"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Григорьянц Георгий Рубенович - Страница 71

Он умолчал, что его больше интересовали политические аспекты религии. Вот уже триста лет парфяне, создав многонациональное государство, почитали скифских, ассирийских, греческих и индийских богов.

– Прости, государь, мое любопытство, но когда ты соберешь армию для похода на Великую Армению?

– Потерпи, думаю, скоро начнется римское продвижение в Малую Азию. Пусть цари Митридат Понтийский и Тигран Армянский понесут ощутимые потери в войсках, а там и мы начнем активные действия.

– Государь, неужели есть точные сведения о походе римлян на Армению?

– Появление Рима на полуострове Малая Азия меняет всю политику на Востоке. Я заключил с Римом союз, и знаю, о чем говорю. В случае войны мы выступим на его стороне.

– Да, великолепно! – воскликнул Тигран-младший. – Если дашь мне войско, я ударю по армии отца с тыла, она окажется в клещах, и тогда правление отца закончится.

– Терпение, мой друг! Я осмотрительный, всегда выжидаю, хотя отлично понимаю, что главный источник, из которого мы черпаем свои богатства, – война.

– Советник отца Амфикрат говорил: «Когда нет войны, начинаются внутренние неурядицы».

– Я сказал бы не только внутренние, но и родственные. – Царь Фраат поменялся в лице, вспомнив, что ему донесли о тайном разговоре сыновей, желающих его сместить, но потом вернулся к добродушию: – Амфикрата знаю лично, он посещал Парфию и, получив приглашение остаться и учить моих сыновей, неуважительно заявил, что «дельфина в тазу не уместить».

– Греческие советники отца все такие, – сказал Тигран‑младший, – чем больше им доверяешь, тем больше верят в твою умственную отсталость.

– Греческое искусство и философия обречены, – с воодушевлением произнес Фраат. – Хоть я и открыл греческий театр в Нисе, уверен, скоро везде будет доминировать парфянский стиль. Но мы увлеклись. Сегодня вечером, мой друг, будет грандиозный пир до утра в честь твоего прибытия в Парфию. Придет вся знать столицы, и все увидят, с каким уважением я к тебе отношусь. Завтра проспимся, а на послезавтра назначена охота. Знаешь, охота – моя главная страсть. Посмотрим, чего ты стоишь при встрече с дикими зверями.

Пиры были популярным времяпрепровождением знати Парфии. Играла музыка, барды исполняли героические баллады, все переговаривались, было шумно. За главным столом в огромном зале, где собралось не менее пяти тысяч гостей, сидел царь Фраат в парадном одеянии. По правую руку от него Ород, а по левую Тигран-младший, рядом с которым восседала царевна Родогуна. Тут же были высшие сановники Парфии, место для Береники приготовили в конце зала, где разместился гарем.

Родогуна, поглядывая краем глаза на Тиграна-младшего, говорила:

– Мы верим, музыка лечит от душевных переживаний и тоски.

– Греческий философ Платон, – вторил ей довольный юноша, – считал, что музыка восстанавливает в человеческом теле гармонию всех процессов, а еще насаждает согласие во Вселенной.

– А наш лекарь игрой на флейте лечит кашель…

Одежды у вех присутствующих были дорогие – из шелка и шерсти, украшенные жемчугом и драгоценными камнями, а туники и мужчин, и женщин покрывала богатая вышивка. На столах – стеклянные кубки и серебряная посуда, правда, утонченности греческих форм здесь не наблюдалось. Слуги разносили добытые на охоте медвежатину и оленину, подавали свежие овощи и фрукты, много приправ, пальмовое и виноградное вино. Все много пили и мало ели. Стены зала увешены персидскими коврами, которые также лежали и на каменных полах; музыканты играли бодрые мелодии на лирах, дудках, барабанах.

Береника мрачно смотрела, как Тигран-младший любезничает с Родогуной, и ее недоверие к нему росло. «Он меня не стоит! – думала она. – Я лучше нее, она мне не соперница». В ее душе поселилась ревность, убивая все другие чувства к армянскому царевичу. В воспаленном воображении рисовались картины, одна ужаснее другой: он ее предал и уже завтра покинет. Слезы выступили из глаз. «Криков, слез и мольбы он от меня не дождется, – думала она, – месть будет изощренной».

Возможно, ее ревностью руководила не любовь, а раздутое самолюбие и болезненный страх остаться одной, но она убедила себя, что важнее всего собственные чувства и эмоции; надо взять себя в руки, обдумать ситуацию спокойно. Она сидела за столом, разочарованная, раздраженная, готовая крушить все, а дочь Фраата чувствовала себя победительницей, ее наигранная наивность исчезла, и теперь перед царевичем была уверенная в себе прекрасная Родогуна.

В момент, когда в зале начались пляски, Береника встала и незаметно покинула пир. Бесшумно, никем не замеченная, как тень, летящая по дворцу, добежала до своих покоев, переоделась в мужское платье, повязала черный платок на лицо и, прихватив кинжал, веревки и крюк, вылезла в окно и ловкими движениями полезла по отвесной стене на крышу. Зацепляясь за щели между каменными плитами, хватаясь то одной, то другой рукой за неровности и выбоины, она забиралась все выше и выше. Кругом темно, горели только факелы, освещая территорию по периметру. Шум пира был настолько сильным, что заглушал звуки, которые она издавала, карабкаясь наверх. Только псы-убийцы, почуяв ее, собрались внизу и безотрывно смотрели на девушку.

Вот она почти бесшумно взобралась на крышу и, убедившись, что здесь никого нет, подбежала к месту напротив Баулука. Оценив расстояние, стала привязывать крюк к веревке (и то и другое заблаговременно позаимствовала на кухне дворца), затем аккуратно свернула веревку в бухту, намотала другой конец на руку и, встав во весь рост, завертела крюк над головой. Расслабив руку, отпустила, позволив лететь на крышу Баулука, и, как только крюк с некоторым шумом упал на глинобитную плоскую крышу соседнего дома, потянула веревку, и зацепила его за карниз с фризом.

Проверив прочность и надежность крепления, она привязала второй конец веревки за выступающее над дворцом каменное изваяние лошадиной головы и аккуратно поползла по веревке. Береника, отбросив все ненужные мысли, головокружение, страх и усталость, перехватывая руки и переступая ногами по веревке, ползла медленно спиной вниз, головой вперед, иногда посматривая на собак, но, как всегда, делая пластичные и самозабвенные движения. Ее тело, хорошо натренированное и всегда готовое к бою, выполняло очередную задачу, несмотря на псов‑убийц, которые уже забеспокоились и начали прыгать и лаять.

Наконец она схватилась за карниз и, слегка раскачавшись, перекинула ногу и перелезла на крышу сокровищницы. Встав и осмотревшись, бесшумно прошла по крыше, и посмотрела во внутренний дворик. Горело несколько факелов, было все спокойно, никого не видно. Опустившись по каменной стене, она, как кошка, прыгнула на твердую землю и, стараясь не привлекать внимание, пошла вдоль дверей сокровищницы. Остановившись у комнаты со знаком Девы, Береника тихонько приоткрыла ее. Дверь скрипнула, но поддалась легко, и девушка, стараясь не шуметь, проскользнула в кладовую сокровищ Вавилона.

Свет снаружи падал на открытые сундуки с синими сапфирами, и камни, цвет которых при солнечном свете глубокий и живой, при свете факелов рассеивался таинственно и безжизненно, производя загадочное свечение. Все в помещении окрасилось в синий цвет. Пройдя мимо Пупа земли, Береника направилась прямиком к мраморному столу, на котором стоял бронзовый ларец, и открыла его. На подушке по‑прежнему лежал блестящий обломок гладкой отшлифованной панели Таблицы судеб. Этот предмет светился в лучах мягкого света ярче всех, переливаясь и серым, и стальным, и белым цветом, как бы маня к себе. Не мешкая, девушка взяла обломок и спрятала его в складках одежды. Закрыв ларец, она обернулась и…

В дверях стоял старик в плаще с капюшоном, и Береника снова увидела его глаза без зрачков. Старик смотрел поверх ее головы и молчал. Девушка медленно пошла в сторону и, увидев лежащий на сундуке кинжал, схватила его и метнула в старика. Тот увернулся. Она, выхватив свой кинжал, метнула снова – опять промах, а он уже пошел на нее. Береника, подбежав к небольшому столику, схватила стоящий на нем стеклянный сосуд с красной жидкостью и запустила им. Сосуд с кровью ехидны разбился у ног преследователя, жидкость зашипела, закипела, превращаясь в пар, погружая все вокруг в красный дым. Похитительница уже собралась проскочить в дверь, когда из дыма показался старик в плаще, который окрасился в красный цвет. Береника, схватив из небольшого открытого ларца массивное ожерелье (это было мистическое ожерелье Гармонии, драгоценное украшение, приносившее несчастье всем его обладателям), раскрутила над головой и метнула в старца. От удара в старика самоцветы ожерелья рассыпались, он вдруг замер, точно окаменел, но надежда девушки тут же угасла: старик стал приходить в себя, и снова бросился к ней.