После измены - Метлицкая Мария - Страница 7

А от чего ты, позволь уточнить, устала? У станка стояла в две смены? Лопатой снег разгребала? Обед на десять человек сварила?

Не от чего тебе уставать! Не от чего! И ты прекрасно об этом знаешь. И он, кстати, тоже. Он же не идиот. Просто тебе – неохота. Банально неохота.

А ему, как бы ты ни удивлялась, охота. И той соплюхе тоже вполне охота! И еще – тысячам и тысячам подобных соплюх и просто одиноким и заброшенным, тоскующим бабам.

Так что муж твой вполне пользуется спросом, и ты даже не представляешь каким!

Вот и подумай, милая! Время-то идет. И работает не в твою пользу. Явно – не в твою.

Самое ужасное в этой истории, что я начала по нему скучать. Причем регулярно. Дошла просто до кошмарного и стыдного бреда – я зарываюсь лицом в его свитер и – реву. Потом кладу этот самый свитер на его подушку и засыпаю, уткнувшись в него носом.

Стыдно самой себя. Такое не расскажешь и психотерапевту. Я, по крайней мере, ни за что бы не созналась. Наверно, это от комплексов и пуританского воспитания. И наверное, каждый человек может стыдиться не только собственных поступков, но и собственных мыслей. Мне, например, от этого неловко. Следующий этап, наверное, эротические сновидения с бывшим мужем в главной роли. Очень не хотелось бы, честно говоря.

Он не звонит – по моей настоятельной просьбе. Ловлю себя на паршивой мыслишке, что я бы не стала сильно возражать, если бы он позвонил. И мне опять противно и стыдно. Быстро я, однако, отошла.

Нет. Я не отошла. У меня по-прежнему черно на душе, и временами я его все-таки ненавижу – за его ложь, предательство и слабость. Я знала его человеком правдивым, верным и сильным. Наш счастливый брак держался именно на этих трех китах – доверии, честности и его отменных мужских качествах.

Он меня разочаровал, такого его я любить не в силах, и такой он мне не нужен – вот и все. Я любила другого человека, и любила за его достоинства. Разумеется, у него были недостатки, куча всяких недостатков. Я же не наивная дурочка и не слепая идеалистка. Но на эти недостатки можно было смело закрыть глаза – достоинства и прекрасные свойства его натуры перекрывали все остальное.

Вот и вопрос – для чего нужно идти на компромисс? Во имя чего простить и забыть? Чтобы сохранить статус? Чтобы были спокойны родные и близкие? Или для того, чтобы не провести старость в бедности и одиночестве?

На статус мне категорически наплевать. Родные и близкие со временем успокоятся и заживут своей жизнью. У Анюты, в конце концов, своя семья и свои хлопоты, и скоро хлопот прибавится.

Одиночества я не боюсь. Если признаться, одиночество я всегда любила и нахожу в нем много положительного. У меня есть родня, дочь, приятельницы. А бедность? Много мне не надо. Я не тряпичница. Две шубы мне до смерти не сносить. Квартира у меня есть – моя собственная, записанная на мое имя. Без машины я вполне обойдусь. Я и за рулем-то всего пару лет. Могу подрабатывать. Не по специальности, конечно, как специалист я давно ничего не стою. Могу стать гувернанткой, к примеру. Или продавцом в книжном магазине. Могу вязать шерстяные носки и рукавицы и продавать у метро вместе c квашеной капустой. Она у меня отлично получается – хрусткая и сочная. А что? У нашего метро торгуют вполне приличные тетки. Одна – учительница, бывшая, естественно.

Пенсия не за горами, опять же. Проживу. С голоду не помру точно. Перспективка невеселая, но и не смертельная. Или мне так кажется?

Я изложила свои соображения маме. Та долго молчала, а потом с тяжелым вздохом сказала, что она и не предполагала, что я – такая клиническая идиотка. И бросила трубку.

Вот мне интересно, в чем заключается мой клинический идиотизм? В том, что я не готова жить с человеком, которому перестала доверять? Я не вижу в этом ничего удивительного и выходящего за рамки разумного.

Я спросила у мамы, простила бы она отца. Мама – безапелляционно, ни минуты не думая, ответила:

– А ты сомневаешься? Ради детей, ради общественного мнения, ради себя. И еще – я не хотела в сквере гулять одна и обедать одна не хотела. И телевизор в одиночестве смотреть тоже. Я бы простила. Да вот папа умер. А что такое вдовство… Не дай тебе бог! Простила бы, не сомневайся!

