Апокалипсис нашего времени - Розанов Василий Васильевич - Страница 8

Но как же оно живет? "В таком огне?" — В таком огне прекращается жизнь. И если бы так, то значило бы, что для «жизни» пределов температуры нет.

Странно.

Нет, по-видимому, — "не живет". "При такой горячности — все скипит, сварится".

Имеет ли оно душу — вот вопрос. "Что будет с душой при очень высокой t°?"

Неведомо.

Почему планеты движутся около Солнца? Почему не «стоят» около Солнца? "Тогда бы упали". Ну, и «упали» — ничего. "Мала куча".

Все же в "движениях планет" и в самом «Солнце» наука ничего не понимает, даже раз- наука. И Лаплас понимает столько же, сколько гимназист.

Да, еще: что заключается внутри чего. Солнечная система заключается внутри Евангелия, или Евангелие заключается внутри Солнечной системы?

Вследствие повышения с февраля 1918 г. платы за пересылку печатных бандеролей почтою, прошу лиц, имеющих лично у меня подписку, дослать один рубль за десять №№

"Апокалипсиса нашего времени", по адресу: В Сергиев Посад, Московской губ.,

Красюковка, Полевая ул., д. свящ. Беляева. В. В. Розанову.

Всех выпусков «Апокалипсиса» заготовлено не менее 50–60, и только по техническим и денежным препятствиям он растянется более чем на год.

За величиною статьи, следующий выпуск выйдет в двойном размере (т. е. сразу №№ 6 и 7, за 70 коп.).

Очень рекомендую всем читателям «Апокалипсиса», взволнованным революцией, прочесть брошюру: "Научный социализм или учение о прибыли как ренте", инженер- технолога Трофимова, прекрасно раскрывающую софизмы, заложенные в нашу революцию.

Удивительное сходство с евреями. Удивительное до буквальности. Историки просмотрели, а славянофилы не догадались, что это вовсе не "отречение от власти" народа, до такой степени уж будто бы смиренного, а — неумелость власти, недаровитость к ней или, что лучше и даже превосходно до единственности: что это прекрасный дар жить улицею, околодочком, и — не более, не грешнее.

"С нас довольно и сплетен, да кумовства".

Ей-ей, под немцами нам будет лучше. Немцы наведут у нас порядок, — "как в Риге".

Устроят полицию, департаменты. Согласимся, что ведь это было у нас всегда скверно и глупо. Министерию заведут. Не будут брать взяток, — наконец-то… и о чем мы выли, начиная с Сумарокова, и довыли до самого Щедрина… "Бо наряда — нет". Ну их к черту, болванов. Да, еще: наконец-то, наконец немцы научат нас русскому патриотизму, как делали их превосходные Вигель и Даль. Но таких было только двое, и что же могли они?

Мы же овладеем их душою так преданно и горячо, как душою Вигеля, Даля, Ветенека (Востоков) и Гильфердинга. Ведь ни один русский душою в немца не переделался, потому что они воистину болваны и почти без души. Почему так и способны "управлять".

Покорение России Германиею будет на самом деле, и внутренно и духовно, — покорение Германии Россиею. Мы, наконец, из них, — из лучших их, — сделаем что-то похожее на человека, а не на шталмейстера. А то за «шталмейстерами» и «гофмейстерами» они лицо человеческое потеряли.

Мы научим их танцовать, музыканить и петь песни. Может быть, даже научим молиться.

Они за это будут нам рыть руду, т. е. пойдут в каторгу, будут пахать землю, т. е. станут мужиками, работать на станках, т. е. сделаются рабочими. И будут заниматься аптеками, чем и до сих пор ни один русский не занимался. "Не призвание", — будут изготовлять нам "французские горчишники", тоже — как до сих пор.

Мы дадим им пророков, попытаемся дать им понятие о святости, — что едва ли мыслимо.

Но хоть попытаемся. Выучим говорить, петь песни и сказывать сказки.

В тайне вещей мы будем их господами, а они нашими нянюшками. Любящими и послушными нам. Они будут нам служить. Матерьяльно служить. А мы будем их духовно воспитывать.

Ибо и нигилизм наш тогда пройдет. Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.

Мы, как и евреи, призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству.

Овладели же, к несчастию и к пагубе души и тела, 1/6 частью суши. И, овладев, в сущности, испортили 1/6 часть суши. Планета не вытерпела и перевернула все. Планета, а не германцы.

Обаятельный, обольстительный, лукавый.

Удивительно, что в категории «лукавства», — вот этого особенного и особой глубины греха, — не ведут вообще никакие порочные ступени, кроме как если ступить на первую:

— Обаятелен…

— Что такое? Как? Почему?

— Обаятелен, — потому что не подлежит укору, не представляет порока и пороков, и всех «обаяет», с первого же взгляда, как только кто увидит или услышит его.

— Обольстителен, потому что, в силу качества непорочности и красоты, — все идут за ним.

Но вот странно: как же из непорочности и красоты может вдруг выйти третье? Это совершенно не натурально. Но, однако, глаз людской, обыкновенный и, так сказать, нетенденциозный, вдруг заметил, что опасная категория именно и начинается с двух качеств:

— Обаятельности, обольстительности.

Поэтому бы, — "по предречениям", — надо быть особенно осторожным, если вдруг увидим человека особливо, исключительно невинного, чистого, непорочного.

— Обаятельного.

В этом отношении хорошо бы поставить зарок, ввиду именно предупреждений:

— Пусть будет хоть маленький порок. Почти — невинный, но — однако, недостаток.

Величайший из древних, коего люди могли счесть «Богом», — и даже действительно начали было "искать его могилу как Бога", и не могли найти, — что человек этот был — говоря славянским словом — «гугнив». Т. е. он был косноязычен, заикался. "Спас народ Божий от рабства" и "дал все (все!!) законы" и, с тем вместе, был ни более ни менее как заикою. Качество — прямо смешное. Но качество невинно. И вот, по этому соединению "невинного и смешного", — мы узнаем Божию книгу и узнаем Божие событие.

В самом деле: от события и от книги никакого "худого последствия не проистекло". Нужно заметить, что «лукавое» начинает узнаваться по последствиям.

Ибо прямо-то ведь как узнать: «обаятелен» и "обольщает".

Где обожжет огонь Христов…

Но — по-настоящему обожжет…

Там уже никогда ничего не вырастет.

Вот — и град Салима (Соломона).

И — судьба Иудеи.

И Павел, просивший распять его "не как нашего Господа: но головою книзу", дабы "голова его была там, где ноги его возлюбленного Учителя".

И — наши скопцы.

Об этом-то и догадались впервые иезуиты.

Сказавшие: "Не увлекайтесь очень". И начавшие торговать в Парагвае.

Ты один прекрасен. Господи Иисусе! И похулил мир красотою Своею. А ведь мир-то –

Божий.

Зачем же Ты сказал: "Я и Отец — одно"? Вы не только «одно», а ты — идешь на Него. И сделал что Сатурн с Ураном.

Ты оскопил Его. И только чтобы оскопить — и пришел. Вот! вот! вот! — наконец-то разгадка слов о скопчестве. И что в Евангелии уже не «любят», а живут как "Ангелы Божии": как в плавнях приднепровских, "со свечечками и закопавшись". О, ужасы, ужасы…