Реинкарнация: вторая жизнь в альтернативном мире (СИ) - Faded Emory - Страница 41

— И что, это всё?

— Хочешь добавки?! — сделала она быстрый шаг ко мне.

— Нет! Я не про это! — сделал я два шага назад. — А про то, что неужели это все ваши причины, чтобы не лишать нас магии?

— А должны быть ещё? — выгнула она бровь.

— Ну да, разумеется… Я понимаю, ни у кого из нас нет боевого опыта и нам всем всего восемь лет, но это не отменяет наши способности, из-за которых мы действительно опасны для общества и самих себя.

— Ладно, — устало вздохнула она, — отвечу так: мы не первый год занимаемся подобным, и за всё время подобных случаев, о которых ты говоришь, было от силы раз пять — все их мы смогли подавить в самом зародыше. Ну если тебя и это не убедило до конца, то как, по-твоему, мы устроили столь успешный рейд на базу культистов, если мы не используем магию, а там столь сильные и опытные маги?

— Без понятия, — ответил я прямо. — Я хотел об этом спросить позже.

— На тогда можешь радоваться: ответ ты получишь чуть раньше. У нас есть магический артефакт вроде того амулета, но только который работает не на одного человека, на которого его надели, а на целую область.

— Теперь понятно… — я задумался, — значит, вы просто заблокировали им доступ к магии, и они остались совершенно беззащитными…

— Ну да, «просто», — закатила она глаза, усмехнувшись. — На этом утренний допрос окончен, маленький гений?

Последнее мне не очень понравилась, пускай она и сказала это явно в шутку, но я это проигнорировал, ответив:

— Ага, спасибо большое за ответы.

На этом этот наш утренний разговор закончился.

А уже через десяток минут, распределившись по трём повозкам и лошадям, вся наша большая группа двинулись в путь по хреновой грунтовой дороге, от пары часов езды по которой у меня снова заболела жопа. Но это, к сожалению, не самое хреновое, что было в этой поездке.

Куда хреновее было видеть морально разбитых детей, у которых на лицах так и написано, что они более не знают, как им жить и что делать дальше. И это неудивительно — если даже я, прожив столько лет, был вчера буквально морально уничтожен, узнав всю правду, то что сейчас испытывают эти дети, выращенные во лжи, — мне даже представить трудно…

А хуже всего в этом — это ощущение моего полного бессилия. До этого у меня, кажется, ни разу не было такой ситуации, когда как бы я не хотел, я совершенно не могу повлиять на ситуацию…

Не имея нормальной альтернативы, я сел у края повозки и безразличным взглядом рассматривал лес, по которому мы проезжали, при этом поглаживая по голове розоволосую девочку, что, свернувшись в позу эмбриона, лежит у меня на коленях. Не знаю почему, но она словно боялась отлучиться от меня даже на пару секунд, словно я могу куда-то пропасть.

Вероятно, это совокупность её отношения ко мне, которое сформировалось за всё время, проведённое в том месте, и того инцидента, в котором она убила мальчика.

Но, по правде сказать, причины этого меня мало волновали.

Мне её было жаль. А её становилось лучше, когда я рядом.

И меня радовало, что хоть кому-то из них всех я всё же могу чем-то помочь. Пускай и такой мелочью…

Но из-за этого я всё равно чувствовал себя уже хотя бы не столь бессильным…

***

У неё нет имени.

Как нет имени и у всех других детей из того места.

Как-то узнав из книг, что абсолютно у всех, — даже у рабов и самых маленьких детей, — есть свои имена, она спросила об этом у самого дорого и важного для неё человека — у её учительницы магии, что по совместительству тут была самой главной особой, по имени Архаидэс — и она тогда ей ответила, что им это пока что не нужно, поэтому у них и нет имён.

Ей этот ответ показался странным, но говорить это, а уж тем более спорить с ней — она не стала.

Во многом это, конечно, потому что она сама по себе всегда была тихим, неконфликтным и, чего таить, трусливом полулюдом, но меж тем, что касалось конкретно этого случая, то здесь она, в принципе, была попросту согласна с Архаидэс — она тоже не видела особого смысла в именах, когда они и так все друг друга прекрасно различают и без них.

