Пророчество Предславы - Фомичев Сергей - Страница 13
- Предыдущая
- 13/74
- Следующая
— Боюсь, не связан ли он с напастью нынешней, — наконец, поделилась Эрвела тревогой. — Скажи, вот тебе видение было про Псков. А та тварь, что объявилась, она к амулету не тянулась случаем? Нет ли меж ними родства или связи какой?
— К змеевику не тянулась, это точно, но какое-то сходство, пожалуй, есть, — Мена нахмурилась. — Наверняка не скажу. Мало мне удалось подсмотреть. Закрылось то, что в мир пришло, а может, не осознало ещё цели.
Мена задумалась.
— Вихрь, я знаю, Чернобогу служил. Однако не почуяла я ничего похожего. Да и не отозвался мне змеевик. Блеснуло что-то смутное, но что именно не понять.
Эрвела нахмурилась. Видимо и она ожидала от разговора большего.
— Вот что, — сказала овда. — Если нетрудно попробуй разыскать Елену, племянницу вихреву. Селяне с попом во главе прогнали её. Да так, что ни я, ни сёстры взять след не можем. Соколу я пыталась намекнуть. Но у него голова другим занята, а больше одной мысли за раз он думать не умеет.
Мена улыбнулась. Точно подметила владычица, не возразишь, — водится за чародеем такое. Она и не стала возражать, согласилась поискать женщину, но не прямо сейчас.
— Пока тут никак к согласию не придём, всё на месте топчемся.
Она махнула с досадой рукой, и Эрвела понимающе кивнула.
— Раз Сокол уехал, пойду стало быть отосплюсь, — решила ведунья. — Здесь-то не больно поспишь.
Нижний Новгород. Те же дни.
Константин налаживал союз с той же тщательностью, с какой скорняк сшивает шубу из множества мелких шкурок. Хотя шубу ли? Лучше сказать удавку на толстой шее московской.
Недели не проходило, чтобы из Нижнего не отправлялось очередное посольство. Не реже объявлялись и посланцы союзников. По большому счёту кроме лесных княжеств и Рязани все прочие сторонники, уже давно обговорив главное, обсуждали лишь тонкости. Но, как и всякая добрая шуба, союз не из одних только шкурок состоял. Важны были крепкие нити. И тут в ход шло и серебро, и торговые послабления, и уступки в верованиях — ведь Литва ввела у себя особую разновидность православия, а многие земли и вовсе пребывали в язычестве. Тут следовало действовать осторожно, не давая воли непримиримым людям, вроде Печерского настоятеля Дионисия. Слишком высока ставка.
Помимо прочего, с начала года поднялась небывалая свадебная суета. И браки — не последнее средство в политике, и родственные ниточки крепят союз не хуже серебра.
Ещё Волга не унесла навстречу солнцу последние льдины, пожаловал в Нижний Новгород Семён Судаков, посланец новгородских властей. Вопреки обыкновению ни воевод, ни бояр, Константин на встречу с ним не позвал, пригласил только младшего сына. Это поначалу озадачило Бориса, но первые же слова посланца всё прояснили. Дело оказалось семейным, и в отсутствие старших братьев, его предстояло решить им с отцом. Судаков приехал по просьбе архиепископа Василия Калики, от имени коего сватал Константинову дочь Евдокию за тверского князя Михаила.
«Вот и у сестры детство кончилось» — подумал Борис.
Дело долго улаживать не пришлось. Сватом сам Калика выступил, хотя бы и через Судакова, а жених, пусть и не на Твери ещё сидит, но парень бойкий, ждать долго не будет.
А ближе к лету, когда посольство из Тракая вернулось, старый князь вновь призвал сына.
— Пора бы и тебе, Борис, о женитьбе подумать… — начал Константин без лишних предисловий. — Ты уже не малец. В делах государственных толк имеешь, они тебе, вижу, по нраву. Так что готовься. Князь Ольгерд согласился отдать за тебя свою дочь.
Про «подумать» это отец образно выразился. Думать особенно не о чем. Всё давно решено и без княжича. Да и не удивился Борис обороту такому. Все старшие братья давно оженились, у Дмитрия свои дети уже подрастали, а сестра только недавно просватана. Стало быть, пришёл и его черёд.
