Писатель: Назад в СССР 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 3

Хозяин пригласил меня в гостиную, предложил сесть в кресло, именуемое «вольтеровским», осведомился, что я желаю выпить? Я сказал, что — если можно — кофе. Мякин был польщен. Кофе он умел и любил готовить. Я это знаю хорошо, потому и попросил. Он сунул мне ворох заграничных киножурналов, включил Поля Мориа — импортная музыкальная аппаратура, не считая электрических лампочек и сантехники, была едва ли не единственной уступкой Григория Фомича ХХ веку — и отправился на кухню, орудовать туркой и другими кофейными принадлежностями.

Вскоре он вернулся, с кофейным сервизом на медном, украшенном чеканкой подносе. Кроме сервиза на нем были вазочки с рахат-лукумом. Мякин любил, чтобы все другу другу соответствовало. Если кофе, следовательно, и посуда, и сласти с восточным колоритом. Да и халат хозяин надел тоже турецкий, только фески не хватало для полноты картины. Поставив поднос на резной столик, режиссер не торопясь наполнил восхитительно ароматным напитком крохотные чашки. В таких кофе наливают не для питья, а для смакования.

— Я вот о чем с тобой хотел поговорить, Артемий, — заговорил Григорий Фомич, когда первый глоток был сделан. — После вчерашней съемки я заново перечитал сценарий и увидел его другими глазами. Нет… погони там, перестрелки, тайга — это все годится, это то, ради чего зритель пойдет в кинотеатр. Революционная тема — тоже на месте… А вот диалоги — никуда не годятся! Сухие они, шаблонные. Нету нерва, понимаешь! Собственно, ты мне глаза на них и открыл…

— Да, я тоже обратил внимание, — пробормотал я.

Но больше ничего добавлять не стал.

— А что ж — молчал?

— Ну-у… — пожал я плечами. — Кто я такой, чтобы лезть со своим рылом в калашный ряд? Это же кино, я думал, там так и должно быть.

— Ладно, не скромничай, — отмахнулся Мякин. — Я хочу предложить тебе поработать над диалогами. Оживить их!.. Тем более, что большую часть тебе же и из них произносить, — усмехнулся он.

Интересное предложение. Этак и до сценариста полноценно недолго вырасти. А если так, то потом и романы писать можно с заделом под экранизацию сразу. По двум фронтам сразу бить. Но восторг свой я не стал выказывать, изобразил задумчивость, хотя мысленно уже согласился на предложение режиссера. А вслух проговорил:

— Хорошо, я поду…

И тут из подъезда донесся истошный женский вопль, чуть приглушенный входной дверью:

— Помогите!!!

Кофейный сервиз из тончайшего фарфора уцелел только чудом. Я вскочил, едва не опрокинув столик со всем, что на нем стояло, и через мгновение был уже на лестничной клетке. Там я увидел громилу, который притиснул к стене Настю, одной рукой зажимая ей рот, а другой держа возле ее горла нож.

Услышав звук открываемой двери, он хотел было обернуться, но — не успел. Я схватил его за руку, в которой была финка, сжал посильнее, так, чтобы он даже не дёрнулся, и вывернул за спину, заставив нападавшего опуститься на колени.

Нож выпал из разжавшихся пальцев и забрякал по ступеням. Трегубова, прижимаясь спиной к стене, инстинктивно отползла к выскочившему вслед за мною режиссеру. Мякин заслонил ее своей широкой спиной, хотя дело было уже сделано. Нападавший пытался вырваться из моих тисков, но где ему было справиться с литейщиком! И он только изрыгал черную ругань, когда после каждой попытки ему становилось лишь больнее. Я узнал эту харю — это был хулиган, удравший от милиции во время нашей первой с ним встречи. Один из подосланной троицы.

— Чего вы стоите? — пробурчал я, обращаясь к актрисе и режиссеру, которые, остолбенев, наблюдали за моей возней. — Звоните ноль два!

— Я уже позвонил, — ответил Григорий Фомич.

И, будто в подтверждение его слов, через десяток-другой секунд на лестничной клетке послышался топот сапог. На площадке появились два парня в серых шинелях и фуражках с золотистыми кокардами. Нависли надо мною.

— Что здесь происходит? — спросил один из них.

— На меня напал бандит с ножом, — только чуть дрогнувшим голосом произнесла Анастасия.

— Нож где-то там, на ступеньках валяется, — буркнул я.

— Сидоренко, глянь-ка! — скомандовал один из патрульных.

— Есть — финарь, товарищ сержант! — откликнулся Сидоренко через пару мгновений.

— Отлично, — пробурчал тот, доставая наручники. — Ты поаккуратнее… Пальчики не сотри.

Я выпрямился, одновременно приподнимая и бандюгана. Сержант завернул ему за спину вторую руку и сковал запястья. Передал задержанного напарнику.

— Ты глянь, Минаев! — воскликнул второй милиционер, развернув задержанного к сержанту лицом. — Это же Босой!.. Вот так улов!

Сержант мельком взглянул на бандита, кивнул и попросил мои документы. Открыл мой паспорт, несколько мгновений сличал фотку в нем с моей физиономией, потом изучил редакционное удостоверение. Вернув мне документы, он сказал напарнику:

— Веди задержанного в машину и свяжись с дежурным и доложи обстановку… Я опрошу граждан и спущусь… Будьте добры и вы, граждане, предъявить документы…

Трегубова вытащила из сумочки паспорт, а Мякин за своим вернулся в квартиру.

— Так что произошло, гражданка Трегубова? — спросил Минаев, открыв ее документ.

— Ничего особенного, — пробурчала Настя. — Я вышла из лифта, а тот урод на меня накинулся… Не знаю, откуда он взялся. Я позвала на помощь. Из сто восемьдесят девятой квартиры выскочил этот молодой человек и обезвредил бандита… А Григорий Фомич, сосед мой, вызвал милицию, то есть, вас. Вот и всё, спасибо им.

Я удивился, что она назвала меня «этим молодым человеком», но промолчал. Из своей квартиры к этому моменту уже вышел режиссер с паспортом в вытянутой руке. Сержант изучил и его документ. И опросил, записав коротенько наши показания. Потом откозырял и нажал кнопку вызова лифта. Я подошел к нему и сказал вполголоса:

— Товарищ сержант, передайте, пожалуйста, инспектору уголовного розыска, старшему лейтенанту Литвинову Олегу… м-м… Отчества не помню. Короче, передайте, что Босой — один из трех хулиганов, что нападали на меня, Краснова Артемия Трифоновича.

Минаев смерил меня взглядом и ответил:

— Хорошо, передам дежурному.

И скрылся в кабине лифта. Я повернулся к своим товарищам по приключению.

— Поздравляю, друзья, мы с вами задержали опасного преступника!

— Который едва мне глотку не перерезал, — хмыкнула моя подружка, чье хладнокровие поражало.

Наверное — это шок, отложенная истерика.

— Настенька, мы как раз пили кофе, когда этот обормот напал на тебя. Присоединяйся!

— С удовольствием, — кивнула она. — Только вымоюсь сначала… А то меня тошнит от прикосновений этого урода…

— Мы тебя ждем, — кивнул Мякин, и мы с ним вернулись в его жилище.

Я вновь уселся в «вольтеровское» кресло. Хозяин квартиры потрогал кофейник.

— Ну вот… — вздохнул Григорий Фомич, — остыл. Придется варить заново. А может, пока коньячку?..

— Не откажусь.

За выпивкой Мякину далеко ходить оказалось не нужно. Минибар у него был вмонтирован в красивый барочный шкаф. Так что не успел я и глазом моргнуть, а на столике уже красовалась бутылка «Наполеона». И к нему, как полагается, два пузатеньких бокала, а также — блюдце с дольками лимона. Да, я в курсе, что коньяк лимоном не закусывают, но это у них там, на гнилом Западе, а у нас — наоборот.

— Ловко ты его скрутил, — произнес режиссер, схрумкав лимонную дольку. — Я чуть было не крикнул: «Стоп, снято!»… Может, и в фильме ты сам сыграешь в боевых эпизодах? Как считаешь?

Я Мякина понимал — я и сам любую ситуацию оборачивал в какой-то рабочий актив — старался, во всяком случае. Но всё-таки до определённых границ.

— А вы — сэкономите на каскадерах? — хмыкнул я в ответ.

— Нет! — возразил он. — Всякие там прыжки, падения, выбивание собственной спиной окон — этим пусть профессионалы занимаются. А вот там, где мордобой, да крупным планом… Думаю, с этим ты справишься. Не бесплатно, разумеется… Так что?

— Ладно, я подумаю…