И это при том, что моя мама всегда прекрасно зарабатывала, крепко стояла на ногах и всегда бы прокормила и детей, и себя. И у нее были и есть близкие подруги.

Напоследок мама мне посоветовала не останавливаться на квашеной капусте.

– Можешь еще печь пироги. Они у тебя неплохо получаются. У метро знаешь как пойдут? С капустой по двадцать, с повидлом по пятнадцать. Ставь тесто! – бросила она. – Только муку покупай просроченную. Так рентабельней.

Откуда такие познания? Даже интересно.

Он позвонил в одиннадцать вечера, я уже засыпала. Его свитер лежал у меня под боком. Услышав его голос, резко села на постели. Сердце билось так, что перехватило дыхание.

– Спишь? – спросил он.

Я не ответила, боялась, что выдаст срывающийся голос.

– Прости, – продолжил он.

Захотелось пошутить, что на это он точно может рассчитывать – на прощение за то, что разбудил, но я вовремя сдержалась. Какие шутки и какое кокетство?

– Что-то случилось? – хрипло спросила я.

Он, помолчав, ответил:

– Да. А ты не заметила?

– Остроумно, – отозвалась я. – А что дальше?

– Мне без тебя очень трудно. И плохо. И еще – я очень по тебе скучаю.

Я перевела дух. Так. Надо быть последовательной.

– Во-первых, – начала я, – мы договаривались, что в ближайшее время говорить на эту тему не будем. И ты мне это обещал. Во-вторых, трудно и плохо сейчас всем. Не тебе одному. Но вместе было бы еще труднее и хуже. А насчет «скучаю», – я постаралась усмехнуться, – это вообще не совсем то, что меня интересует. Это твои личные проблемы. Ты их создал, и ты с ними пытайся справиться. Я же тебе не жалуюсь на свой весьма разнообразный и широкий спектр чувств, ощущений и обид.

– Умница ты, – теперь усмехнулся он. – Все сразу – и по местам. Ловко. И я – подлец, виновник и слабак. И ты – героиня, полная достоинства. Все правильно, все так и есть на самом деле. И слово я свое не держу. Звоню вот, скулю, напрашиваюсь.

– Послушай! – перебила я. – Все имеют право на слабость. Я тебя не упрекаю. Просто я не хочу слушать про «плохо» и про «скучаю». Как-то это все смешно выглядит. Тебе не кажется?

– Да наплевать мне на то, как это выглядит! – в сердцах бросил он. – Ты, как всегда, во всем права. Просто мне захотелось тебя увидеть, понимаешь? До дрожи захотелось. Вот прости мне такую слабость!

– Спокойной ночи! – оборвала его я и, не сдержавшись, добавила: – Со своими слабостями надо уметь справляться, как и со своими желаниями. А еще – уметь держать слово. Этим человек отличается от других биологических видов.

– А еще – человеку свойственны жалость, снисходительность и умение прощать! – выкрикнул он и бросил трубку.

Я откинулась на подушку и закрыла глаза. В трубке раздавался назойливый зуммер коротких гудков. Я нажала на кнопку и бросила трубку на пол.

Дура. Кретинка. Мазохистка. Эгоистка. Ну, что там еще? А как же христианская заповедь про прощение? А как вообще жалость женская и человеческая? В смысле – к ближнему? Или хотя бы – к себе? А про самое свойственное человеку чувство – чувство самозащиты? Чтобы опять было сытно, уютно, красиво и спокойно? Чтобы опять – моря, океаны, теплые и все прочие страны? Хорошая гостиница и кофе с круассаном в парижском кафе? Новый кашемировый свитер, такой ласковый к телу, такой теплый? Я ведь такая мерзлячка! И новые сапоги, только Англия, никакой узкой и тесной Италии, только чтобы комфортно и удобно. А новая сумка? Вот здесь – точно Италия. Очень мягкая, безо всяких наворотов и цацок, на широком плечевом ремне. А еще – частные врачи, предупредительные и внимательные. Бассейн с бирюзовой водой и удобными шезлонгами. Продукты из хорошего супермаркета и с Дорогомиловского рынка. Ну там педикюр на дом, массаж. Короче, все большие и маленькие прелести, которые совсем не портят нашу жизнь.