Да, бывали небольшие проблемы, когда, например, кто-то к кому-то обращается, но не понятно, к кому именно. Однако это всё же достаточно редкие случаи, которые запросто решались, стоило добавить к обращению какое-то уточнение, либо же банально указать пальцем, чего она, впрочем, никогда не делала, потому что прочитала в книжках, что это считается крайне невежливым действом, показывающим невоспитанность особы.

Так что, в принципе, отсутствие имени её вполне устраивало.

Тем более всем всегда было понятно, когда кто-то говорил в отношении неё. А всё дело в том, что она полулюд. И помимо этого… у неё розовые волосы, шерсть и глаза, что, как она вычитала из книжек, почему-то является просто огромной редкостью среди полулюдей и обычно полулюди имеют более тёмные и менее выделяющиеся окрасы. Но… это не про неё. И это её мало радовало…

Одним своим цветом шерсти, глаз и волос она с самых ранних лет привлекала к себе очень много внимания. И примерно с тех же ранних лет она отлично поняла, что это внимание ей и даром не нужно. Излишнее внимание её всегда пугало, ибо она не знала, как на это правильно реагировать. А ещё она не была хороша в общении, поэтому всегда предпочитала занятия и книжки, в которых она, можно сказать, растворялась.

Тем не менее… другие, по какой-то неведомой ей причине, этого совершенно не понимали.

Стоило начаться их занятия по магии, и ей, неизвестным ей самой образом, преуспеть в них, как вдруг все захотели с ней играть, разговаривать и… дружить. А со временем, урок за уроком, её популярность лишь росла. Только позже, когда она подросла и один мальчик ей подсказал, до неё наконец-то дошло из-за чего всё это.

С ней общались и дружили лишь с одной целью — чтобы она помогала с обучением в магии.

Ей пользовались.

Разозлилась ли она, когда поняла это? Нет. Она была расстроена, но не более.

Поменялось ли что-то после того, как она это поняла? Тоже нет. Её это, по большому счёту, устраивало. У неё, вечно замкнутой и нелюдимой, всегда было с кем поговорить и с кем поиграть, хоть ей этого и крайне редко хотелось.

А то, что за это ей приходилось помогать другим в магии — это, по её мнению, ничего страшного. Ей это так-то даже нравилось. Её нравилось объяснять и учить — прямо как это делала Архаидэс, на которую она равнялась и которой она скрытно подрожала.

А с другой стороны, если бы она вдруг отказалась помогать в магии другим, то кто знает, что бы из этого в конечном счёте вышло? Вряд ли внимание к ней вдруг исчезло и она стала бы самой обычной, серой мышкой, коей ей так хотелось быть. И вполне возможно, другие бы, кому она до этого всё это время помогала, на неё обиделись или даже начали бы над ней издеваться, а этого она очень и очень сильно боялась…

И как выяснилось чуть позже — не зря.

В один ничем непримечательный день два мальчика поссорились между собой. Не то чтобы это было чем-то необычным и особенным — всё же ссоры в том месте происходили с завидной частотой, что ей, к слову, совсем не нравилось, но и влезать в них, чтобы что-то с этим сделать, она боялась. Тем не менее, что касаться самой ссоры — то хоть ей и другим в тот день и показалось, что это самая обычная ссора и им не стоит обращать на неё никакого внимание, однако, как выяснилось позже, это совсем не так.

Оглянуться они все не успели, как обычная ссора переросла во что-то большее, во что-то пугающее её до ужаса…

А причина же всего этого… это — всего лишь разница в их телах…

Причём до этого никто и никогда толком не обращал внимание на это. Они принимали то, что они разные, как норму. А тут всё резко, будто в один миг, изменилось из-за какого-то одного непримечательного случая. И спустя некоторое время, вслед за первыми участниками конфликта, появились и остальные, а чуть позже и вовсе почти все в этом месте втянулись в эту глупость, разделившись на две группы и начав издеваться над теми, кто был в другой группе…