Игольное ушко - Фоллетт Кен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая

– Идите скорее сюда! Боже, да это Бесстрашная Блогс.

Фредерик сразу бросился к нему. Кристина лежала под большим обломком кирпичной стены. Сверху можно было увидеть ее лицо, закрытые глаза. Спасатель крикнул:

– Ребята, кран сюда, быстро.

Кристина застонала и пошевельнулась.

– Она жива! – сказал Блогс скорее самому себе. Он наклонился, стал на колени и снизу ухватился руками за край кирпичной плиты, пытаясь ее приподнять.

– Не надо, так просто ее не сдвинуть, – сказал спасатель.

Тем не менее, плита чуть подалась.

– Да ты сам убьешься! – Спасатель стал ему помогать. Когда удалось оторвать плиту от земли фута на два, они смогли навалиться на нее плечом. Сейчас Кристина была свободна от тяжести. К ним подбежал еще один, за ним еще… Пот градом стекал с их лиц.

– Вы держите, я ее вытащу, – крикнул Блогс. Он подполз под плиту и дотянулся до Кристины.

– Вот сволочь, соскальзывает, – прокричал кто-то рядом.

Крепко прижав жену к груди, Блогс уже почти вылез, но зацепился и на секунду выпустил ее из рук. Мгновение оказалось роковым. Соскользнув, плита с грохотом упала, спасатели отпрыгнули. Когда Блогс увидел, что жена осталась внизу и на нее опустилась плита, он понял, что это конец.

Чуть удалось разобрать обломки, Блогс бережно отнес ее в машину, и «скорая» моментально тронулась. Перед тем, как умереть, Кристина на миг открыла глаза и прошептала:

– Придется тебе побеждать в этой войне без меня, малыш.

Сейчас, уже более чем год спустя после той трагедии, он шагал вниз по Хайгейт, слезы и капли дождя смешались на его щеках. Та женщина, хозяйка дома, сказала сущую правду. Он понимал, откуда берется ненависть.

На войне мальчишки становятся мужчинами, мужчины – рядовыми, затем рядовые продвигаются по службе и получают новые звания. Так случилось и с Билли Паркином, который ушел в армию прямо из того дома на Хайгейт. Ему было восемнадцать лет, и, в принципе, по возрасту он должен бы сейчас быть подмастерьем на кожевенной фабрике своего отца в Скарборо. Однако в армии он сумел всех убедить, что ему двадцать один; Паркину присвоили звание сержанта и сделали командиром отделения. Союзники наступали, и он вел своих людей вперед в жару, через сухой лес к пыльной итальянской деревне с домами из белого известняка.

Итальянцы капитулировали, но немцы продолжали сражаться и оказывать сопротивление. Большей частью именно с ними приходилось иметь дело англо-американским войскам в Италии. Союзники наступали на Рим, и отделению сержанта Паркина предстояло пройти долгий путь.

Они вышли из леса на вершину холма и залегли, тесно прижавшись телами к земле. Внизу находилась деревня. Паркин оторвался от бинокля и сказал:

– Мать твою, сейчас все отдал бы за долбаную кружку чая. – В армии он быстро узнал вкус спиртного, сигарет, женщин. Он во всем, даже в выборе крепких словечек, старался не отстать от бывалых солдат. На проповеди Билли больше не ходил.

В одних из этих деревень была организована оборона, в других – нет. Паркин по достоинству оценил такую тактику – пробираешься к деревне и не знаешь, что тебя ждет, поэтому приходится идти очень осторожно, а на это уходит время.

У подножия холма почти не за что спрятаться – только несколько одиноких кустов, и сразу же за ними начиналась деревня. Сначала несколько белых домов и речка с перекинутым через нее деревянным мостом, далее еще дома, небольшая деревенская площадь, ратуша и часовня. Все пространство от часовни к мосту хорошо простреливалось, и здесь вполне могли притаиться немцы. Несколько человек работали в поле рядом с деревней. Одному Богу известно, кто они на самом деле. Это могли быть крестьяне, в принципе, кто угодно из итальянцев: фашисты, мафиози, корсиканцы, партизаны, коммунисты; возможно, даже переодетые немцы. Не знаешь, на чьей стороне эти люди, пока не начинается стрельба.

– Давай, капрал, – сказал Паркин.

Капрал Уоткинс скрылся в лесу и через пять минут появился на грязной дороге, ведущей в деревню, в широкополой крестьянской шляпе и старом ветхом одеяле поверх формы. Он медленно брел по дороге, шаркая ногами, за плечом висела котомка. Вот капрал добрел до окраины деревни и скрылся в темном проеме одного из близлежащих домов.

Через минуту он вышел. Прижавшись к боковой стене дома, капрал, как и было условлено, три раза помахал рукой ребятам, в напряжении ждавшим на холме.

Отделение спустилось с холма в деревню.

– Все чисто, сержант, – доложил Уоткинс.

Паркин кивнул. Это еще ничего не значило, впереди была река.

– Теперь ты, Веселый! Вот твоя Миссисипи, действуй.

Рядовой Хадсон, которого в отделении звали Веселым, снял с себя каску, оружие, всю амуницию, форму и аккуратно сложил на траве, затем нырнул в узкую речушку и пропал. Вот он появился на другой стороне, вскарабкался на берег и скрылся меж домов. На этот раз разведчика ждали дольше – необходимо было все проверить. Наконец, Хадсон вернулся.

– Ничего. Если они и здесь, то где-то прячутся, командир, – сказал он.

Солдат быстро оделся, отделение переправилось по мосту в деревню. Они прижимались к домам, когда входили на площадь. Птица слетела с крыши, и это заставило Паркина вздрогнуть. Ударом ноги солдаты резко распахивали двери – вокруг не было ни души.

Они стояли уже на краю площади. Паркин показал на ратушу.

– Ты туда входил, Веселый?

– Да, сэр.

– Тогда, похоже, деревня наша.

– Так точно, сэр.

Паркин сделал шаг – и тут началось. Захлопали выстрелы из винтовок, вокруг засвистели пули, кто-то кричал. Отделение бросилось врассыпную. Паркин побежал, петляя и пригибаясь. Уоткинс, который вырвался чуть вперед, вдруг дико закричал и схватился за ногу, Паркин подхватил капрала. Пуля царапнула его по каске. Он добежал до ближайшего дома, пнул дверь и рухнул на пол.

Выстрелы стихли. Паркин осторожно выглянул наружу. На площади лежал только раненый Хадсон. Солдат пошевелился – в ответ прогремел выстрел. Хадсон затих.

– Суки! – выругался Паркин.

Уоткинс возился в углу со своей ногой и ругался.

– Пуля там? – спросил Паркин. Уоткинс взвыл от боли и, морщась, показал ему что-то в руке.

– Уже нет.

Паркин опять выглянул.

– Боши в часовне. Как они там уместились? Должно быть, их немного.

– Но стреляют они неплохо.

– Да уж, прижали нас. – Паркин нахмурился. – У тебя остался динамит?

– Ага.

– Лежи, я сам взгляну. – Паркин открыл его полевую сумку и вытащил динамитные шашки. – Вот, бери. Установи взрыватель на десять секунд.

Остальные находились в доме напротив.

– Эй! – крикнул Паркин.

В проеме двери показалось лицо.

– Это вы, сержант?

– Я сейчас брошу «помидор». Когда закричу, прикройте меня огнем.

– О'кей.

Паркин зажег сигарету. Уоткинс дал ему связку динамитных шашек. Паркин скомандовал:

– Огонь!

Он поджег шнур от сигареты, высунулся на улицу, размахнулся, и изо всей силы бросил связку в часовню. Сержант едва успел спрятаться назад в дом, как его буквально оглушила беспорядочная стрельба, которую вели ребята из дома напротив. Пуля чиркнула по дереву, и ему прямо в щеку отлетела щепка. Наконец, раздался взрыв.

Прежде чем он выглянул, кто-то на той стороне закричал:

– Точно в яблочко!

Паркин вышел из дома. Старинная часовня разлетелась в пух и прах. Нелепо звенел колокол, и дым оседал на руины.

– Вы что, играете в крикет, сержант? Чертовски меткое попадание, – сказал Уоткинс.

Паркин стоял в центре площади. Судя по разбросанным здесь и там останкам, немцев было трое.

– А башенка все равно качалась. Она, наверное, сама бы упала, если бы мы разом чихнули на нее. – Он отвернулся. – Что ж, еще день – еще доллар. Все, что ни делается – к лучшему. – Эту фразу он слышал у американцев, и она ему понравилась.

К нему подошел радист.

– Сержант, вас просят к рации.

Он подошел к передатчику, взял микрофон.

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая