Выбери любимый жанр

"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Гостева Ирина - Страница 111


Изменить размер шрифта:

111

Четыре: о только что помянутых интеллектуалax. Предполагаю, что с началом массового клонирования экзогенного населения даже твоего многотонного авторитета не хватит, чтобы уговорить женщину рожать эндогена «естественным способом». В связи с чем Наш Мир может лишиться бóльшей части медиков, инженеров-проектировщиков, исследователей. Если вообще эндогенное население не исчезнет полностью. А равноценной замены им из числа людей-экзогенов не найти. Из нашей среды — тоже. Нет, мы, Переселившиеся, конечно, могли бы взять на себя часть функций эндогенов. Малую часть. Например, врачебную консультацию с грехом пополам могли бы дать дистанционно, по компьютерной сети, но как виртуально удалить аппендикс или запломбировать зуб? Плохо! Скверно! Жирный знак минуса!

— Прости, Тихоня, перебью. — сказал Старик. — Повторяю, ситуация куда неприятнее. Если мне всё же удастся обязать женщин производить на свет необходимое количество эндогенов, всё будет в относительном порядке. Ну, скажем, если какая-то семья очень захочет завести «обычных» детей, пусть до клонирования в обязательном порядке родят сына-эндогена.

Однако, дело в другом. Практически сразу после трансляции заседания Сената, со мной стали связываться эндогены. Многие. И всех волновал один и тот же вопрос.

— Могут ли клонироваться их организмы?!

— Да. — не сразу выговорил Старик.

— И что же? Могут?

— Да. — тяжело повторил Старик. — Естественно я солгал, что пока не рассматривал такой возможности. Но ведь ты их хорошо знаешь, Тихоня. Они самостоятельно начнут исследования в этом направлении и попросят разрешить опыты с «инкубатором». Если я откажу им, моя ложь станет совершенно очевидной. «Старик не позволяет нам создавать себе подобных!» А мотивы запрета они легко вычислят. И что тогда? Какова будет их реакция? Лично я не берусь предполагать. Ведь, если мне известно буквально всё о каждом мгновении из жизни любого экзогена, то у меня нет никакой возможности наблюдать за эндогенами их же глазами. Однако, если допущу к «инкубатору», к примеру, ту же группу учеников Синего, то они достигнут положительного результата за считанные недели. Вот тут-то и возникнет самая серьёзная угроза обществу Зоны за всё время её существования.

— Угроза?!

— Разве нет? — Старик поднялся с каменной скамьи, ещё раз перебрал пальцами в ручье. — Рассуди сам, будут ли эндогены нужны людям, даже перестав быть человеческими детьми? Безусловно. Как врачи, программисты, изобретатели и вообще высококвалифицированные специалисты-интеллектуалы эндогены стократно превосходят самых одаренных людей, которым никогда не достичь таких высот. Следовательно, уже простые соображения необходимости и пользы обеспечат хорошие отношения людей к эндогенам. Мешают ли людям амазонки? Отнюдь, их интересны никогда не пересекаются. Вывод: за людей можно быть спокойными, с их стороны разрушающих Наш Мир воздействий не должно последовать.

С амазонками ещё определенней. Всё предельно ясно, никаких проблем и претензий с их стороны не предвидится. Давно живут своей самобытной жизнью в полном единении с природой, в большинстве случаев просто не замечая ни людей, ни эндогенов, и дальше будут жить так же.

А вот эндогены…

Как думаешь, что произойдёт с их сообществом?

— Сейчас эндогены относятся к людям-экзогенам, наверное, как дети-вундеркинды к незатейливым сереньким родителям. — быстро заговорил Тихоня. — Возможно даже — со специфической привязанностью, если это понятие вообще применимо к безэмоциональным Шаманам: — «Рождены мы экзогенами, какие они никакие, а всё-таки папы с мамами». Старательно возвращают сыновний долг. Хотя, по-моему, и тут куда больше трезвого расчёта: сознают, что если не делать этого, то их ряды пополняться не будут. А какими бы холодными индивидуалистами и расчётливыми одиночками ни были экзогены, очевидно, что без общения с себе подобными им не обойтись. Но вот, что получится, когда чувства долга не станет? Когда эндогены примутся взращивать себя в коконах «инкубаторa» и ничем не будут обязаны экзогенам? Скорее всего — замкнутся и обособятся, займутся вопросами, интересующими только их самих. Кто знает, как это их изменит? Вполне возможно, что постепенно они станут смотреть на людей-экзогенов как на обслуживающие их элементы Зоны. Такие себе живые и обладающие зачатками разума придатки к репликаторам, производители пищи, одежды, жилья и прочих материальных благ.

— «Говорящие орудия»… — пробормотал Старик.

— Именно, именно! Каковые упомянутые придатки следует ремонтировать, должно относиться к ним по-хозяйски, но не более того. Возможно, я увлёкся, Старик, ты часто меня этим попрекаешь, но что-то мне не нравится такая перспектива. Муравейник, в котором роль боевых муравьёв станут выполняют амазонки, функции чернорабочих и разнорабочих — экзогены, а мыслящими, изобретающими и творящими суждено быть Шаманам. Симбиоз… нет, даже не каст, а специализированных биологических групп? «Первые люди на Луне», сочинение сэра Герберта Уэллса, мир насекомых-селенитов? Бррр!

— Друг мой Тихоня, как обычно, слишком оптимистичен. — Старик грустно покивал кипарисовому кусту. Тот покрылся мелкими фиолетовыми цветочками. — Не будет никакого симбиоза. Мы с тобой, как и все Переселившиеся, представляем собой по большому счёту всего лишь движение электромагнитных импульсов в Мозге Зоны. Компьютерные программы. Но даже мы, бесплотные и оцифрованные, более… эмоциональны и чувствительны, что ли, чем эндогены с их алгебраической рассудительностью и сухой беспощадной логикой. Боюсь, что с обретением возможности клонирования первой, придёт в голову нашим Шаманам мысль: «Зачем нам люди? Для чего нам амазонки?» И они дадут себе единственно возможный ответ: «Незачем. Ни для чего. Совершенно бесполезны» Что, разве эндогены не смогут самостоятельно обслуживать репликаторы? Изготавливать для репликации эталонные изделия? Маслом, подлитым в огонь станет воспоминание о том, что какие-то там заурядные люди имеют возможность по окончании земной жизни Переселиться в Мозг Зоны, а для них, блистательных эндогенов, это абсолютно исключено.

Тихоня беспокойно прошёлся по сырым от водяной пыли плиткам, досадливо поморщился и ручей мгновенно смолк.

— Зря. — заметил Старик. — Приятно журчало.

— Ну его. Надоело, что-нибудь другое сочиню. Так что же — ты предсказываешь неизбежный и неразрешимый конфликт с эндогенами? Вплоть до устранения ими людей и амазонок? — спросил Тихоня.

— Ну, этого допустить никак нельзя. Будем думать. Есть у нас некоторый запас времени, поскольку тут в Мозге оно течёт куда быстрее. Но ещё накапливаются все эти проблемы за Стеной… Ах, до чего они некстати! — Старик озабоченно потёр лоб.

— С китайцами?

— Если бы только.

— Глобальные?

— Если бы только.

— Прости, Старик, не понимаю.

— Мне кажется, возвращаются хозяева Зоны.

Зона

Дом Белоснежки,

20 часов 30 минут 9 ноября 2047 г.

Белоснежка читала сочинение Тихони.

2 декабря 2012 г.

Вчера умер Боров. Если бы я был писателем, мог бы назвать эту часть рукописи «Две смерти». Нет, нравоучительнее звучало бы: «Две жизни — две смерти». По назидательному совпадению ровно за пять лет до того, день в день сгинул Бармалей.

Он исчез как-то вечером, когда мы осваивали Стену. Все черновские «курортники» перетаскивали нехитрые пожитки на новые места обитания, что называется, трудились в поте лица. Под шумок Бармалей нагрузил одну из тележек доверху продовольствием, патронами, медикаментами и прочим добром. Поднялся на второй этаж «мэрии» (бывшего столярного цеха) и вывел из «рая» Райку. Затем угнал тележку и увёл Райку в неизвестном направлении.

— С-сволочь! — злобно шипел Баклажан. — Товарищей в Зоне обворовать — распоследнее дело! Даже крысюки, наверное, так крысятно не крысятничают!

— Точно! — поддерживал его фермер Фунтик. — А уж общенародную бабу спереть, так это ж вообще! Это ж совсем никак! Это ж дальше некуда!

Боров отнёсся к инциденту на редкость спокойно, только посмеялся и махнул рукой в беспалой перчатке.

— Знать бы, куда он подался! — со злобной мечтательностью рассуждал Баклажан. — Времени бы не пожалел, башкой бы рискнул, а догнал! И — одной очередью полмагазина трассирующих гаду в затылок … Старик, а ты случаем не в курсе, куда это дерьмо поплыло?

— Откуда же мне знать? — резонно возразил тут же вышедший на связь Старик. — Бармалей контактного вещества не принимал, я изнутри него не смотрю и не слушаю. Да успокойся ты и забудь обо всём, береги нервную систему и вырабатывай адекватное отношение к объективной реальности, данной нам в ощущениях. («Чего-чего?» — возмутился Баклажан) Рассуждай спокойно: что такое особенное вы потеряли? Сколько-то барахла? Снаряжение и патроны? Так их вам на репликаторе наделают, сколько хочешь? Райку украли? Не беда, недели две-три без плотского греха потерпите, усерднее делом займётесь. А при первом же контакте с внешним миром потребую прислать в Зону через КПП № 1 группу в десятка два женщин. Пора каждому постоянную подругу жизни заводить.

— Воистину пора! — горячо поддержал Фунтик.

— Ээээ… — содержательно выразился по этому поводу Бобёр. — Ммм… Нууу…

— Во-во! Это ты точно сказал, я именно такого же мнения. — ввернул его неразлучный дружок Ушастый.

На этом всё вроде бы и закончилось. Однако история получила неожиданное продолжение через пару недель. Разведчик Попрыгун, вернувшийся из рейда на северо-запад рассказал, что на пустоши, бывшей в старину опытным полем кукурузоводов обнаружил разбитую и исковерканную повозку с помятыми велосипедными колёсами без шин. Вокруг валялись раздавленные консервные банки и подозрительные по виду ошметья, забрызганные кровью и втоптанные в грязь кабаньими копытами.

— Это он в Лукьяновку лыжи навострял. — мстительно ухмыляясь, предположил Баклажан. — Странно… Зачем? Знал ведь, что Старик всех бандюков прикончил. Но, как бы ни было, не дошёл, хрюшки его схарчили. Что ж, правильно, самое место падали в свином брюхе. Охотник, матерь божья коровка… Тьфу!

— А Райка?

— Кто знает? Возможно, раньше её потерял, может статься — амазонки отбили. А быть может вместе с Бармалеем кабаны задрали.

После этого о Бармалее не вспоминали. Его у нас никто особенно не любил. Охотником он, вне сомнений, был отличным, регулярно и в нужном количестве снабжал кабанятиной и прочей мутировавшей дичью наш Черновский «ресторан». Но притом был на редкость неприятным типом: хамоватым, наглым, мелочно-расчётливым, эгоистичным жёлчным. Кое-кто на этом основании сравнивал его с Боровом. Старик, кстати, против таких параллелей категорически возражал, и время показало, что он оказался прав… как всегда…

Похоже, Боров почувствовал приближение кончины ещё в ноябре. Девятого числа он вызвал из Гремячьего моего знакомца Ташкента и объявил ошеломлённому парню, что, уходя на покой, оставляет того своим преемником, заведующим хозяйством Стены, а в перспективе — и всей Зоны.

— Да ты что, спятил? — не на шутку перепугался Ташкент. — Я считать-то толком не умею! Образования никакого: десять классов астраханской школы номер шесть и год армии. А здесь под твоим началом вообще в судомойках бегал.

— Мытьё посуды под моим началом — лучшая практика. — успокоил его Боров. — После неё вообще стыдно быть меньше чем министром экономики. Кроме всего прочего, ты у нас от рождения хозяйственник. Талант-самородок. Гляди, как с гремячьинским репликатором управляешься!

— Сравнил! Там одно, а здесь…

— То же самое. — веско сказал Боров. — Завтрашний день тебе даю на обустройство жилья в Стене, а потом буду вводить в курс дел.

КПК Ташкента мяукнул сигналом вызова.

— Поздравляю с назначением. — послышалась в его наушниках скрипучая речь Старика. — Боров абсолютно прав. Кому, как не тебе?

Боров передавал дела Тихоне дней десять. Потом столько же времени наблюдал за действиями преемника, никогда не хваля того и немилосердно ругая, когда считал необходимым. Наконец объявил: —Хватит. Созрел. Теперь будешь работать самостоятельно. Сработаешь правильно — Старик одобрит, неправильно — намылит холку. Счастливо!

Последняя для Борова зима 2012 г. выдалась снаружи Зоны малоснежной, ветреной и зверски морозной. А у нас под куполом она была, наоборот, на редкость тёплой, ясной и сухой. Температура редко падала ниже нуля. Боров с утра выходил на Стену и поднимался на лифте на одну из двух башен КПП № 1. Там по его просьбе поставили кресло. Боров усаживался в него, закрывал искалеченные ноги одеялом, ставил рядом на столик чашку, термос с крепким, горячим кофе и доставал мощный бинокль. О чём он думал в полном одиночестве, часами рассматривая Зону с почти пятидесятиметровой высоты? Старик сказал, что Боров очень редко отвечал на его звонки. В этом же кресле мы вчера и нашли его. Казалось, старожил Зоны спокойно улыбается в безмятежном сне.

Он ушёл навсегда, отказавшись от Переселения.

«Две жизни — две смерти».

111
Перейти на страницу:
Мир литературы