Анализ характера - Райх Вильгельм - Страница 58

Сторонники этой теории, опираясь на процесс диссимиляции, вновь и вновь стараются обосновать свои взгляды. Но попытки эти неубедительны. Не так давно была опубликована статья,[41] заслуживающая внимание, поскольку автор подходит к проблеме с клинической точки зрения и пытается привести аргументы из области физиологии, которые на первый взгляд выглядят вполне убедительными. Бенедек основывает свою аргументацию на открытиях биолога Эренберга, который обнаружил, что даже у простейших существуют противоположно направленные процессы. Определенные процессы в протоплазме приводят не только к ассимиляции пищи, но и к осаждению ранее растворенной субстанции. Это начальное образование структуры необратимо — растворенная субстанция затвердевает. То, что ассимилируется, — живет; то, что возникло помимо ассимиляции, — изменяет клетку, делает ее структуру более высокой и, начиная преобладать в определенной точке, перестает быть жизнью, это уже смерть. Если вспомнить о затвердении сосудов в преклонном возрасте, то в выстроенной теории можно найти определенную логику, но не подтверждение наличия стремления к смерти, инстинкта смерти. То, что затвердело и стало неподвижным, препятствует жизни и ее кардинальной функции: смене напряжения и расслабления при удовлетворении голода и сексуальных потребностей. Но это нарушение жизненного процесса совершенно противоположно тому, что характеризует инстинкт. Ригидность нарушает ритм напряжения и не позволяет наступить расслаблению, чтобы нам увидеть в этом процессе инстинкт, придется вообще изменить наше представление о нем.

Кроме того, если тревога подразумевает выражение «высвобождения инстинкта смерти», то неплохо было бы объяснить, как «твердые структуры» могут стать свободными. Бенедек сама говорит, что структуру, ставшую ригидной, можно считать враждебной по отношению к жизни только в том случае, когда она преобладает и препятствует жизненным процессам.

Бенедек полагает, что процесс формирования структуры синонимичен инстинкту смерти, а тревога соответствует внутреннему восприятию этого усиливающегося затвердения, то есть смерти. Из этих утверждений можно было бы сделать вывод, что дети и подростки не испытывают никакой тревоги, а пожилые люди испытывают ее беспрерывно. Однако все как раз наоборот: тревога наиболее ярко проявляется, когда возрастает сексуальность (то есть когда ее подавляют в определенные периоды жизни). Согласно этой концепции, мы должны обнаружить страх смерти и у сексуально удовлетворенного индивида, поскольку он является субъектом тех же процессов биологической диссимиляции, что и сексуально неудовлетворенный.

Исследуя фрейдовскую теорию актуальной тревоги, я пришел к модификации исходной формулы, согласно которой тревога возникает благодаря конверсии либидо. Я считаю, что тревога — это проявление того же возбуждения вазовегетативной системы, которое переживается сенсорной системой как сексуальное удовольствие.[42]

Клинический опыт показывает, что тревога — это не что иное, как ощущение давления («angustiae»), застоя; страхи (мысли об опасности) становятся аффективной тревогой только при наличии такого застоя. Если позже на это накладывается социальное ограничение сексуального удовлетворения, ускоряющее процесс формирования структуры (умирания), это вовсе не означает, что тревога — результат данного процесса, а только демонстрирует вредный эффект, который оказывает на жизнь отрицающая секс мораль.

Изменение концепции мазохизма автоматически влечет за собой изменение этиологической формулы невроза. Исходная концепция Фрейда заключалась в том, что психическое развитие происходит в конфликте между инстинктом и внешним миром. Теперь концепция сформулирована так: психический конфликт является результатом конфликта между эросом (сексуальностью, либидо) и инстинктом смерти (инстинкт саморазрушения, первичный мазохизм).

