"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Русанов Владислав Адольфович - Страница 23

– Сдается мне, пан сотник, водяницы тута побывали.

– Дрын мне в коленку! Водяницы!!! – восхитился Хватан. – Хоть бы глазком…

– Сиди уже… – осадил его пан Юржик. – Один уже посмотрел.

– Да? Они его что, того? – Вообще-то молодого порубежника напугать было нелегко, но тут его голос осип от волнения.

– Да не каркай ты! – Пан Юржик повел коня ближе к Войцеку.

– Молчите оба, трепачи, – буркнул без особого, впрочем, запала Шпара и обратился к следопыту: – Почем знаешь, что водяницы?

– Дык, следы. Босые. На человечьи схожи да в длину почти три пяди. Да в ширину без пальца пядь.

– Самому надо п-поглядеть. – Меченый бросил повод на руки Хватану, спрыгнул.

– Гляди, пан сотник. – Грай показал пальцем на едва приметный отпечаток. – Живых-то я их не видал никогда… Кто с живой водяницей встретится, до рассвета не доживет. Защекочет.

– Да? А почем знаешь, что не лешачиха, а водяница?

– Дык, вода – вот она. Они друг друга не терпят – грызутся. Водяные с лесовыми. Лесовые с полевыми… Дикие твари. От скота ушли, к человеку не пришли. Наказал их Господь, вот и маются…

– Д-добро. Верю. Что еще видно? Кровь откуда?

– Дык, люди еще были. С дюжину, не меньше. На конях.

– Да? А студиозус-то где?

Грай пожал плечами:

– Наверняка только Господь знает, поди… Я так думаю – шел наш Ендрек да на чудищ нарвался. У водяниц расправа короткая. Защекотать путника одинокого, и вся недолга. Я в малолетстве много сказок слыхивал. А там не говорилось, что кто-то опосля их щекотки выжил. С водяным или лешим проще. От них откупиться можно – краюху хлеба или старые порты отдашь, он и отступится. А с бабьим семенем… – Он махнул рукой. – И похоже, быть бы медикусу мертвее мертвого, дык, подмога подоспела. Одну убили… Две… Да, две в реку ушли. Их не достали. Ну, разве что из самострелов подранили. А Ендрека, стало быть, забрали с собой.

– Что за люди?

Грай вздохнул:

– Дык, разрази меня гром, коли я чего-то понимаю. Три дня езды неспешной до Выгова, а подковы вроде как грозинчан.

– Что?!

– Дык, за что купил, за то продаю. Я своим глазам верить привык. И следы грозинецкой подковы от любой иной отличу.

Войцек посуровел. Задумался, нахмурив брови так, что между ними пролегла глубокая складка. Дернул себя, по старой привычке, за ус.

– Хватан!

– Тута я!

– Гони к Хмызу. Пускай тихонько с подводой по нашему следу едет. А мы, значится, пойдем посмотрим, что это за гости в Прилужаны пожаловали. Мы хоть и с севера, манерам благородным не обучены, а врага от друга отличить сумеем. А?

– Так точно! – Хватан кивнул, развернул коня и рысью помчал обратно по следу.

Остальные принялись деловито проверять оружие. Хотя оно у каждого было в порядке – не на пир же к великому гетману собрались.

Пан Адолик Шэрань, богатый, но не слишком родовитый магнат, чей замок лежал неподалеку от застянка Хлевичи, наполовину поприща ближе к переправе через Елуч, у которой вырос маленький пока еще торговый городок Вязы, сильно волновался и поэтому потел. Конечно, он и раньше давал себе отчет, что, ввязавшись в большую политику, рискует остаться без головы. Покойный король Витенеж не очень-то жаловал шляхту, презрительно относящуюся к северной провинции королевства. А таких в последние годы развелось немало. Считающие себя более образованными, грамотными, да, чего греха таить, и родовитыми, шляхтичи Великих Прилужан, а в особенности окрестностей Выгова – богатого и красивого города, не имеющего, пожалуй, равных во всем известном мире, – относились с изрядной долей презрения к выскочкам из Малых Прилужан. Держали их за мужланов и солдафонов, пропахших пылью, потом и прогорклым маслом, которым часто смазывали кольчуги, уберегая их от ржавчины. А лезло выскочек-северян в столицу ой как много!.. Ко двору и в армию – в гусарские и драгунские полки, – в торговлю, здесь они были куда более ухватистей урожденных великолужичан, и в церковь – Богумил Годзелка охотно принимал земляков в Духовную семинарию Выгова.

К слову сказать, если навешивать ярлык выскочек и наглецов на малолужичан, так начинать нужно было с короля Витенежа. Его величество некогда был польным гетманом Уховецка и снискал славу и почет еще в годы войны с Зейцльбергом и Грозинецким княжеством, называемой историками Северной войной. Ее он прошел, начиная с урядника гусарской хоругви, а закончил наместником. После войны какое-то время успешно разрешал порубежные конфликты, продолжавшиеся с неизбежностью зимних холодов и осенних дождей. Выбился в гетманы. После смерти короля Доброгнева – как же давно это было! – Витенеж решил потягаться за корону с князьями Великих Прилужан, Заливанщина, Тернова и Хорова. И, ко всеобщему удивлению, победил на элекции с большим отрывом, несмотря на молодость. Может, в молодости Витенежа и крылась разгадка его успеха? Не исключено, что князья, магнаты и церковники рассчитывали руководить волей «зеленого» государя, а потому и проголосовали за него, а не за иного, более опытного и уверенного в себе. Если так, то электоров ждало жестокое разочарование. Витенеж не позволил командовать собой ни единого дня. С того мига, как архиерей Выговский собственноручно возложил золотой обод короны, увенчанный пятью заостренными зубцами, на голову самого молодого польного гетмана в истории королевства, – и до самой смерти.

Теперь годы правления Витенежа оценивались и шляхтой, и мещанами, и кметями по-разному. В Великих Прилужанах утвердилось мнение, что были это годы «темные», изобилующие поборами, оскорблениями шляхетской чести и утеснением свобод благородного сословия; в Малых Прилужанах и Хорове они вспоминались как справедливые времена, когда в полковники мог попасть любой храбрый и разумный воин, а не только уроженец Выгова и окрестных земель. В Тернове, Тараще и Бехах, далеких от политических игрищ, людям было все равно.

Адолик Шэрань считал своего отца несправедливо обиженным королем Витенежем. Претендовал разбогатевший на торговле коноплей и льном шляхтич на княжеский титул, да не обломилось. Или донесли его величеству, что не всегда пан Шэрань бывает честным с покупателями, может и с гнильцой товар подсунуть? Да нет, вряд ли. Купцы из мещан помалкивали – один попытался варежку открыть, так за десяток сребреников ему глотку заткнули каленым железом. Ишь чего удумал – против шляхты идти. А с торговцами благородных кровей, способными силе силу противопоставить, батюшка пана Адолика ничего против чести идущего не предпринимал.

В придачу к отцовскому наследству пан Шэрань получил нелюбовь к Витенежу и его окружению. А более всего из придворных, к пану Зджиславу Куфару, подскарбию, митрополиту Богумилу Годзелке и гетманам малолужичанским – Чеславу да Автуху – да к князю Янушу Уховецкому. Но при жизни короля злоумышлять или даже, упаси Господь, обмолвиться недобрым словом в кругу знакомцев не смел. Да что там знакомцев-незнакомцев! Даже в обществе родной подушки пан Адолик Шэрань язык не распускал. Хотя всячески показывал свое расположение пану Жигомонту Скуле, великому гетману Великих Прилужан, который до недавнего времени возглавлял в Сенате партию, яростно противостоящую решениям правящей верхушки королевства. Постепенно у них завязалось что-то похожее на дружбу. Родовитый пан Жигомонт и пан Адолик – мешок с серебром. Пару раз в приватной беседе великий гетман высказал сожаление, что такой богатый и преданный родине шляхтич, как пан Шэрань, до сих пор не обзавелся княжьей короной. Хотя бы о двух зубцах. И магнат намотал слова Жигомонта на свой реденький рыжеватый ус.

Наконец-то чаяния противников Витенежа свершились – его величество приказал долго жить. После панихиды по нем в девятиглавом соборе Святого Анджига Страстоприимца – главном храме Выгова – власть малолужичанской партии сильно покачнулась. Нет, и Зджислав Куфар, и преподобный пан Годзелка, и Януш с Чеславом и Автухом по-прежнему решали главные вопросы королевства, но заседания Сената все чаще и чаще затягивались из-за долгих бесплодных споров, обсуждений, необходимости убеждать несогласных магнатов и князей.