Дав малозначащее согласие, Борис, тем не менее, не удержался от любопытства и пожелал тут же выведать хоть что-нибудь о будущей своей невесте. О дочери Ольгерда, Марии, он до сих пор даже не слышал, и это ужасно дразнило молодого человека. Он принялся выпытывать подробности у заезжих литовских посланцев, купцов, причём делал это с таким простодушием, что скоро весь город, от мала до велика, знал — предстоит свадьба.
Город-то знал, а вот Борис ничуть не приблизился к своей цели. Купцы молодой княжны в глаза не видели, а послы единодушно расписывали красоту её необыкновенную. Но ведь им, послам, другого говорить и не престало.
Задумался княжич.
Отправился к Константину.
— Дозволь, отец, в Суздаль съездить. Хочу с владыкой встретиться, поговорить, душу облегчить.
— Что ж, съезди, — одобрил старый князь. — Возьми только Ваську своего да Тимофея с парнями. Дорога хоть и знакомая, но есть люди, которым твоя свадьба, что кость в горле. Посему будь осторожен.
Окрестности Порхова. Три дня спустя
Быстрый конь — это ещё полдела. К нему хорошо бы иметь толстый и упругий зад. Чародей выдохся в первый же день пути, а коню хоть бы что, он даже не пропотел нисколько. Ещё два дня Сокол терпел, а потом не выдержал и, чтобы совсем не рассыпаться в труху, пустил Игреца обычным ходом. Кроме желания упасти зад от избиения, ему хотелось немного подумать.
Это удалось не вдруг — в голове ещё долго шумело от пережитой тряски. А когда шум утих, за спиной раздался знакомый голос, едва слышимый в свисте ветра и топоте копыт.
— Чародей!
Сокол обернулся и увидел суздальского княжича Бориса, пытавшегося догнать Игреца на своём великолепном, но совершенно обычном скакуне. Борис ехал один, без воинов, без бояр, которым, по всем правилам, следовало бы сопровождать юного князя тем более так далеко от дома. Но казалось, что тот вовсе и не беспокоится отсутствием опеки, напротив, лицо его светилось радостью и лихим весельем.
Сокол ещё самую малость придержал Игреца, позволив княжеской лошади поравняться с ним.
— Здравствуй чародей, куда путь держишь? — задыхаясь от бешеной скачки, спросил Борис. — Ну и конь у тебя…
— Здравствуй князь, — сказал Сокол. — Ты чего один?
— Да сбежал я от них, — успокоив дыхание, поведал Борис. — Отец женить меня задумал. На литовской княжне, Марии, дочке Ольгерда. Ну, мне и захотелось взглянуть на невесту до свадьбы. Увидеть, какая она собой. Красива или, быть может, уродина…
Сокол не удержался от улыбки.
— А если уродина, то что? Против отца пойдёшь?
— Нет, не пойду, конечно. Но взглянуть страсть как охота. Так бы меня не отпустили, вот я и сбежал от Румянца с Тимофеем, обманул их. Они в Суздале остались, а я сюда.
— Сумасшедший, — проворчал Сокол.
— А ты куда всё-таки? — переспросил Борис.
— Пока в Псков, а там видно будет, — ответил чародей.
— Так нам по пути, значит? — обрадовался юноша.
Ну что тут скажешь?
— Получается, по пути… — буркнул чародей.
— Славно, — сказал Борис. — А то мне уж и не по себе стало, одному-то. С попутчиком и дорога короче.
— Это, смотря с каким попутчиком, — возразил Сокол. — Я ведь не на прогулку в Псков еду. Там такое творится, что и не знаю, сможешь ли ты до невесты своей добраться. Думаю тебе лучше кружным путём отправиться. А то и вовсе домой вернуться…
— Ух, ты! — восхищённо сказал Борис. — Неужто с крестоносцами опять свара какая?
— Стал бы я на дурную войну ехать… — хмыкнул чародей.
— А что тогда?
— Сам толком не знаю, — признался Сокол. — Но что-то серьёзное. То ли тварь безумная в наш мир вылезла, то ли бог мятежный пожаловал, а может другая какая напасть. Узнать надо, вот я и еду…
— Так тебе может помощь, какая понадобится? — охотно предложил княжич.
— Спасибо, но не думаю, что в твоих силах мне в этом помочь…
— Кто знает… — улыбнулся Борис. — По крайней мере, провожу тебя до Пскова, а там и до Тракая недалеко.
- Предыдущая
- 13/74
- Следующая
