Железом по белому (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 42

А что спросила женщина из-за двери — он вообще не понял.

С другой стороны — что он могла спросить, кроме «Кого там черти посреди ночи принесли?».

Не дождавшись ответа, дверь распахнули.

Женщина. В принципе, это все, что мог сказать Цайт, потому что напротив света видел только черный силуэт.

— Ty kto takoj? — женщина схватила юношу за рукав, — Oj, da ty zhe wess mokryj kak lishnij kotenok! Ty chshto, w reke kupalsja?

Продолжая тараторить что-то непонятное, он затащила его в дом.

— Зр-др-дра-др-др-др… — из-за стучащих зубов Цайт сам не понял, что сказал.

— Zamjoerz, bednennkij malchshik… — хозяйка произнесла что-то сочувствующее и скрылась за занавеской. Цайт остался стоять посреди комнаты, дрожа и капая на пол. Впрочем, здесь было все же гораздо теплее, чем на улице. Огромная узорная печь в углу помещения просто дышала жаром.

Комната была просторная, хотя и невысокая. В одном углу, справа, громоздилась печь, в другом стояла кровать, между ними колыхалась занавеска, скрывавшая, видимо, вход еще в одну комнату, в которой скрылась хозяйка. Слева занимал весь угол большой стол, застеленный белой скатертью, вдоль стены стояли лавки, в самом дальнем левом углу висели какие-то картины.

Женщина выскочила вновь, таща в руках груду одежды. Немолодая, лет тридцати, плотная, но стройная, как отлитая из серебра статуэтка. Лицо округлое, чистое, белое, черные брови вразлет, синие глаза блестят сапфирами.

— Chshto stojishh? Razdewajsja bystreje!

— Чрр-др-тр-др-ррр, — отстучал зубами Цайт.

Чего она хочет?

Женщина, махнув рукой, свалила одежный ком на лавку и сноровисто принялась расстегивать пуговицы на груди юноши.

Тут уж только последний дурак не понял бы, что она хочет. Нет, вовсе не его синего и пупырчатого тела. Женщина хочет, чтобы он, дурак промерзший, разделся, вытерся и переоделся в сухое. Вот только…

А отвернуться она не хочет?

— А выр-дыр-дыр…?

Не, не получается.

Ну, он честно пытался. Цайт принялся стягивать мокрые и ледяные тряпки. В конце концов, он не о своей стеснительности беспокоился, а чтобы не смутить хозяйку. Судя по взгляду, которым она его окинула, чтобы ее смутить, нужно что-то… кхм… большее.

Он схватил длинный отрез белого полотна, протянутый хозяйкой, и принялся вытираться, с облегчением прикрываясь.

— Lozhiss, razotru wodkoj, — женщина потянула голого юношу в сторону кровати.

Ээ… Не то, чтобы он бы категорически против, но… Но не сейчас же! Или это какая-то берендская традиция? Мол, каждого незваного гостя нужно…

Цайт осторожно лег на спину, но женщина фыркнула и быстрым движением перевернула юношу на живот.

Эй-эй-эй, погодите!

Он слышал о таких развлечениях, но сам в них не участвовал… и желания не испытывал!!!

Что-то чпокнуло, резко запахло шнапсом. Влажные горячие руки, с силой прошлись по спине Цайта, втирая жидкость в кожу.

Тьфу ты. Напридумывал уже. Слышал же о таком: замерзших, чтобы не заболели, растирают шнапсом. И еще выпить дают…

Тепло уже разливалось по телу, так что выпить, собственно, уже и не хотелось, но хозяйка твердо решила провести лечебную процедуру полностью. Перевернув Цайта обратно на спину, и насмешливо хмыкнув, она продолжила растирания, а потом поднесла ко рту глиняный стакан:

— Pej!

Цайт выпил, ощутил, как огненная жидкость пролилась по пищеводу и взорвалась в желудке, и понял, что сон настигает его. Уже в полудреме он почувствовал, как на него натягивают сухую и восхитительно теплую одежду, а потом накрывают чем-то тяжелым и пахнущим овчиной… Напоследок расслышал сожалеюще-непонятное:

— Bednennkij malchshik…

5

Сон проходил медленно, как будто Цайт выныривал из глубоких черных вод. Вот она, поверхность, тонкая пленка, отделяющая воду от воздуха, явь от сна, все ближе, ближе и ближе…

Цайт глубоко вздохнул и открыл глаза. Сдвинул огромную шубу… и наткнулся взглядом на ствол револьвера.

