Серая Орда - Фомичев Сергей - Страница 59
- Предыдущая
- 59/75
- Следующая
Не то чтобы врагу это сильно понравилось. Он судорожно дёрнулся, пытаясь выдавить прут изнутри, и даже на полвершка вытащил занозу, однако скоро смирился и продолжил наползать на человека. Палмей в отчаянии швырнул пойманной за хвост крысой, но та отскочила от упругого тела и, кувыркнувшись, вернулась к своим. Больше воевать было нечем. Купец повёл руками, готовясь к неминуемой рукопашной, однако тварь рассудила иначе.
На слизистом теле вдруг появился нарыв, похожий на полураспустившийся цветок. Оттуда в лицо человека ударила тугая струя то ли жидкости, то ли порошка. Варунок не разглядел чего именно, но по рваным метаниям купца и по рёву, догадался, что тот совершенно ослеп.
Пузырь между тем, стал уменьшаться в росте, раздаваясь при этом вширь. Тварь занимала всё больше и больше пространства, без сомнения намереваясь поглотить круг целиком. Определив на слух расположение врага, Палмей попятился, но крысы принялись покусывать ноги, как только он вышел за незримую черту.
А затем очередная судорога прошлась по Голове, его тело вмиг сократилось, и купец оказался схваченным словно пучок травы коровьим языком.
Палмей тонул в студенистом коме, словно в топучем болоте. Чем больше он трепыхался, тем скорее поглощала его чужеродная плоть. Он опять заорал, ухватился свободной ещё рукой за бугристую поверхность, но пальцы сорвались, прочертив на слизи глубокие борозды, которые, впрочем, тут же и затянулись. Крики смолкли, когда голова человека оказалась внутри пузыря. Рука мотнулась в последний раз, и человек исчез. Его мутные очертания какое-то время ещё проступали сквозь студень, но быстро расплывались, и скоро Голова приобрёл прежний свой ровный молочный цвет.
Крысы оживились. Они колыхнулись к краю оврага, потом откатили назад и стали метаться вокруг предводителя. Из многочисленных нор вываливали всё новые и новые их сородичи, заполняя редкие проплешины, а когда не осталось и их, взбирались на спины друг друга.
— Пора уходить, — заметил Пахомий.
Подхватив бледного Варунка, монахи спешно миновали ивняк, и привели пленника к повозке и лошадям.
— Не думай, щенок, что твоя участь будет намного лучше, — проговорил Пахомий. — Не только серый выводок Мещере предназначен. Есть у нас и другие гостинцы.
Он сорвал покров и Варунок отшатнулся.
На повозке, со сдвинутой в сторону крышкой, лежал гроб.
Городец Мещёрский. Июнь.
— Голубь из Ишмы, — доложил посыльный мальчишка.
Донесение ударило по груди молотом. Схватившись за сердце, Ук медленно осел. Заруба нахмурился, рукой приказав мальчишке выйти вон. Затем подошёл к князю.
— Позволь всё же полк к Сосновке двинуть.
Ук, возражая, мотнул головой. Говорить он не мог. Вместе с известием о выходе орды, прибытие голубя означало гибель Варунка. И хотя после своевольного бегства княжича, ничего другого ожидать не следовало, новость потрясла Ука. Верно, всё же надеялся старый князь на иной исход, на вмешательство высших сил. Но боги равнодушно наблюдали за людской вознёй.
Предупреждённый печатником прибыл Сокол. Во дворе царило уныние, словно сражение, так и не начавшись, было уже проиграно, а сам Ук сидел неподвижно, напоминая приговорённого к казни. Боль от потери младшего сына лишила его прежней уверенности, и перед чародеем предстал не хитрый и опытный правитель, а убитый горем старик.
Едва перешагнув через порог, Сокол понял, что посетил двор напрасно, что лучше бы ему было сразу отправится к переправе. Даже не пытаясь заговорить с князем, он отозвал в сторону Зарубу:
— Я отправляюсь на переправу, — сообщил он. — Гонца посылать не буду, думаю, сами всё поймёте, когда заварушка начнётся. Сможешь извернуться и помочь, хорошо. Нет, так нет.
— Сам видишь, мне не переспорить его, — Заруба опустил голову. — Каждый день заговорить пытался, но князь бараном упёрся. Сказал, стены держать важнее…
— От соседей что слышно?
