Слава для Бога (СИ) - "Дед Скрипун" - Страница 9

«На второй день жизни в этом мире, он пошел вместе со Славой на реку, натаскать воды в дом и баню. Девушка затеяла стирку, и он решил помочь. Перв недовольно скривился, услышав его предложение, но потом махнул рукой и отпустил. Недовольство кузнеца было в том, что таскать воду в дом, считалось делом не мужским, и, хотя и не возбранялось, но и не приветствовалось.

Идти рядом с девушкой по утреннему морозцу было приятно. Она впереди, с коромыслом, а он сзади, по узкой тропинке вдоль сугробов, с ведрами. Солнышко едва позолотило изморосью верхушки спящего еще, не вдалеке леса. Снег на реке сдуло ветром, и она сверкала, в лучах восходящего светила, зеркалом прозрачного льда, на столько прозрачного, что видно было поросшее водорослями дно.

Косы подводных зарослей, на мелководье, извивались змеями в потоках воды. Застывшая у самого ила щука, притворившись корягой, поджидала жертву и не обращала никакого внимания на рассматривающих ее сверху страшных людей, лед лучше, чем любой щит, хранит ее от врага, и она это знает.

— Интересно. — Улыбнулась девушка. — Русалки сейчас где? Они же любят открытую воду, а все сковал лед. Где они зимуют? Вот всегда, как иду поводу, почему-то об этом думаю.

— Они спят. — Пожал плечами Богумир, словно удивился: «Чего тут непонятного». — У Водяного в омуте, собрались, пьют нектар и ждут весны. Они девки веселые, а зимой делать нечего, пошутить не над кем, вот и отдыхают.

— Ты так говоришь, словно точно знаешь, и видел это собственными глазами. — Прыснула в кулак девушка.

— Конечно видел. Дядька водяной частенько в гости приглашал, ухи поесть. — Обиделся парень.

— Вот же враль. — Уже не скрываясь рассмеялась Славуня. — Тебе только сказки рассказывать.

— Ничего не враль...- Начал было оправдываться парень, но осекся. Он же решил больше никому не рассказывать о своем происхождении, но не сдержался и вновь ляпнул не подумав. — Сказки рассказывать я люблю. — Перевел он все в шутку.

— А я люблю слушать. Мне папка каждый вечер рассказывал раньше, но после того, что случилось, перестал. Жаль мне его. Переживает, вылечить обещает, но сам знает, это невозможно. — В глазах девушки отразилась грусть.

— Возможно! — Воскликнул, вспыхнув горячностью Богумир. — Возможно вылечить! Надо богов попросить...

— Какое им до нас дело. — Вздохнула, охладив его порыв Славуня. — У них своих забот полно, что им простые крестьяне, они и князей-то не особо жалуют. Волхвы, и те не часто до них домолиться могут.

Богумир только хрустнул зубами, от ее жесткой как удар кнутом правоты, и промолчал, не найдя, что возразить, но в душе пообещал обратиться к деду и матери за помощью. Его хоть и изгнали, но сыном и внуком он им от этого не перестал быть. Должны услышать и помочь.

Их было двое. Один черноволосый, вертлявый, сухой как сучек с ехидными карими глазами, горбатым носом и первым пушком над тонкими губами. Второй высокий, статный, веснушчатый, русоволосый, уверенный в себе, как любой сильный человек, и с добротой в больших, словно удивленных, голубых глазах.

Два молодых парня развлекали себя на льду тем, что боролись и хохотали, поскальзываясь и падая. Они пришли половить рыбки в проруби, но сидеть, на одном месте молодому организму скучно, вот они и придумали себе веселое занятие.

— Это Ярец. — Смутилась и остановилась, увидев их девушка. — Сейчас опять издеваться будет, вот же нутро у человека поганое.

— Кто это? — Повернулся к ней Богумир и посмотрел во встревоженные глаза.

— Ухаживал за мной, давно, до того, как меня сосватали. Простить не может, что папка ему до этого отказал. Теперь при каждом случае издевается, да надсмехается. — Вздохнула она.

Парни наконец их увидели и перестали бороться.

— О! Вот и кривая пришла. Эко как тебя скособочило. Пошла бы за меня, так стройной бы и ходила. Это видно мельник тебя со страху пустым мешком из-под овса огрел, когда, убегая жениться забыл. А это кто с тобой? Что за немощь? Почему не знаю? — Нагло ткнул чернявый парень пальцем в сторону Богумира. — Ни как еще один убогий жених? Одного мало было?

— А чего меня напрямую не спросишь, а через девушку выяснить пытаешься? — Вышел вперед внук Перуна. — Боишься?

— Не надо. — На плечо Богумира опустилась тонкая ладонь. — Они здоровые ребята, в княжескую дружину, новиками по весне пойдут. Их отцы с сызмальства для ратной службы готовили, тренировали для сечи, да их еще и двое. Пойдем лучше назад, позже воды натаскаем.

При этих словах, все вскипело внутри Богумира. «Он не трус. Он бог. Он не убежит, поджав хвост как подзаборная шавка. Он таких мизинцем в дерьмо заталкивал. Такие ему требы несли, милость выпрашивая. Сейчас он их...»:

— На колени смертный! Немедленно кайся! Вымаливай пощаду! — Богумир вскинул руку готовый выпустить молнию. Но ничего не произошло.

— Уморил болезный. — Захрюкал смехом Ярец и резко, без замаха ударил.

Не ожидавший подобного Богумир отлетел в сторону, заскользив по льду, и оставляя кровавые капли из разбитого носа. Обидчик еще сильнее захохотал, но мгновенно осекся. Кулак товарища отправил его в полет, в обратную сторону, кулаком в ухо.

— Не сметь! — Рявкнул тот. — Видишь парень блаженный, а значит божий человек. Такого обидеть, значит богов обидеть. Еще раз увижу, душу вытряхну. И девку больше не трогай, не любо мне это, не по нраву твои шутки. Подлостью от них смердит. — Он подошел к Богумиру и протянул руку. — Вставай парень. — Пухлые губы растянулись в улыбке. — Он больше не будет. Меня Храб зовут.

— Богумир. — Поднялся внук бога, опершись на жесткую ладонь, и представившись в ответ.

— Юшку подотри, да снег приложи, синяки не любят холодного, и не расползаются, не то синькой заплывешь. — Вновь улыбнулся новый знакомый, показав крупные белые зубы, и вдруг неожиданно спросил. — А правда, что блаженные с богами разговаривают? — И не дожидаясь ответа спросил еще. — Ты Перуна видел? А Морену?

— Спасибо Храб. — Подошла Слава и протянула Богумиру платок. — Замучил меня этот Ярец, проходу не дает. Хотела на него батьке пожаловаться, но стыдно.

— Ничего. Больше не будет. — Обернулся нежданный защитник к своему старому товарищу, сидящему на льду и трясущему головой, и погрозил кулаком. — Мне уже и самому надоели его ехидные да подлые шутки, вот что за человек такой, что не сделает, все с подвохом. Гнилое нутро. Да куда деваться, мне с ним в одной дружине служить, вместе по весне едем, новиками. — Он вновь повернулся к Богумиру. — Так видел богов в виденьях, али нет?

Вот так и появился у Богумира первый друг. Верный слушатель его рассказов, свято верящий во все, что тот рассказывал про Правь.

Тот случай, с дракой на льду, заставил задуматься. Мир не так прост, как кажется надменному божественному взгляду, он довольно жесток, и не справедлив, это из Прави легко смотреть на то, что не касается тебя лично, сверху вниз, там в ответ, за необдуманные, под час глупые слова, морду в кровь не разобьют, и уж тем более не убьют, а вот тут можно и схлопотать в ответ на необдуманность: жестко и больно. Вывод прост: «Надо учиться постоять за себя. Не кичится своей божественностью, в которую в общем-то никто и не верит, а учиться разговаривать с людьми на равных, убеждая словами в своей правоте, и драться только там, где слова не помогают, и не волшебными пассами, а кулаками».

Говорить он умеет, не зря всё-таки был до этого богом, надо только лишнюю спесь убрать. Убеждать людей это его божественное знание, данное при рождении, ведь только убеждениями можно было собрать и заинтересовать паству, но вот драться?.. Этому никто и никогда не учил. Вот с такой вот просьбой: «Научить драться», — он и решил обратиться к Перву. Размыслив так: «Если уж с медведем этот мужик не побоялся сойтись с одним только ножом в руках, и совладать при этом, то уж с людьми и подавно сможет, а потому быть ему моим учителем».

Отец Славуни сидел на лавочке, около дома, отдыхая после работы в кузне. Вытянув ноги и подставив под греющее солнышко зажмуренные глаза, облокотившись на бревна избы он дремал, блаженно посапывая.