Выбери любимый жанр

Цена чести - Адеев Евгений Lord wolf - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Настроение упало. Они прошли уже половину веси, но мысли вскипали в голове Велигоя, как капли воды на горячей плите. Его первоначальное мнение о весянах круто изменилось. Если здесь таковы дети, то что уж говорить о взрослых?

Словно в подтверждение его мыслей, на улице показался здоровый мужик, поперек себя шире, сытый, румяный. Увидав Репейку, улыбнулся гадко, пошел навстречу. Проходя мимо, ловко подставил ногу, и дурачок с маху растянулся в пыли. Мужик загоготал, посмотрел на остановившегося Велигоя тупым довольным взглядом.

— Дурак! — сказал он, показывая пальцем на поднимающегося Репейку. — Правда, дурак?

Он смотрел на витязя, как сильный на сильного, ожидая, что тот поймет и вместе с ним посмеется над неполноценностью этого… да какой это человек? Сила есть — ума не надо… а если нет ни того, ни другого, значит, вообще не человек, можно делать с ним все, что душе угодно…

— Дурак, — подтвердил Велигой. — Настоящий, полный дурак.

Мужик согласно закивал, расплылся в улыбке еще шире — сильный понял сильного. Делая шаг дальше по улице, мол, ну ладно, хорошо посмеялись, пора мне теперь, Велигой по-приятельски хлопнул его по плечу. Явственно послышался хруст, с которым ломается ключица, мужик побледнел, потом посерел, рухнул на колени и только тогда заорал так, что с окрестных крыш и деревьев поднялись переполошенные птицы.

— Дурак… — пробормотал Волчий Дух, не оборачиваясь.

Репейка посмотрел на своего обидчика, корчащегося в пыли как раздавленный червяк, перевел недоумевающий взгляд на витязя.

«Ну почему так? — в отчаянии подумал Велигой. — Ну почему? Почему Боги сотворили человека таким, что он приспосабливается ко всему? Невозможно поверить, что можно жить вот как этот дурачок, когда унижения, тычки, побои и глумление безмозглой толпы стали настолько обыденными и привычными, что уже не обращает внимания… Почему так, Боги?»

В молчании брели по улице. Репейка шел впереди, иногда оглядывался, и во взоре его Велигой читал недоумение. Почему за последние два дня этот странный молодой воин, изрубленный в боях, еще вчера восседавший в одной палате с самим светлым князем вот уже третий раз вступается за него, за простого деревенского дурачка, которого даже и не знает-то толком?

«Да вот как раз потому, — мысленно ответил ему Волчий Дух, — что я столько раз видел смерть, боль, видел как гибли под саблями степняков те, кто не мог защититься… И теперь душа вскипает, даже когда пацаненок отрывает крылья бабочке. А когда вылезают такие вот выродки, нелюди, что хуже упырей, позорище рода человеческого, перед Богами стыдно… таких готов голыми руками душить. И буду, буду душить, потому что я знаю, что сильный, во мне шесть пудов крепчайших мышц и костей, я могу голыми руками кому угодно свернуть голову и меня научили убивать всеми возможными способами. Я воин, бедный ты мой Репейка, я не умею ничего другого, я видел такое, что этим сытым недоделкам и в кошмарном сне не присниться, а приснится — неделю будут под лавкой дрожать…»

Впереди показалась из-за плетня небольшая изба, рядом виднеется еще одна низкая крыша, добротная, гонтовая. Оттуда слышался звук тяжелых ударов молотом по железу, из трубы столбом поднимался дым.

— Вот Тырин дом. — пальцем показал Репейка. — А вот его кузня.

Велигой, все еще погруженный в мрачные думы, коротко кивнул, мол, давай веди побыстрее, нам только лошадь, и ноги моей больше не будет в этом гадюшнике…

Калитка была приоткрыта, Репейка вошел уверенно — видать, бывал много раз, сразу взял правее. Велигой задержался, привязал Серка к столбу, дурачка нагнал уже у самой кузни.

Там дверь была распахнута настежь, изнутри вырывались волны жара, по сравнению с которым даже здешнее солнце казалось холодной сковородой, слышался непрестанный звон молота. Репейка вошел в кузню, Велигой остановился на пороге.

