Маленькая ведьма - Иващенко Валерий В. - Страница 21

Финн некоторое время серьёзно обдумывал услышанное. Наконец он изобразил породистым лицом лёгкое изумление.

- Етто не есть шутка?

- Да в том-то и дело, господин лейтенант, что нет! - с жаром подтвердил раскрасневшийся от выпитого мичман Деколь.

Мичман Давыдов выпал из беседы о затее Луки Пустошкина, как намазанный жиром лот из рук матроса. Безучастно сидел он у стены, наслаждаясь чуть щипучим ароматным дымком, столь приятным после местного самосада - ещё более мерзкого, чем матросская махорка.

Какие потери! А ведь на дворе просвещённый двадцатый век, господа! Почему же, отчего гибнут самые лучшие, самые умные и порядочные люди? В то время как воры и бездари процветают в тылу да штабах…

Павел Андреевич вспомнил своего покойного командира, адмирала Степана Осиповича Макарова, так нелепо погибшего на мостике броненосца "Петропавловск". Вспомнил чёрный для русского флота день, когда надёжная, подрагивающая от рокота паровых, запущенных на полную мощность, котлов палуба вдруг вздыбилась от взрыва страшной силы, изуродовавшего правый борт родного корабля. Как оглушённого, захлёбывающегося холодной океанской водой молодого мичмана втянули в спасательную шлюпку.

А Осипыч, гордость и надежда флота российского… "Господи! Ну почему не я, ну почему не я погиб, а именно тот, кто мог спасти флот и всю войну!" - не раз с истерзанных бессонницей губ впоследствии срывался этот горячечный шёпот. А перед глазами стояло солидное, с окладистой бородой лицо адмирала, объясняющего стоящему рядом с ним художнику Верещагину - тоже, кстати, погибшему в той катастрофе - диспозицию неприятельского флота.

Мичман, чувствуя, что его вновь затягивают гнетущие и совсем бесполезные на войне мысли, с досадой ударил кулаком по ящику, проломив отсыревшее в подземелье дерево насквозь. Ведь с того самого рокового дня словно какая-то обречённость повисла над Порт-Артуром и всем русским флотом. И каждый хоть раз, нет-нет да и чувствовал тленный холодок неминуемого поражения…

По ступенькам сверху с грохотом скатился вестовой матрос.

- Ваши благородия, велено мичмана Давыдова немедля к генералу! - откозырял он, тщетно шаря полуслепыми со свету глазами в здешнем полумраке.

Лейтенант Валтонен хмуро глянул на посыльного, неодобрительно покачал белобрысой макушкой, затем перевёл взгляд на безучастно сгорбившегося у стены мичмана.

- Павел Андреевичч! Вас кличчут!

Тот поднял голову, некоторое время тяжёлым взором смотрел на заколебавшийся от дуновений воздуха огонёк, и со вздохом встал на ноги.

- Веди, - бросил он безучастно переминающемуся с ноги на ногу матросу, безуспешно пытаясь поправить мятый и грязный китель.

Наверху оказалось всё так же ветрено и сыро. Слава всевышнему - хоть японцы пока не стреляли. Петляя по траншеям и ходам сообщения, провожаемые равнодушными и любопытными взглядами, они обогнули сопку и спустились вниз, где чернобородый всадник держал в поводу ещё одного нервно дрожащего коня. Мичман вскочил в седло, красующийся газырями черкес тут же ожёг плетью своего, и они помчались по изрытой воронками дороге в штаб.

Хоть Давыдов и был моряком, но он был им первым в роду. Вся остальная череда славных и именитых предков старинного рода верой и правдой служила Царю и Отечеству - в кавалерии. Уланы и драгуны, кирасиры и гусары, один даже до полковника дослужился чином. Но сменить привычное с детства седло на качающуюся палубу боевого корабля решился только Павел Андреевич.

И вроде неплохо получилось у него - аттестат его был безукоризненным, да и перспективы по службе, тем паче в военное время, были просто блестящими. Да вот незадача только - Россия войну с Японией проигрывала. Чтобы осознать эту нехитрую истину, не нужно быть таким уж стратегом - достаточно иметь хоть каплю соображения в голове…

В приёмной, у заваленного бумагами стола адьютанта на шатких стульях сидели несколько полковников и двое богатырской стати казаков. Однако дело, по коему мичмана вызвали к самому, видимо, было совсем уж безотлагательным, так как отрапортовавшего о прибытии сразу проводили к генералу, под завистливыми взглядами остальных несчастливчиков.

Генерал потёр ладонями осунувшееся, бледное от недосыпа лицо.

- А-а, прибыли, голубчик? Очень хорошо.

Впрочем, из дальнейшего разговора выяснилось, что не так уж и хорошо. Короче - повадился кто-то из японских лазутчиков шастать по тылам обороняющихся русских войск. Да так ловко и нахально, словно у себя дома. Если бы просто мелко пакостил да высматривал - рано или поздно поймали бы. Но он же, сука узкоглазая, оказался каким-то там самураем-невидимкой - посланный на его поимки отряд жандармских чинов попросту вырезал, причём чуть ли не под окнами штаба!

- Доложили мне по команде, что вы, Павел Андреевич, умеете нечто эдакое… - и сидящий рядом с командующим худощавый контр-адмирал неопределённо пошевелил в воздухе пальцами.

Мичман слушал с лёгкой хмуростью, прикидывая, какими же словами можно охарактеризовать выпавшее ему непростое поручение. Выходило - сплошь и рядом только нецензурными. Если уж обученные всяким жандармским штучкам голубые мундиры спасовали, то потомственному Давыдову в самый раз и отдуваться. Да, из поколения в поколение в их роду передавались секреты ещё от древних русских воинов пришедшей борьбы, знаток коей запросто мог пройти сквозь ватагу решительных парней, при этом ненароком уронив их всех себе под ноженьки. И пару раз из хмельного куража мичман продемонстрировал отнюдь не робкого десятка коллегам свои умения…

- Одним словом, на вас, господин мичман, последняя надёжа. Возле адьютанта ждут двое проверенных ребят из казачьих пластунов - не подведут. Берите их, делайте что сочтёте нужным - в методах не ограничиваю. Всё, ступайте с богом, и избавьте Порт-Артур от этой банды узкоглазых убивцев…

Так вот и началась эта авантюрная, совершенно безумная вылазка. Пластуны сначала немного недоверчиво и свысока посматривали, поступив под командование морского офицера. Пришлось, свернув за угол, малость помять их да зубы начистить, чтоб не скалили. О, сразу соображение проявилось, да уважение во взглядах обозначилось!

- Звыняйте, ваше благородие, обознались… - смущённо заявил представившийся как Чмырь жилистый чернявый парень, украдкой потирая ещё ноющую поясницу.

Второй же, назвавшийся Гмырей, глядел просто с восторгом на оказавшегося вовсе не рохлей командира. Ну да, ему ж досталось малость поменьше.

- Так, слушай мою команду, - с великолепной невозмутимостью рассудил мичман и перечислил кое-какие соображения по порученному делу.

Ребятки оказались тоже тёртыми. Кое-что добавили, уточнили со своей стороны. И гуськом потянулись за Давыдовым к главначснабжу, а по-морскому - баталёру Сорокину, за обмундированием и кое-какими хитрыми задумками. С кажущейся ленивой и вялой беззаботностью они зашли в самую глубину необъятного склада. Правда, их несколько разочаровало то, что интендант уже оказался предупреждён свыше и выдал всё требуемое по первому же слову. Хотя в другое время спорил бы до хрипоты, брызгая слюной и в отчаянии стукая себя по отнюдь не впалой груди.

Как бы то ни было, тот безропотно оделил всем требуемым потерявшего от безнаказанности всякий стыд мичмана, хотя и проводил удаляющуюся тяжело нагруженную троицу весьма задумчивым взглядом.

Первым делом Давыдов нагрянул в казармы. Выгнал взашей из первой же попавшейся комнаты поселившуюся было там сухопутную шушеру с помятыми от беспрерывного пьянства лицами. Бросил свою добычу на жёсткую, как палуба броненосца, армейскую койку.

И откупорил бутылку шустовского коньяку.

Ребята ему достались сообразительные. Мигом очистили столик, длинными обоюдоострыми кинжалами нашинковали ветчину и венскую колбасу. Сыр, истекающий ароматными слезами, и даже - о чудо! - каким-то совершенно непонятным образом завалявшийся у хозяйственного Сорокина чуть привявший лимон.