— Ну что, беглец, как ни бегал, а прибежал, — произнес незнакомый голос, — Собирайся, что ж теперь. Spasibo, Mija, pomogla.

Фюнмарк

Слаатбург. Улица Коршунов

24 число месяца Мастера 1855 года

Вольф

1

Узкая улочка, из тех, что неизменными существовали и сто лет, и двести, и триста, а возможно, и помнили еще топот сапог эстских легионеров… если те, конечно, носили сапоги и доходили в свое время до Фюнмарка. Булыжная мостовая, высокие, нависавшие над улочкой дома, превращающие ее в узкое ущелье, белые стены, перечеркнутые черными полосами балок фахверка, маленькие решетчатые окошки…

Вольф качнулся. Выход из стен тюрьмы, в которую его притащили колониальные драгуны, дался ему совсем не так легко. Ныл отрубленный холерным майором мизинец, пусть и замотанный бинтами, дергала рана на плече, залившая рукав оранжевого мундира черной, запекшейся кровью, заплыл глаз, пострадавший от удара того ловкого малого, что попытался прыгнуть на него из-за угла, да еще и кожу надо лбом умудрился рассечь, так что пришлось обмотать тряпками еще и голову.

Не человек, а прямо-таки восставший покойник из сказок.

Однако отправиться ему нужно туда, куда ни один мертвец доброй волей не пойдет.

В церковь.

В конце концов, каждый священник должен помогать несчастным…

Юноша сошел с крыльца тюрьмы и, пошатнувшись, шагнул вперед. Где-то там впереди должна быть церковь. Наверное. В любом городе есть церковь, правильно?

Прошел несколько шагов вправо — и остановился. Голова, пусть и гудящая после удара, напоминала о том, что не нужно оставлять следов. Следов. Каких следов? Он же в городе, а не в горах, откуда…

Вольф взглянул вниз. На вытертых камнях мостовой еле виднелись темные капли крови. Плечо. Юноша зарычал и прошел чуть дальше, отрывая рукав от рубашки. Вытащил тряпку из-под мундира, затянул рану — и, развернувшись, пошел в другую сторону. Куда идти — сейчас все равно, а кровавый след, который он успел оставить, уже указывает на то, что он пошел вниз по улице. Значит, нужно идти вверх. Не стоит недооценивать наблюдательность и ум холерного майора.

2

Прямо по улице Вольф, конечно, не пошел. Почти тут же свернул в переулок, прошел дальше, свернул еще раз. И еще раз. И еще. Улочки незнакомого городка вились, как ходы лабиринта. Такое чувство, что при постройке города отметили место, где будет центральная площадь, привели на нее стадо овец, выстрелили в воздух — и там, где пробежали перепуганные овцы, там и были проложены улицы…

Он свернул в очередной раз и уперся в тупик. Эта овца, видимо, не выдержала испуга и прямо здесь скончалась от разрыва сердца…

Еще несколько поворотов — и Вольф оказался в совсем узких переходах, сжатых высокими каменными заборами, за которыми стучали черными голыми ветвями деревья. То ли парк, то ли сады… Только церкви не видно.

И тут Вольф остановился. Он понял, что ни в какую церковь не пойдет.

3

Когда-то, давным-давно, церковь была единой. Она, собственно, так и называлась Всеединая вселенская церковь. У нее был один глава, вернее, главой Церкви считался сам Бог, но так как он совершенно точно не собирался заниматься хозяйственными делами, то главой Церкви на Земле был Викарий, а все остальные священники ему, соответственно, подчинялись. Подчинялись, подчинялись — и доподчинялись до того, что лет триста назад один из священников стукнул кулаком по столу и разразился длинной речью, вкратце сводившейся к тому, что Всеединая церковь вообще, ее Викарий — в частности, и все церковные иерархи — оптом, вместо того, чтобы вести народы к торжеству божественных заветов, занялись демоны знает чем. Далее священник подробно перечислил чем именно занимаются священники, как будто рекомые демоны предоставили ему детальный отчет. В перечень входили все известные Церкви грехи, и даже парочка неизвестных. Из этого обстоятельства священник сделал вывод, что посредники между Богом и людьми в вопросах веры не нужны совершенно, а нужны разве что проводники и помощники, которые укажут верный путь, если человек сам в священной книге Картис не разберется.