Физрук-5: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 13

Мы спустились во двор, я вывел из гаража машину. На Тигру «Волга» впечатления не произвела. Ну еще бы! Это же, можно сказать — квинтэссенция бездуховности. Ярко выраженное воплощение человеческой тяги к материальным благам. Я открыл пассажирскую дверцу, и Антонина Павловна уселась с видом мученицы, восходящей на костер. Эка ее плющит! Спасать ее надо…

От школы до дома, где жили Веретенниковы, ехать всего ничего. Так что никаких вопросов я Разуваевой не задавал, хотя произошедшая с ней перемена была очень странной. Вернее — странно стремительной. Не могла же она так перемениться меньше, чем за месяц?.. Мне захотелось выяснить причину не только потому, что меня попросил Пал Палыч. Все-таки Тигра была мне не безразлична, как человек. Машину я поставил во дворе, напротив подъезда, где жили Рунге. Как-то спокойнее.

Немцы, которые жили в этом доме, были людьми солидными и интеллигентными. И потому — надежными. А вот в доме, где обитала семья Веретенниковых, наоборот. Стоило только войти в подъезд, чтобы убедиться в этом. Стены на лестничной клетке изрисованы неприличными изображениями и снабжены соответствующими подписями. В штукатурку кое-где воткнуты окурки. На площадке третьего этажа обнаружились следы физиологических отправлений, самого неприятного вида и запаха. Это если выражаться интеллигентно.

Антонина Павловна взирала на грязь в подъезде с видом терпеливого сострадания. У меня сложилось впечатление, что она готова взять тряпку и швабру и начать отмывать все эти нечистоты. Наконец, мы добрались до нужной нам квартиры. Позвонили. Дверь открыла маленькая, темноволосая женщина в скромной кофточке и юбке. Увидев нас с Тигрой, она испуганно захлопала глазами. Ее можно понять, появление незнакомцев всегда вызывает тревогу, пришлось сразу успокоить:

— Здравствуйте, я классный руководитель Юры Веретенникова, Александр Сергеевич Данилов. А это — преподаватель математики Антонина Павловна Разуваева.

Успокоения не получилось.

— Что Юрка опять натворил? — еле слышно пролепетала женщина.

— Ничего, — поспешил заверить ее я. — Просто мы, учителя, обязаны знать, в каких условиях проживают учащиеся.

— Ну проходите, — не слишком радостно ответила она.

Мы вошли в прихожую.

— Простите, вы кем будете Юре? — спросил я, разуваясь.

— Матерью я ему буду, — последовал ответ. — Лидия Антоновна меня зовут. — Сюда проходите, на кухню. Чай поставлю…

Одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять — живут Веретенниковы скромно. Старенький холодильник, сильно потертая кухонная мебель. В общем — ничего удивительного. Так живет сейчас много граждан. Однако не это самое главное. Важнее не материальное обеспечение семьи, а отношения в ней. Пока Лидия Антоновна возилась с чайником и заваркой, я задавал ей наводящие вопросы, искоса поглядывая на свою спутницу.

— У вас сколько комнат?

— Две.

— Значит, у Юры есть свое место для занятий?

— Есть. Стол, шкаф для книжек. Мы ничего не жалеем.

— Вы где работаете?

— В стройконторе, в бухгалтерии.

— А муж?..

И вот тут Веретенниковой отказало спокойствие. Она вздохнула и пробурчала:

— Муж объелся груш…

— Извините, что спрашиваю, вы в разводе?

— Да нет… — с досадой проговорила Лидия Антоновна. — С нами он живет, алкаш…

— А сейчас он где? На работе?

— На работе… Только вчера выписали из ЛТП! — едва не выкрикнула она. — Лечили, лодыря!.. Да только не верю я, что вылечили… С недельку посидит в завязке, на моей шее, и опять за старое… Вы бы хоть подумали, как оградить детишек от таких папаш!

— У нас школа, а не колония, — сказал я. — Мы же не можем изолировать нормальных, ни в чем не повинных пацанов от их родителей… Каким бы они ни были…

— Я понимаю, — кивнула Веретенникова. — Да вот мне-то что делать — вы не можете, милиция не может, профком не может, депутат горсовета тоже не может, а я — могу⁈

— А где он сейчас?

— Кто?

— Муж ваш?

— Да где ему быть! — едва не выкрикнула она. — У пивной, небось, ошивается… Денег нет, так попрошайничает…

— А пивная где?

— Да здесь, за углом.

Я поднялся, пробормотал:

— Я сейчас!.. Антонина Павловна, поговорите пока с Лидией Антоновной…

Выйдя из подъезда, я повернул в том направлении, куда вела наиболее утоптанная тропинка. И не ошибся. Едва я завернул за угол, как тут же наткнулся на очередь, которая состояла из одних мужиков, что тянулись к пивному ларьку. Зима — время для распития пива на свежем воздухе малоподходящее, но такого рода жажда посещает в любую погоду. Особенно работяг и не слишком разборчивых интеллигентов, которые хотят приятно провести время между работой и домом.

— Мужики, который тут Веретенников? — спросил я.

От толпы нехотя отделился хмурый, небритый мужик в стоптанных унтах, ватнике и шапке-ушанке.

— Ну — я, — буркнул он. — Чё те надоть?

— Я учитель твоего сына, — сказал я.

— А-а, ну и чё?.. Набедокурил?..

— Да нет. У парня все нормально, а вот с его папашей надо решать…

— С каким еще папашей? — тупо удивился Веретенников-старший. — Погодь!.. Со мной что ль?…

— Вот и я о том, — подтвердил я. — Ты же только из ЛТП! И снова — в рыгаловку побежал!

— Эта хто… Эта Лидка накапала?.. Да я ее, сучку…

— Слушай, алконавт! — проговорил я, аккуратно беря его за кадык и чуть-чуть стискивая. — Если завтра не работу не устроишься, если с бухлом не завяжешь, если хоть пальцем тронешь жену или сына, я тебя раздавлю!

Он заперхал, задергался, но возразить не посмел. И я отпустил его горло.

— Так его, попрошайку! — послышались голоса из толпы. — Достал уже, канючить… Денег нет, не хрен бухать… Еще и сигареты стреляет.

— Пошли! — сказал я Юркиному папаше.

— Куды? — струхнул он.

— На кудыкину гору… Домой пошли! Умоешься, побреешься, приведешь себя в порядок, покаешься перед женой и попробуешь начать новую жизнь.

— Да ты не охренел? — пробормотал Веретенников-старший. — Ты хто такой ваще?..

— Учитель… Но меры могу принять жесткие.

Я ткнул легонько его в печень локотком. Тот закашлялся и примирительно пробурчал:

— А я — чё?.. Я ничё… Я только пивка хотел, трубы горят…

— Пиво у нас только членам профсоюза. Ты член профсоюза?.. По глазам вижу, что нет… Так вот, у нас, кто не работает, тот не пьет… Устроишься, заработаешь, принесешь жинке зарплату, она тебе рупь на пивко, глядишь, и выделит…

— Выделит она, как же…

— Алкашу — нет, а трудяге — выделит. Я сам проверю… Тебя, кстати, как кличут?

— Григорием…

— А меня — Александром Сергеевичем, — сказал я. — Так вот, Гришаня, встанешь на путь исправления, я тебе сам налью. И не эту бурду, водой разбодяженную, а настоящего чешского.

— Не, чё без базара⁈ — подхватился он.

— А ты у Юрки своего спроси, базарит классный руководитель или слово держит.

— Да не, чё, я верю…

— Ты кто по специальности?

— Маляр-штукатур…

— Нормально. Устроишься на работу, я тебе подработку найду, хорошо оплачиваемую.

Так под конвоем и привел я Гришаню домой. Дверь открыла Лидия Антоновна. Вытаращилась удивленно, увидев муженька.

— Ну что, алкаш, поймали тебя? — спросила она.

— Нихто мя не ловил, — буркнул он и попытался прошмыгнуть мимо благоверной, но та вдруг ловко зажала его башку под мышкой. — Ну ты чё… Пусти!.. Я ж ни капли…

— Ладно, живи… — милостиво разрешила Веретенникова.

Похоже, я ошибся в оценке расстановке сил в этом семействе.

— Григорий обещал мне встать на путь исправления, — сообщил я. — А если он не выполнит свое обещание, я приму меры.

— Дай-то бог, дай-то бог, — проговорила Лидия Антоновна. — Попьете чайку?..

— Не откажусь.

Я снял дубленку, шапку и прошел на кухню. Здесь уже чаевничала Разуваева. Тянула чай из блюдца, как монахиня в каком-то фильме, да и вид у нее был монашеский. Хозяйка квартиры налила и мне, и сама присоединилась к нам. Некоторое время мы швыркали горячий, но не слишком крепкий напиток. Не прошло и получаса, как к нам присоединились и остальные члены семьи. Во-первых, вернулся из школы Юрка. Увидев на кухне двух учителей, испугался, вытаращил глаза. Пришлось и его срочно заверить: