Ответная угроза (СИ) - "Генрих" - Страница 11
- Предыдущая
- 11/93
- Следующая
До коренной России, РСФСР, немцы уже не доберутся. Даже ненадолго шагнуть туда не смогут.
Не будет великой Сталинградской битвы, победы под Москвой, Орловско-Курской дуги, филигранно проведённой операции «Багратион». Не будет соответствующего культурного эпоса: «Волоколамского шоссе», «Они сражались за Родину», фильма «Освобождение». Чо там освобождать-то? Литву, да Западную Украину во второй раз?
Ну, и натворил же я делов! А тут Никитин расстраивается, что какой-то Гот сумел улепетнуть, теряя портки. Да насрать на него с высокой колокольни! В следующий раз прищучим намного серьёзнее.
— Товарищ генерал, — в двери заглядывает адъютант, — вас Москва требует.
Вот сейчас, спускаясь в подвал в пункт ВЧ-связи, чешу репу озадаченно. Москва так быстро узнаёт о нашей неудаче?
Но Сталин ничего о сорвавшейся операции не говорит.
— Добрый день, товарищ Павлов. Как у вас там дела? — и не дожидается ответа. — Ми ждём вас сегодня вечером в Ставке. Хотим вас послушать. Товарищи Жюков и Кузнецов тоже будут. Успеете прибыть в 21:00?
— Только самолётом, товарищ Сталин.
— Прилетайте…
— Не смогу, товарищ Сталин, — кое-как успеваю вклиниться, пугаясь того, что вот-вот положит трубку.
— Пачиму?
— Нелётная погода, товарищ Сталин. Самолёты уже несколько дней в воздух не поднимаются.
В трубке слышится только далёкое дыхание вождя. Озадачен вождь.
— Сколько времени будити добираться железной дорогой?
— Даже не знаю, товарищ Сталин. Последний раз ездил в мирное время. Часов десять-двенадцать.
Сталин задумывается. Ему не привыкать работать по ночам, наш вождь — ярко выраженная сова. Но назначать время начала совещания в два-три часа ночи это для него тоже чересчур.
— Харашо. Перенесём заседание на завтра, а ви прибивайте в Москву утром или не позже обеда.
— Будет исполнено, товарищ Сталин.
И-э-э-х! Поднимаюсь к себе. Снова переселился наверх, в свой кабинет мирного времени. Придётся переносить наше генеральское совещание в Каунасе на пару дней. И готовится к поездке в столицу. Сталин ничем не выдавал своего недовольства кроме акцента. Но что его раздражает, неизвестно. Может, и не моя неудача.
У себя берусь за телефон. У Мерецкова надо разжиться вагончиком с трофейным продовольствием…
— Главное, Кирилл Афанасьевич, не забудь ящик шоколада. С этим продуктом почему-то почти все наши наградные представления на ура проходят в наркомате обороны, — так заканчиваю с ним разговор. С насмешливой улыбкой. Про ящик того же продукта в распоряжение Сталина напоминать не надо. Сам знает. Наш вождь не особо жалует сладкое, но иметь в своём распоряжении трофейный заманчивый продукт не откажется. Где-то кого-то угостит, где-то детей поощрит, победителей каких-нибудь школьных конкурсов. Для передовиков производства тоже не последнее дело получить красивую плитку из рук вождя. Дети есть у всех.
Собственно, и представления наградные надо не забыть. Короче, штабной персонал немедленно встаёт на уши, готовя мою поездку. И сам перетряхиваю текущие документы, надо копии самых важных из них подготовить, ещё предупредить моих командармов о переносе совещания на пару дней.
Хм-м, но какой же Гот всё-таки сука хитрая. И везучая. Выскочил из капкана, гнида.
18 октября, суббота, время 14:10.
Семипалатинская область, п. Гусиная Пристань (близ Усть-Бухтармы).
С парохода сходит молодой человек в военной форме с петлицами артиллерийского сержанта. И ещё несколько человек, мужчина непризывного возраста и группа женщин, самая молодая из которых активно стреляет глазками в сержанта. Девушка не может осознавать, что сержант не так прост, его шинель больше похожа на комсоставскую, чем простого красноармейца. Но есть у женщин внутренний навигатор, направляющий интерес на перспективных партнёров и отсекающий никчемушных. И какая мелочь, что слегка прихрамывает. Военный, значит, ранен, ещё интереснее.
Борис.
Захолустье, вот первое впечатление. Такого в Белоруссии в самых глухих местах не найдёшь. Наверное. Всё-таки всю республику до последних уголков не облазил. Так, был в нескольких местах.
Но захолустье живописное. И непривычное. Взгляд, по привычке пытающийся опереться на леса, будто проваливается. Сразу, до горизонта. С одной стороны видны далёкие горы. Вот такого в Белоруссии точно нет. Республика — страна равнин и болот.
— А вы к кому-то приехали? — сбоку заглядывает в лицо, отставшая от остальных женщин девушка.
— К Кузнецовым. Знаете, где живут? — присматриваюсь к девушке. Сразу не определишь возраст в этих платках, ватниках, каких-то грубых ботинках, неотличимых от армейских. Вот вблизи видно, что совсем девчонка, лет шестнадцати. А то и меньше.
— Знаю. А вы им кто? — серые глазки брызжут любопытством.
— Родственник, — признаюсь машинально и прикусываю язык. Ща, как начнётся! Поправляюсь:
— Дальний. Фёдору Степанычу племянник. Двоюродный.
— А как вас зовут? — любопытство не только не утихает, но разгорается. — Меня Арина. А вы воевали, да? Были ранены? А где воевали?
После того, как девушка представилась, последние препоны сдерживающей вежливости рушатся. Только и успеваю сказать, как меня зовут. И под грудой вопросов растерянно замолкаю. Вдруг девушка останавливается.
— Вот дом Кузнецовых, — и добавляет, снова стрельнув глазками. — Я там дальше, через три дома живу.
— Аринка!!! Хватит лясы точить! Живо домой! — разносится по улице трубный глас от одной из ушедших вперёд женщин. Иду-то я медленно и хромаю всё сильнее.
Девушка подхватывается и уносится на зов, не дождавшись моих ответов. Ну, и ладненько.
Испытываю небольшое волнение, открывая калитку в сплошном заборе. Жду гавканья какого-нибудь барбоса, но охранительной животины не наблюдается.
Пока оглядываю двор, по-домашнему уютно скрипит дверь из дома. Женщина, вышедшая на крыльцо, замирает. От неожиданности даже приседает, чем слегка меня пугает. Как бы в обморок не брякнулась. Но нет, сельских женщин любого возраста скачущими конями не напугаешь. Тем более, родственниками. Она всего лишь ставит наполненное чем-то ведро на крыльцо. Ставит и всплёскивает руками.
— Бабушка, — лицо непроизвольно растягивает широчайшая улыбка.
Через полтора часа сижу в бане. Позади ахи, охи, восторженный визг Адочки, прочая радостная суета. От жара или чего-то ещё уже зажившая рана немного закровила. Дед подсуетился, кликнул бабушку, та куда-то сбегала и принесла каких-то трав. И сейчас дед мне заматывает бинтом ногу, накладывая повязку на слой запаренной горячей водой травы. Я не против, поглядим, на что способна народная медицина.
— Ну, вот и всё, солдат, — дед выпрямляется. — Давай, одевайся. Прохладно здесь. А я ещё погреюсь.
Сверкнув голым задом, исчезает за низкой дверью. Начинаю надевать чистое, не своё. Моё бабушка забрала в стирку. Хэбэшку пока не разрешил трогать. Сам позже разберусь.
Когда оделся и собрался уходить, тут и дед выскакивает. Красный и довольный.
Через четверть часа инициирую повторную радостную суетню. Охи, ахи, ух ты, ого и снова радостный визг Адочки при виде плитки трофейного шоколада. Остальные восторги про немецкие, — кстати, не только немецкие, есть и французские и голландские, — консервы.
— Трофейные, — поясняю деду, тот важно кивает. — В Минске этого добра полно. Я в Смоленске в госпитале лежал, там поменьше, но мне отец прислал в дорогу.
— Это Полинка, — только сейчас Ада сподобилась представить девочку, — моя подружка. Мы в одном классе учимся.
Роюсь в рюкзаке. Кое-что ещё есть. Конфеты. Большие, вкусные и в красивой обёртке. Одну выдаю Полинке, остальные — хозяйке дома.
— А немецкой водки не привёз? — хитренько под фальшиво осуждающий взгляд супруги интересуется дед.
Хлопаю себя рукой по лбу. Вот же ж голова, два уха! Сам не пью, вот и не подумал. Придётся оправдываться.
- Предыдущая
- 11/93
- Следующая