Лягушка Басё - Акунин Борис - Страница 35

- Может быть, цепочка принадлежит Нетании?

- Ай, бросьте! Маленькая чертовка украшений не носит. Нет, это какая-то посторонняя женщина.

- Откуда же в доме ночью возьмется п-посторонняя женщина?

Я подумал, но совсем немножко. Сообразил.

- Знаю, откуда! Знаю! Вечером убираться в лавке приходит прачка Кася Шульман! Это она днем прачка, а когда уложит детей, подрабатывает уборкой, потому что детей у нее четверо, а мужа нет даже одного. Кася  приходит поздно, иногда машет тут метелкой до полуночи. Даже субботу не соблюдает, потому что дети хотят кушать каждый день недели. Женщина она в теле, и в очень хорошем теле, на нее многие облизываются и некоторые не только облизываются. Четверых детей без единого мужа ей не ветром надуло. Притом Кася не курва какая-нибудь. Если кого и приласкает, то исключительно по сердечной приязни. Смекаете, к чему я?

- Смекаю, - смекнул Фандорин. – Вы хотите сказать, что Либер спустился в лавку поздно вечером. Увидел, что Кася  еще здесь. Воспылал к ней страстью, но сердечной п-приязни к нему Кася не испытывала и стала защищаться. Такова ваша версия?

- Я же говорю: элементарно, Ватсон.

- А хватило бы у этой Шульман сил для такого удара?

- Хотел бы я иметь столько силы, сколько ее у Каси, - отвечаю. - Когда она с мостков полощет белье, по  реке Мухавец ходят волны.

Фандорин заметил:

- Осталось установить, Касе ли принадлежит цепочка. Как нам это сделать, не возбуждая подозрений объекта?

- Ну, это просто, - успокоил его я. - Кто всегда примечает, какие украшения носит женщина?

- Кто?

- Другие женщины. Пойдемте к мадам Горалик и покажем ей цепочку.

- Отличная идея, - признал мой помощник. - Только не говорите, зачем нам это нужно.

- Без вас бы не сообразил, - проворчал я, потому что не надо учить ученого. -  Идите уже за мной и смотрите, как Арон Бразинский провернет это дело.

И мы поднялись по левой лестнице на второй этаж. Подходим к комнате хозяйки. Слышу – мамаша с дочкой поют. И весело так, будто в доме никто не помер, а совсем наоборот!

Стучу.

- Мадам Горалик, это я, Арон Бразинский!

- Ага, - откликается хозяйка, - наконец-то! Что вы торчите за дверью? Заходите.

Входим.

Они с дочкой сидят у пианино. Еще лучше, думаю. Мамаша не вспомнит – дочка подскажет, она глазастая.

- Бразинский, вы похожи на кота, который наелся сметаны, - сказала мне невежливая женщина. -  Значит, вы нашли доказательство, что Либера укокошил его жирный сынуля. Скажите мне, что это так, и я не только спою, но и спляшу.

- Мы пока что нашли на полу вот эту цепочку и решили вам занести, - отвечаю. - Вдруг вы хватились и переживаете. Ценная вещь, из чистого серебра.

И я поглядел на Фандорина, искоса. Учитесь, Ватсон.

- Этой ценной вещи красная цена три рубля, - фыркнула Лея, едва взглянув. - Я такую дрянь даже на свою болонку не надела бы, если бы у меня была болонка. Но чертов Либер говорил, что собаке не место в приличном еврейском доме. Ничего, теперь я заведу себе две болонки и, может быть, еще пуделя. От кого меньше шерсти, от болонки или от пуделя?

- Значит, цепочка не ваша? – спрашиваю. - Вы уверены?

- Отцепитесь вы от меня с вашей цепочкой! Это каламбур, если вы не поняли. Знаете, что такое «каламбур»?

- Знаю. Это когда уважаемому человеку грубят безо всякой на то причины, - ответил я с достоинством. – Не знаете, чья цепочка, так и скажите, и мы пойдем себе.

- Я знаю, чья это цепочка. И если бы вы чем ходить вокруг да около сразу спросили, я сразу бы и ответила. Это позорище таскает на себе толстуха, которая подметает в лавке. Как ее? – повернулась к дочке.

- Кася, - говорит та. - Она хорошая. Такое мне про мужчин порассказала, что я прямо порадовалась на свою хромоту. Никто ко мне не будет приставать, и замуж можно не выходить.

В разговор влез Фандорин.

- Я полагаю, что это скромное украшение очень дорого владелице. Далеко ли отсюда она живет?

- Не то чтобы далеко, - отвечает Нетания. – Шагов двадцать отсюда, в дворницкой.  Папаша дал ей жилье в обмен на работу.

Вышли мы за дверь, я говорю Фандорину:

- Видали, как я провел допрос? Никто ничего не заподозрил. Теперь осталось только прижать Касю, и дело раскрыто. Идемте. Только не встревайте, я сам!

Сначала я вообще хотел допросить, а потом и арестовать Касю один, но потом вспомнил, как яростно она полощет белье, подумал – вдруг она снова впадет в состояние аффекта и решил, что с помощником будет лучше.

Мы вышли через черный ход во двор. Увидели дверь в полуподвал. Оттуда доносились детские крики.

И я заколебался. Как это я буду арестовывать мать четверых детей?

- Знаете что, - говорю, - а пускай дальше разбирается полиция. Дело раскрыто, семейство Горалик останется довольно, я получу свои деньги, вы получите хорошую комнату переночевать, и всем будет приятно.

Но тут из дворницкой выходит Кася Шульман с засученными по локоть рукавами. Поглядела на Фандорина, на меня, потом на цепочку, которую я держал в руке…

- Чтоб мне провалиться! – орет густым голосом. - Это ж моя цепочка! Вот спасибо, реб Арон! Вы ведь Арон Бразинский, к которому люди ходят за хорошим советом? Дайте мне хороший совет, куда мне деться от моей окаянной жизни?

Хотела взять у меня  цепочку, но это она раньше была просто цепочка, а теперь стала уликой. Я спрятал руку за спину.

 - Вы что, хотите получить с бедной женщины награду? – с укоризной сказала Кася. - Бросьте. Денег я вам не дам, потому что я бедная, а если вы надеетесь на то, что я женщина, то этого я вам тоже не дам. Я люблю статных мужчин, а вы, извиняюсь, на гриб похожи.

Я ей:

- На твоем месте, Кася, я бы людей грибами не обзывал. Грибы тоже разные бывают. Есть боровик, а есть, например, ядовитая поганка.

Она устыдилась.

- Да ладно вам, я же не в обиду сказала. Отдайте цепочку, я вам в благодарность постираю ваш с позволения сказать пиджак, а то он у вас совсем задрипался.

- Давно вы потеряли цепочку? – спрашивает мой Ватсон. Не утерпел-таки, влез.

- Вчера утром еще была, а после ужина хватилась – нету.

Я плечом слегка отодвинул своего помощника.

- После ужина, говоришь? А может, только сегодня?

Брови грозно насупил, глазами в нее впился – не заморгает ли? Люди, когда врут, часто моргают. Но Кася Шульман не заморгала – наоборот вытаращила на меня свои коровьи глазища.

- Я цепочку перед сном снимаю, а то будешь ворочаться, и порвется. Не было ее. Я и под кроватью смотрела, и всюду. Поплакала. Думала, пропала моя краса. Мне ее один хороший человек подарил, пожарный, папаша моей младшей дочки.

- Ты вчера вечером уборку в магазине делала? – беру я быка за рога.

- Не, в пятницу вечером Либер убираться не разрешает. Грех, говорит.

Я со значением посмотрел на Фандорина. Ага! Вот я ее и поймал на вранье.

- А где вы вчера работали? – спрашивает он.

- У них же, у Гораликов. На женской половине. У мадам шторы снимала постирать, у дочки ихней, хромоножки, чернила с паркета оттирала. Пробыла там до самого вечера, пока шаббат не начался. Потом пошла еще к соседу Иван Петровичу белье постирать. Они русские, субботу не справляют, - сообщила Кася, словно это была большая новость.

Думаю: врет, наглая баба, и даже не покраснеет! У меня к ней всякая жалость пропала, еще когда она меня грибом назвала, а тут я совсем рассердился.

- Хватит мне тут врать, Кармель Шульман!

Когда производят арест нужно называть преступника полным именем. Не скажет же полиция, например, знаменитому террористу Григорию Гершуни, когда его уже поймает: «Гриша, сдавайся!».

- Кармель Шульман, - говорю, - нам известно, что ты ночью была в лавке! Твою цепочку мы нашли в руке у мертвого Либера Горалика!

Она разинула свой губастый рот.