Лягушка Басё - Акунин Борис - Страница 25

- Насквозь? – спрашивает.

- Как курицу вертелом, клянусь вам! Пришпилили беднягу к полу! Либер Горалик был неприятный человек, но даже он такого конца не заслуживает. Если бы он помер от водянки, от заворота кишок или даже свернул себе шею, свалившись с лестницы, я бы ничего не сказал. Но никакой человек не заслуживает, чтобы его в канун субботы палкой протыкали в собственном доме! И что за еврей совершает убийство в такую ночь?

- А почему вы думаете, что убийца еврей?

Я понизил голос, потому что у нас в Брест-Литовске у прохожих очень большие уши.

- Если бы я думал, что убийца просто еврей, это было бы полбеды. Среди евреев тоже полно швали. Но ужас в том, что Либера мог убить только кто-то из домашних. Вы знаете, что такое «герметичное преступление»?

- Знаю.

На всякий случай объясню вам – вдруг вы не знаете? «Герметичное преступление» - это как если в комнате кто-то испортил воздух, и непонятно кто, но несомненно один из присутствующих.

- Так вот это преступление герметичнее некуда. На ночь Либер всегда запирает в доме двери и ставни, потому что на первом этаже лавка с товаром, а на втором этаже живет семья, и там тоже очень кое-чего есть, скоро сами увидите. Ни выйти, ни войти без ведома хозяина никто не мог. И вот утром старший приказчик Ханан Стефанович спускается вниз, в магазин, а там лежит Либер, и из Либера торчит аршин. Представляете?

- П-подробнее про устройство дома, пожалуйста.

Я остановился, поднял ветку и стал рисовать на земле. У нас не Москва, у нас асфальтов нету, очень удобно – если  вам вдруг понадобится нарисовать что-нибудь веткой на грязи.

- Весь первый этаж там занимает лавка. Оттуда наверх ведут две лестницы, слева и справа, вот так и вот так. Одна на Синюю половину дома, другая на Розовую... Не спрашивайте, я сейчас сам объясню, только нарисую, где нашли Либера... Вот здесь его нашли, около прилавка. Теперь про две разноцветные половины. Либер Горалик и его супруга, ее зовут Лея, живут, то есть жили, как кошка с собакой или как наш царь с английской королевой. Лея – особа с характером, какого я вашей жене не пожелаю. Либер – как злой пес, которого держат на цепи и не кормят.  Между собой они лет десять не разговаривают, если не считать разговором ругань.  Живут каждый на своей половине и упаси боже друг к дружке не заходят. Там наверху между половинами дома и двери-то нет, ее кирпичом заложили. На мужниной стороне синие штофные обои, на женской половине – розовый шелк. А что не пошиковать, если ткани вот они, внизу на полках лежат?

- Значит, - уточняет Фандорин, - к месту убийства можно было попасть справа и слева, через две двери?  Так. Теперь расскажите, кто находился минувшей ночью в доме.

- Четыре человека. На Розовой половине кроме Леи живет ихняя дочка Нетания. На Синей половине кроме покойника живет его сын Кальман, мишúгер каких поискать, и приказчик Ханан, который ведет все счета. А больше никого нет.

- Стало быть, физически совершить убийство могли только четыре ч-человека?

- Если вы про попасть ночью в лавку – то да. Но насчет физически я бы посомневался. Проткнуть насквозь такого упитанного человека, каким был Либер Горалик – это большая сила нужна.

- Или состояние аффекта. Вы ведь знаете, что в момент крайнего нервного возбуждения даже хрупкая женщина способна на м-мышечное усилие, многократно превышающее ее обычные возможности?

Я начал немножко сердиться, потому что, спрашивается, кто из нас Шерлок Холмс, а кто доктор Ватсон?

Говорю:

- Если вы намекаете, что Либера убила жена, то должен вас расстроить. Тут есть одна загвоздка, про которую я еще не успел вам сказать, потому что вы меня все время перебиваете.

- П-прошу извинить. У госпожи Горалик алиби?

 - Вроде того. Либер боялся, не отправит ли его жена на тот свет – вот какая это женщина. И на всякий случай составил завещание. Если он, Либер, помрет не своей смертью – отравится грибами, или ни с того ни с сего стукнется головой, не говоря уж про убийство – его вдова не получит никакого наследства и пусть грызет себе локти вместо того, чтобы прыгать от радости.

Фандорин кивнул:

- Итак, алиби у госпожи Горалик нет, но нет и мотива. Вернее, есть антимотив. Так?

- Получается, что так. Лея Горалик – единственная, кого сразу хочется подозревать, потому что это не женщина, а тигр. Но она не такой глупый тигр, который захочет лишить себя наследства. А там ой есть чего лишиться! Дома, товары, Б-г знает сколько тыщ в банке.

Он спрашивает:

- Что собою представляют трое остальных обитателей дома – сын, приказчик и дочь? Кто из них подходит на роль убийцы?

- В том-то и дело, что никто! Мужчины не сказать, чтоб были очень мужчины. Сами увидите. Ханан – такая клецка в ермолке. Представить, что он валит хозяина на пол и протыкает аршином – на это у меня фантазии не хватает, а фантазия у меня очень хорошая. Горалик-младший, Кальман, квашня квашней и тому же мишúгер полоумный, но не из тех полоумных, которые буйные, а совсем наоборот. Плаксивый, бабистый, с утра до вечера Б-гу молится. А еще он, прости Господи, художник. Это такое несчастье для солидной семьи! Покойный Либер очень убивался, что единственный сын не хочет заниматься торговлей, а лепит глиняных уродов и мечтает сбежать в Париж.

- В Париж? – удивился Фандорин.

- Представьте себе! Кальман съездил в Париж и вернулся оттуда совсем сумасшедшим. Казалось бы или ты богомолец, или ты художник, либо туда либо сюда. Но у Кальмана в его взбалмошной башке всё варится вместе, как в кастрюле с бигосом.

- А что собой представляет дочь? – спрашивает мой спутник.

- Черт в юбке. Еще и хромает, как Нечистый. Я подозреваю, что вместо одной ноги у нее копыто. Всякий раз, когда мне хочется убить мою дочь Мариам, я вспоминаю про Нетанию Горалик и думаю: «Не такая уж плохая у меня девочка». Однако Нетании Горалик всего пятнадцать лет, и представить, что она убивает папашу аршином – это надо иметь воображение, какого у меня нет. А теперь, господин Фандорин, когда я вам всё рассказал, давайте вы уже будете доктором Ватсоном. Предоставьте думать мне, а сами делайте, что я вам велю.

Это я так сказал, потому что мы уже подходили к дому Гораликов. У входа топтался Ханан Стефанович, махал нам рукой.

- Слава б-гу, реб Арон, наконец-то вы вернулись! – кричит. - Я вижу, вы сумели найти помощника…

- Покойника не трогали? Ничего не трогали? - перебил его я, пока он не заговорил про сто рублей. Зачем Фандорину про это знать?

- Какое там! Я в лавку и зайти боюсь. Наши все наверху, каждый у себя.

Мой помощник спрашивает:

- С чего начнем, мистер Холмс?

- С того, что вы войдете в магазин и включите электричество. Там темно, как в Африке ночью, потому что ставни закрыты.

Он спрашивает:

- Как же господин Стефанович утром разглядел тело?

Ханан объяснил:

- Там семисвечник горел. Хозяин зажег еще вечером. Теперь уже догорел. Темно…

- А что хозяин делал ночью в лавке? – спрашивает дальше Фандорин.

- Он туда каждую ночь спускался. У него нервы, бессонница. Вид товара его успокаивал. Либер радовался, что у него столько красивых и дорогих тканей. Гладил бархат, атлас, шелк, пил настойку, закусывал сахарным печеньем. Иногда выдует всю бутылку, сядет на пол, привалится к прилавку и заснет. Это часто бывало. Но перед рассветом всегда поднимался к себе и укладывался в постель… Реб Арон, можно я туда не пойду? Страшно.

 - Нельзя. Вы можете понадобиться. Ну же, Фандорин. Выключатель справа.

Фандорин вошел. Раздался щелк. Магазин осветился.

Я сказал себе: «Я – Шерлок Холмс». Глубоко вздохнул и шагнул внутрь.