— Пока ничего.
Покинув крепость, Сокол спустился к Оке. Мохнатые приятели и Рыжий уже сидели в лодке. Евлампий возился с припасами, ворча, что опять не успел навестить товарища, что приключения ему надоели, а шутки вурдов вызывают изжогу. Вармалей беспокойно прохаживался по берегу. Завидев чародея, он кинулся навстречу.
— Ты не видел Кавану? Где она?
Сокол говорил с ведьмой ещё утром, пока Вармалей ездил в Сынтул.
— С Меной в лес ушла, — ответил он. — Зачем, промолчала, сказала надолго, но обе пообещали появиться у переправы в срок.
Вармалей почесал голову.
— Думал, может, пособит мне волну пустить.
— Сам управишься, — пожал чародей плечами. Он не строил расчёта на одном каком-то колдовстве. Да и на колдовстве вообще. Слишком силён был противник, чтобы дрогнуть от доморощенных чар.
Рекой добрались быстро. Колдуна высадили за две версты до Сосновки, где стиснутая холмами Ока собиралась в узкий и мощный поток. Сокол совершенно не представлял, как можно запрудить великую реку, но Вармалей, казалось, знал что делает. Едва покинув лодку, он уверенно поднялся на холм и скрылся в роще. Никто не сказал ни слова. Вурды толкнули лодку и они отправились дальше.
Переправу увидели загодя. Бушуй с несколькими подручными ладил на отмелях снасти. Небольшими бреднями, неводами, бобровыми ловушками, они перекрывали русло от берега до берега, превращая реку в огромный запутанный и сокрытый водой лабиринт. Сокол не был уверен, что сети смогут остановить орду, но мужики рассудили по-своему. Лишней защиты не бывает, решили они, и потому в дело шли любые снасти, как привезённые с собой, так и изъятые в Сосновке. Что-то придумывали прямо на месте. В дно вгоняли колья, усыпанные острыми рыбьими костями, крепили на отмелях старые ивовые корзины, а в омуты опускали верёвки с крючьями.
Несколько вооружённых селян, словно разбойники в засаде, сторожили речной путь. И хотя выше и ниже по течению, то есть в Мещёрске и Елатьме, прохожие корабли задерживали, кое-кто из особо ушлых торговцев пробивался через заслоны, но лишь с тем, чтобы его корабль стал частью заградительной черты.
Всё что держалось на воде, отбиралось княжеским именем у хозяев и перегонялось ополченцами чуть выше по течению, где снаряжалось хорошо горящим грузом. Оставалось в нужный час бросить факел, перерубить верёвки и корабли становились огненными плывунами.
Лодка как раз и причалила возле этого скопища кораблей. Вурды, соскочив первыми, бросились было к которовским приятелям, но Рыжий одного схватил за куртку, другого остановил тычком.
— Куда, кочки болотные? — рявкнул он. — От Сокола ни на шаг.
— Опа! — воскликнул вдруг Быстроног, указывая когтистым пальцем на Рыжего. — Повтор, господин краснобай. Это уже было. Кажется в Ишме.
— Нет под Елатьмой, — поправил товарища Власорук. — Или под Кадомом. Да, точно, под Кадомом.
— Что было? — опешил Рыжий.
— Кочки болотные были, — пояснил Быстроног, лениво почёсываясь.
— Ах, ты про это, — догадался Рыжий и взглянул на монаха. Тот кивнул, дескать и правда было.
— Ну, тогда, шишки еловые…
— Нет, не смешно, — улыбаясь, возразил вурд. — Всё, выдохся Ромка.
Пришлось тому рявкнуть ещё разок, после чего все четверо поспешили за чародеем.
Опытный, много чего повидавший Сокол, не догадался бы и до половины того, что возводили сейчас сельские выдумщики. Он с большим удовольствием, даже с изумлением, осматривал приготовления, и захватившее его уныние княжеского двора, наконец, отпустило.
Полторы сотни ополченцев возводили на берегу частокол. В паре дюжин шагов от кромки воды, где пересохшее песчаное дно упиралось в уступ матёрого берега, мужики городили жердины, которые крепили в основании толстыми брёвнами. Частокол слегка наклоняли к реке и с её стороны он достигал полутора саженей, в то время как с тыла едва доходил ополченцам до пояса.
- Предыдущая
- 59/75
- Следующая
