снова напало головокружение и головная боль, и единственную серебряную монетку Алиана отдала лавочнику за очки, чтобы бабушка могла видеть нить, хотя новый хозяин лавки вдвое задрал цену. Бабушка не хотела брать очки, говорила, что Алиана слишком на нее потратилась, и тогда девочка соврала, что это подарок от них всех – от мачехи, Рейцо и Рейны тоже. А если бы она принесла бабушке особый подарок, печенье, уж наверное, этот год ей запомнился бы? И она выпалила:

– У меня был для тебя подарок!

Бабушка повернулась к ней, угадав, что это только начало истории. Звякнула хрустальная капелька на длинной серебряной цепочке. Алиана набрала в грудь воздуха и начала:

– Я заказала у Исао полдюжины печенья с морошкой и…

Бабушка зажмурилась, потерла себе лоб. В последнее время у нее все чаще кружилась голова, ее одолевали головные боли, а в городке не было целителя, и нечем было ей помочь, потому что странствующего лекаря ждали только через три луны.

Алиане пришла на ум любимая сказка про королеву Нацуми: «Прямая и высокая, она не стояла над всеми, но видела правду».

Бабушке Мари правду лучше не показывать.

И Алиана, улыбнувшись как можно веселее, под столом сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Но на обратном пути я споткнулась и все раздавила.

Бабушке и так хватает огорчений, как бы новое не повредило ее здоровью. А главное, бабушка не должна слышать, как Алиана бранит ее родного внука.

Алиане Мари Сакамаки родной не была. Она была матерью отца Рейцо и Рейны, а тот умер до рождения близнецов, когда семья мачехи жила далеко на западе. Мачеха всегда была с ней вежлива – что ни говори, старуха приносила неплохой доход починкой одежды для гостей, и вышитыми платками, и прочими мелочами, которые мачеха продавала постояльцам гостиницы при заселении и выселении.

А главное, мачеха глаз не спускала с хрустального ожерелья бабушки Мари, с сияющей хрустальной подвески, которую та заправляла за ворот блузы. Алиана подслушала, как мачеха уверяла Рейну и Рейцо, что после кончины бабушки ожерелье перейдет к ней в уплату за многолетнюю заботу о старухе и она тотчас его продаст, снесет эту «мерзкую халупу», доставшуюся ей после смерти мужа, и построит гостиницу больше и лучше прежней, наймет слуг, а сама будет наконец вкушать заслуженный отдых.

Бабушка часто расспрашивала про мачеху, Рейну и Рейцо, хотя те никогда не удосуживались к ней зайти. Алиана сочиняла для нее сказки: о дружных обедах всей семьей, когда у нее живот сводило от голода, и о том, как они с Рейцо дружно искали травы у пропасти – хотя тот, если и выбирался с ней, только высмеивал сводную сестру.

Потому что, если сказать бабушке Мари правду, она станет за нее волноваться. А при ее слабом здоровье ей и так довольно забот. И еще хуже, если бабушка ей не поверит.

Алиана отмахнулась от ненужных мыслей, старясь не замечать, какие худые, узкие у бабушки плечи.

– Понятно, я не стала дарить тебе крошки от печенья.

– О, Алиана!

Бабушка Мари отставила кружку, взяла Алиану за руки и стала греть ее холодные усталые пальчики в своих. Кожа у бабушки была тонкая, как бумага, в старческих пятнышках и сморщенная, как постиранное белье. Но ее руки грели, как ни одна чашка чая не согреет.

– Ты цела, не ушиблась?

– Я? – заморгала Алиана.

Карие глаза бабушки с возрастом потускнели, но сейчас взыскующе вглядывались в ее лицо. Алиане почудилось, что греющая ее изнутри чашка вот-вот опрокинется, выплеснется солеными слезами. А если сказать бабушке правду, а не сочинять, как она каждый день радуется жизни?

Но бабушка Мари была слишком стара, ей-то не сбежать из гостиницы. А Алиане надо выплатить долг, иначе мачеха наймет охотников, и хорошо, если не разбойников, чтобы ее выследить. Не пускаться же в побег с семидесятилетней старушкой? Единственный способ – добиться приглашения в Королевскую академию, но надежды на то не больше, чем на окончание этого бабушкиного письма Алиане. Или на выплату огромного, как гора, долга.

И Алиана торопливо замотала головой:

– Ничуть не ушиблась. Только в пыли немножко перепачкалась.

Бабушка Мари не отводила проницательных глаз, и Алиана продолжала весело улыбаться. За много лет, проведенных с мачехой, Рейной и Рейцо, она научилась владеть своим лицом. Мачеха, когда бабушка Мари покидала свой чердак, всегда делала вид, что очень о ней заботится, вот старушка и считала госпожу Енокиду «милой» невесткой. Для «милой» мачеха слишком уж подолгу орала на Алиану – по десять минут каждый раз, как девочка забывала подать ей сладких бобовых пирожков к чаю, притом что сама же просила коробку черного печенья. И все равно – не станет Алиана портить бабушке день рождения.

– Ну что же… – по-видимому, поверив, сказала бабушка Мари. – У меня на сегодня заготовлено особое лакомство. Иди посмотри, только к моим письмам не подходи.

Алиана оттолкнула валик и, старательно обогнув мусорную корзину, прошла к окну. Ей и отсюда были видны тонкие и четкие строчки – только издалека не различить букв – на бабушкиной любимой золотисто-коричневой бумаге.

– Мне никак нельзя их почитать?

– Нельзя, – с деланым гневом отрезала старушка и тут же рассмеялась. – Мое письмо еще не готово, пока нет. К тому же до Бала селян еще целый год. К тому времени закончу.

– Ты так искусно складываешь слова, – заспорила Алиана. – Даже строчки своих сказок. Я в них прямо проваливаюсь.

– Твои добрые слова дороже сокровища, – улыбнулась бабушка Мари. – Нам кажется, будто мы платим за все серебром и золотом, а на самом деле истинная ценность нашей жизни – это слова. Они связывают нас через время и пространство, выражают нашу радость и тревоги. Я надеюсь, ты будешь хранить мое письмецо у сердца, поднимаясь по ступеням Королевской академии. Пусть напоминает тебе, откуда ты пришла и какое перед тобой будущее.

«Целый год до бала». В сердце Алианы зазвенела надежда. Сколько она помнила, никого из их мест не отбирали в Королевскую академию, а все же Алиана твердо решила попытаться.

Холодное оконное стекло окружали деревянные панели, как на всех стенах. Но вот эта дощечка отличалась от других. Алиана толкнула ее кончиком пальца, и панель сдвинулась, открыв узкую выемку. Это был бабушкин тайник, и Алиана гордилась, что бабушка поделилась с ней секретом. Старая женщина любила прятать секреты у всех на глазах. Она даже на ковриках вышивала одну-две строчки любимой сказки, а поверх зашивала картинкой. Для разлученных небом влюбленных она выбрала строку: «Пусть ты далеко, ты всегда в моем сердце». А на коврике с королевой Нацуми Алиана видела: «Моя мечта велика, но решимость больше». Алиана гадала, что вышьет бабушка Мари для нее – хотя ее обыденную жизнь вряд ли стоило запечатлевать на ковре.

В нише за панелью лежал маленький коврик, которого бабушка даже Алиане не показывала – всегда подхватывала и прятала в ящик, если девочка подходила поближе, поэтому Алиана думала, что, может быть, это ее подарок на праздник Конца Года. Но на этот раз там оказалась еще и круглая жестяная коробочка.