Красным по белому (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 14

— О! Так может — сыграем? — Джонни потянулся за лежащей на столе парой костей, — Я, чтобы не отбрасывать тень, в бар спускался, только чтобы поесть, у меня уже зуд в пальцах от стука кубиков!

— Нет, — с этими словами Йохан положил на столик пачку бумаг. Полный комплект документов, удостоверяющих, что предъявитель сего — именно Карл Фабер.

— Ладно. Придется, видимо, терпеть до границы с соседней провинцией.

Перегринцы считали себя, в определенном смысле, наследниками традиций Древнего Эста, еще тех времен, когда он был республикой, а не империей, поэтому древнеэстские реалии встречались здесь, зачастую, в самых неожиданных местах, иногда — без всякой логики. Впрочем, с логикой перегринцы не дружили. Так, приятельские отношения поддерживали, но не более того.

Тем временем Дженкинс положил на стол свои документы. Йохан придвинул их себе:

— Раздевайся.

— Я бы предпочел, чтобы эти слова мне сказала молоденькая девчонка с вот такими… Ладно, ладно, не хмурься. Тоже потерплю до соседней провинции.

Через пять минут Йохан и Джимми обменялись одеждой. Обменялись документами. Обменялись именами. Обменялись жизнями.

Теперь из городка Гринвилл выедет и поскачет на запад белоземельский иммигрант Карл Фабер, чтобы в соседней провинции играть в кости и лапать девчонок. А брумосский иммигрант Джонни Дженкинс поедет на север по своим делам.

— Не знаю, кто ты такой… Джонни, — произнес свежеиспеченный «Фабер», глядя, как «Джонни» надевает его — свою — шляпу, новенькую, с серебряными накладками на ленте, — Но хочу тебя, на всякий случай, предупредить: меня могут искать… нехорошие ребята. Я выиграл у них эту шляпу… и деньги, которых они не хотели бы лишаться. Твои друзья помогли мне стряхнуть их с хвоста, да и не та, если честно, сумма, чтобы гнаться за мной от самого Нового Канарси, но, все же, будь осторожен. Джонни.

— Буду, Карл. За меня можешь быть спокоен — Карла Фабера никто не ищет. В Перегрине — уж точно.

Да, конечно, Йохан предпочел бы обменяться именами с каким-нибудь более законопослушным и менее проблемным человеком, чем Дженкинс. Но такие люди крайне редко испытывают желание сменить имя и еще реже — обладают подходящей внешностью.

Перегрин

Малавита

24 число месяца Короля 1855 года

«Джонни Дженкинс»

1

Кости с тихим стуком покатились по столешнице.

Два и пять.

— Семерка навылет.

Игрок с досадой хлопнул ладонью по столу и передал кости Йохану… вернее, простите, Джонни Дженкинсу. Ведь здесь, за столом, не было никаких белоземельцев, только коренные перегринцы — каковым считался любой перегринец, чей отец пересек океан до того, как у него родился ребенок — и один брумосский иммигрант. В дурацком голубом жилете.

Снять его «Джонни» никак не мог, это выбивалось из общего стиля Дженкинса, поэтому сейчас он просто-напросто решил проиграть его в крепс.

Однако, то ли новичкам, по старому игровому поверью, всегда везет, то ли, по другому и не менее старому игровому поверью — более суеверных людей, чем игроки, еще поискать — если ты твердо решил проиграть, то ты будешь постоянно выигрывать. В общем, неизвестно, что сработало в этот раз, однако «Джонни» везло до неприличия. И, помимо суммы в двадцать талеров, он стал еще обладателем замечательной пары сапог из крокодиловой кожи. Как только юноша на них взглянул, он сразу понял, что, в случае, если наденет их, станет достопримечательностью на всем пути своего следования до Перегрин-Ривер. Особенно если так и не сможет избавиться от жилета. В крокодиловых сапогах, небесно-голубом шелковом жилете, в шляпе с серебряными накладками на ленте… Остается только завести себе слона, жонглера и глотательницу шпаг — и передвижной цирк укомплектован.

«Джонни» встряхнул стаканчик и бросил кости. Кубики отскочили от стенки и прокатились по доскам.

— Три и пять, — прокомментировал его соперник, судя по виду, сын какого-то обеспеченного фермера, флегматичный парнишка в новеньком, необмятом, костюме цвета корицы, — Очко.

«Джонни» принялся неторопливо выбрасывать кубики, в ожидании, когда повторно выпадет восьмерка. Ну, или семерка. Кости, как назло, выдавали значения от двух до пяти или же одиннадцать-двенадцать, как будто издеваясь.

Три и четыре.

— Семерка навылет.

Фермерский сын придвинул к себе стопку монеток, сгреб кубики и затряс стаканчик. «Джонни» щелкнул по жилету, подтверждая, что в ставке именно он.

— Три и четыре! Пасс! Жилет мой!

Уф, наконец-то. «Джонни», не особо стараясь скрыть свою радость, расстегнул пуговицы этого предмета одежды. В конце концов, это поделие неизвестного, но, кажется, обладающего цветной слепотой портного не только оскорбляло его вкус и резало глаза, но и откровенно демаскировало. Понятное дело, что те самые люди, которых настоящий Джонни обыграл в Новом Канарси, давным-давно потеряли его след — если вообще искали — но, все же, такая бросающаяся в глаза примета…

— А вот и Джонни!

И тут юноша понял, что несколько недооценил настырность друзей малыша Джонни.

2

Четыре человека, лет так тридцати каждый, с грубыми, обветренными лицами, в почти одинаковых серых костюмах — с жилетами и галстуками, а как же — в одинаковых широкополых шляпах. С револьверами на поясах. И руки у каждого из новоприбывших расположены так, что нет никакого сомнения, они успеют открыть огонь прежде, чем «Джонни» выхватит свое оружие. Даже если бы его револьвер не висел в кобуре на спинке стула.

— Вы меня с кем-то спутали, господин, — лениво бросил «Джонни Дженкинс». Собственно, настоящий Джонни, скорее всего, ответил бы так же. Если эти парни знаю настоящего в лицо — может получиться неудобно. Но с другой стороны — в таком случае может погореть синим пламенем вся затея с подменой.

— С кем же тебя можно спутать, Джонни? Твоя жилетка сияла на всем твоем пути от Нового Канарси до этой дыры.

Так и знал! Нужно было просто выкинуть ее в реку на том мосту! Завернуть в камень и забросить подальше! Джонни, Джонни…

— Эй, господин! — подал голос бармен, — Здесь вам не «дыра», а Малавита, город, в котором первый дом появился на два года раньше, чем срубили первое дерево в том лесу, на месте которого вырос этот ваш Новый Канарси.

Честно говоря, бармен, скорее всего, приврал. В конце концов, Новому Канарси было уже более двухсот лет, а первые переселенцы здесь появились… ну, лет сто назад максимум. С другой стороны, «Джонни» прекрасно его понимал: кому понравится, когда к тебе приезжают «городские» и начинают с ходу оскорблять твою родину?

— Что ты там вякнул, краснорожий? — взвился один из прибывших по душу Джонни.

А вот и вторая ошибка. Лица сельских жителей Перегрина действительно отличаются сильным загаром, потому что работать фермерам приходится на палящем солнце, от которого поля шляп не очень-то спасают. И сами жители глубинки могут с гордостью называть себя «краснорожими», подчеркивая этим, что они не какие-то там белоручки, настоящие трудяги.

Вот только от других людей это слово считается оскорблением.

— Вот что, господинчик. Вам здесь официально не рады. Проваливайте, пока целы.

— Да ты знаешь, кто мы такие⁈

Не стоило одному из серокостюмных с этими словами выхватывать револьвер, ой, не стоило. То ли они у себя в городе отвыкли от того, что у каждого человека может быть при себе оружие, то ли привыкли, что никто не смеет поднимать на них хвост.

Грохнуло ружье в руках бармена и размахивающий — размахивавший — револьвером начал заваливаться с дыркой во лбу.

Но и городские тоже таскали оружие не как украшение.

Бармен еле успел нырнуть за стойку, как бочонки с виски и пивом за его спиной изрешетили револьверные пули. Хлынули многочисленные струи напитков. Из-под стойки раздался гневный вскрик.