Ключевым моментом для возникновения этого предположения стал необычный клинический факт: определенные пациенты как будто не хотят избавляться от страданий и стараются сохранить болезненные ситуации, что противоречит принципу удовольствия. Возможно, существует скрытое внутреннее намерение сохранить страдание и переживать его вновь и вновь, но вопрос заключается в следующем: является ли «воля к страданию» врожденным биологическим стремлением или вторичным психическим образованием? Возможно, существует потребность в наказании, которая удовлетворяет требования бессознательного чувства вины путем нанесения себе вреда. После публикации «По ту сторону принципа Довольствия» психоаналитики, возглавляемые Александером, Рей-ком, Нанбергом и другими, сами того не сознавая, изменили формулу невротического конфликта.[43] Если раньше считалось, что невроз возникает в результате конфликта между инстинктом и внешним миром (либидо — страх наказания), то теперь психоаналитики утверждают, что невроз возникает в результате конфликта между инстинктом и потребностью быть наказанным (либидо — желание быть наказанным). Эта концепция, основанная на новой гипотезе противопоставленности эроса и инстинкта смерти, заставляет значимость фрустрирующего и наказывающего внешнего мира все больше и больше отступать на задний план. Теперь на вопрос, откуда берется страдание, можно получить ответ: из биологического желания страдать, из инстинкта смерти и потребности получить наказание. Это заставляет забыть о том, что существовал точный ответ: страдание возникает из внешнего мира, из фрустрирующего общества. Данное утверждение блокировало путь социологическому подходу, которому ничто не препятствовало при исходной формулировке психического конфликта. Теория инстинкта смерти, биологической потребности в саморазрушении приводит к философии культуры, подобно той, что представлена во фрейдовском «Беспокойстве в культуре»: философии, утверждающей, что человеческие страдания неизбежны, потому что невозможно преодолеть самодеструктивные тенденции. Первоначальная же концепция психического конфликта фактически критикует социальное устройство.

Перемещая источник страдания из внешнего мира общества во внутренний мир, мы получаем конфликт с исходным принципом аналитической психологии — принципом удовольствия-неудовольствия. Это базовый закон психического аппарата, согласно которому человек борется за удовольствие и старается избежать неудовольствия. В соответствии с исходными психоаналитическими концепциями этот принцип детерминирует психическое развитие и психические реакции. Принцип реальности не противоречит принципу удовольствия, он просто означает, что реальность предполагает необходимость отсрочки или отказа от определенного удовольствия. Два этих «принципа функционирования психики», как их назвал Фрейд, могут быть валидными до тех пор, пока валидна исходная формулировка мазохизма, то есть пока мазохизм считается сдерживаемым садизмом, направленным против самого себя. Таково объяснение мазохизма в рамках принципа удовольствия, но вопрос о том, как страдание может стать источником удовольствия, все еще остается невыясненным. Это противоречит функции удовольствия. Можно представить, как неудовлетворенное и запрещаемое удовольствие способно обернуться неудовольствием, но не наоборот. Итак, утверждение, что мазохизм состоит в переживании неудовольствия как удовольствия, бессмысленно.

Большинство психоаналитиков полагают, что гипотеза о «навязчивом повторении» вполне приемлема для решения проблемы страдания, и это же понятие удивительно сочетается с теорией инстинкта смерти и потребности в наказании. Правда, это было более чем сомнительное утверждение. Во-первых, оно противоречило принципу удовольствия. Во-вторых, ввело в теорию принципа удовольствия-неудовольствия, имевшую хорошее клиническое обоснование, несомненный метафизический элемент, гипотезу, которая не только не была доказана, но и недоказуема вообще, а кроме того, нанесла ущерб аналитической теории. Предположение состояло в том, что существует биологическая склонность к навязчивому повторению ситуаций неудовольствия. Принцип навязчивого повторения сам по себе ничего не значит, поскольку это лишь термин, а вот формулировка принципа удовольствия-неудовольствия основана на физиологических законах напряжения и расслабления. Пока навязчивое повторение интерпретируется как правило, гласящее, что каждый инстинкт стремится к восстановлению состояния релаксации и как компульсивное стремление снова пережить удовольствие, ничего возразить нельзя. В этой форме концепция была ценным уточнением нашего понятия механизма напряжения и расслабления. Но если рассуждать таким образом, то навязчивое повторение полностью находится в рамках принципа удовольствия; более того, принцип удовольствия объясняет компульсивное повторение переживания. В 1923 году я еще довольно неуверенно истолковал инстинкт как характеристику удовольствия, которое должно повторяться.[44]