В горне гудело пламя, мальчишка весен четырнадцати работал мехами. Стены увешаны хитрым инструментом коваля, глядя на которые Велигой в который раз ощутил глубокое уважение к этому ремеслу и тем людям, по воле которых простой кусок железа принимает формы, нужные человеку, обретает твердость камня или наоборот, течет подобно воде раскаленными огненными струями…

Хозяин кузни и молотобоец — молодой парень весен двадцати, работали за огромной наковальней, крепкие, надежные, как само железо. Лицо Тыри поросло густой светлой бородой, хотя под слоем сажи цвет угадывался с трудом. Волосы вкруг головы перехвачены ремешком, глаза поразительно синие, как летнее небо. Легкий ведущий молот в руке равномерно вздымается и с легким звоном опускается на заготовку, обозначая место, угол и силу удара, и едва поднимается вновь, как на это место обрушивается тяжелая кувалда в руках молотобойца. На наковальне алым жаром пылала длинная полоса металла, в которой уже можно было безошибочно угадать лемех большого плуга.

Велигой заворожено смотрел, как с каждым могучим ударом простой кусок железа превращается в орудие пахаря. Никогда в детстве, отрочестве, ранней молодости не интересовался, откуда у воина меч берется… а потом как-то уже в Киеве увидел коваля за работой, и сердце навеки пленилось этим невероятным, волшебным ремеслом. Он мог часами наблюдать, как работает Людота, а из-под молота величайшего киевского коваля выходили клинки мечей, топоры, доспешные пластины. Потом мастера оружейники да бронники сделают пригодными для хвата, насадят на топорища, перевьют стальными кольцами и нашьют на поддоспешик, чтобы затем могучий дружинник с оружием в руках и в броне дивной прочности без страха шел в гущу самой жестокой сечи. И каждый поверженный им супротивник поражен так же и руками вооруживших его… Все это восхищенный Велигой тогда одним духом высказал великому мастеру. Людота выслушал, и на закопченном лице его появилась чуть грустная улыбка. «Ты зрел только половину нашего дела… — сказал он тогда воину. — Ты видел коваля, кующего меч. Но лишь когда узришь, как куется орало… только тогда поймешь все до конца.»

И теперь Велигой видел это. Он вспомнил выражение лица Людоты, когда под его молотом, казалось ярилась, рождаясь, сама СМЕРТЬ. Он и был похож в это время на бога смерти, могучего, грозного и безжалостного. А сейчас… сейчас Велигой видел совсем иное. Под ударами молота Тыри рождалась ЖИЗНЬ. Лицо мастера было озарено счастьем творения, совершаемого на радость людям, для облегчения их тяжкого, но мирного труда. Только теперь Волчий Дух осознал смысл слов Людоты.

Жизнь и Смерть. Меч и Орало. На том стоит и будет стоять этот мир во веки веков…

Глава 4

Высоко-высоко, в бело-синем небе поет свою печальную песню дивная птица. Не уловить смертному уху дивную мелодию, не понять смертному разуму чудных слов, но внемлет песне бессмертный дух. «О чем поешь ты, Сирин-птица?» «Спроси о том душу свою, человече…»

Лети, лети песня дивная, славь, величай родную сторонушку.

Русь…

Русь.

Русь! РУСЬ!!!

Земля-матушка, сторонушка милая, привольная! Живи вовек, цвети, звени голосами птичьими, шуми лесами высокими, морями-реками просторными, степями ковыльными, звучи древней песней гор… Пой свою чудную, печальную, яростную песню Сирин-птица, лети, лети песня дивная!

Пусть в глубине могучего Леса дрогнет сердце древнее, остывающее под гнетом лет, внемля звукам знакомым, пусть проснется, возрадуется, оживет Сила старая, забытая, ныне неведомая. Нет Силе той в мире равной силы, нет и не будет во веки веков. Дремлет сейчас она, спит под тяжестью бессчетных веков, свидетелем коих была, и во грезах видит века грядущие. Спит Сила, но чуток сон ее. И если вновь беда придет на родную сторонушку, стряхнет с себя оковы сна, и наполнит сердца людские отвагой небывалой, вольет в руки их мощь великую. И тогда берегись, хоронись ворог лютый! Ибо не ведаешь ты, ЧТО пробудил звоном оружия. Берегись! Хоронись! Поверни стопы свои туда, откель пришел и беги, беги безоглядно, или ляжешь костьми в сей земле в назидание потомкам твоим и другим безумцам, пришедшим сюда войною. Беги, беги не оглядываясь!! Иначе… Молись богам своим — они не помогут тебе, взмахни мечом — он пронзит твое сердце, запали огонь — он сожжет твою душу. Ибо пробудил ты Силу древнюю, равной которой нет и не будет в поднебесном мире до конца времен.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы