Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 2

Но мне это подходит. Ведь любая санитарка в «Русском медике» знает, что кровь надо залить перекисью, а потом убирать. А без этих знаний ни у кого в нашей организации швабру в руки взять не получится.

Вспомнив старую санитарскую шутку про тех, кто активнее всех живет половой жизнью, я к этому занятию и приступил. В смысле, начал мыть полы.

Утром я бессовестно проспал. Вернее, меня поднял Кузьма, но разбудить забыл. И я посидел в кровати секунд десять, решил, что пару минут еще можно и полежать, и тут же был придавлен непонятными природными силами к подушке так, что даже глаза открыть оказался не в силах. Как итог — на планерку не пошел, завтрак ел холодный, при бритье поранил правую щеку, приклеил к порезу кусок «Русских ведомостей», да так и пошел к себе.

При дневном свете стало понятно — если выгонят с работы, идти можно куда угодно, только не в поломои. За такие разводы в операционной я бы точно заставил перемывать, еще и штраф выписал, не задумываясь. Применив военную хитрость в виде перевернутого стакана с водой, вызвал профессионалов.

Странно, но Жиган не вернулся ни к обеду, ни вечером. Я засиделся на работе, сделав микроподвиг — разобрал корреспонденцию. Правда, возле стола Должикова, который выйдет на работу только послезавтра, скопилась довольно большая коробка с новыми письмами, но это ведь будет потом.

Моя крестница с маститом пока показывает неплохой результат — температура всего лишь тридцать семь с копейками, из дренажа течет соответствующе, но не так много. И сиделка возле нее — та самая суровая свекровь. Когда я пришел на обход, она как раз помогала сцеживать молоко из здоровой груди. И костерила невестку за криворукость. Мол, только такое недоразумение могло довести себя до грудницы. При этом она тщательно мяла грудь, следя, чтобы всё попадало в подставленный ковшик. Зачем она это делала — непонятно. Всё равно на выброс, кормить таким молоком детей противопоказано.

Побродил, позаглядывал везде, пугая персонал, да и вернулся к себе.

— Кузьма, давай ужинать! — закричал я с порога.

— Уже, всё готово, барин, — ответил он с кухни.

Принес. Всё как я люблю — картошечка тушеная, огурчики, помидорчики, лучок кольцами, осетрина копченая в нарезочке, сальцо с прослойкой мяса, розовое, прямо так и просится положить сверху на кусочек черняшки, в завершение — лучок зеленый, хлопнуть рюмочку водки, обязательно чтобы холодная, и этим чудом закусить. А потом горячее. Так как я помех не видел, то так и сделал. И даже повторил.

Кузьма, вопреки обыкновению, уходить не стал, стоял в стороне и громко глотал слюну, глядя на мои алкогольно-кулинарные излишества.

— Говори, — махнул я вилкой. — Вижу, не просто так ждешь.

— Стало быть, надо помощника мне, барин, — начал он голосом профессионального исполнителя русских былин, слегка запевно и нудно.

Я сам былинников ни разу не слышал, но мне кажется, что происходить всё должно именно так, чтобы слушатели побыстрее устали и отсыпали денежку в желании прекратить этот ужас.

— А Алексей что, не справляется? — удивился я.

— Так эта… сбёг, стало быть, Алёша, — тут же ответил слуга.

— Когда?

— Так с вечера. Вот такая вот ерунда, — развел Кузьма руками, даже чуть присев при этом.

— Не мог он к родне в гости пойти?

— Нету у него никого в Москве. Некуда идти.

— Барышню, может, завел? Погуляет и вернется.

— Девок он боится, я бы знал, если что появилось. А так — деньги не тратил, никуда не ходил, только со мной, ежель я звал. Что баба есть, не похоже.

— Пропало что? Вещи его на месте?

— Да он и не воровал… почти. Так, еду только, на выпивку не жадный был. Сундучок его здесь, да там и было-то… Смена исподнего. А не пропало ничего, я проверил.

Такие совпадения напрягали, я задумался, что делать.

— Ну, ищи тогда на замену.

— А кухарку? Манька, что больничное варит, жалуется, что не успевает на вас готовить.

— Бери и кухарку, ладно, — махнул я рукой. — Вас куда не поцелуй, везде жопа. Заведи пять кухарок, все равно плакать начнут, что не справляются. Но учти — будет плохо готовить, вычту из жалования то, что ей заплатил!

Жиган появился лишь на следующий день к вечеру. Правильно говорят — ездить легче, чем ходить. Потому что он был в состоянии только лежать. Выхлоп от него — неподготовленного человека с ног собьет. Короче, выпито им немало.

Увидев меня, он промычал что-то, и вырубился, Наверное, правил лошадкой из последних сил. Зато в телеге кроме охапки сена ничего не было. Ну выпил — и ладно. С кем не бывает? Наверняка по делу, не просто так. Отоспится, и дальше работать начнет.

Потом закрутила текучка, и мысли о хитрованце ушли на второй план. Понятно, что мне хотелось узнать подробности. Да и что он узнал, тоже весьма тревожило. А ну как следующие похитители окажутся удачливее? Раскурочат сейф, отнесут заказчикам добычу. Те быстро поймут, что лежащее там на кладезь научных откровений не тянет, и начнут искать в другом очевидном месте. В моей квартире, к примеру.

Вот что я сделаю: в ближайшее время отнесу бумаги в банк и спрячу в арендованную ячейку. Надеюсь, такую услугу там оказывают. А потом расскажу газетчикам, что боюсь за сохранность ценных бумаг, и решил обезопасить их. Вот смеху будет, если со мной что случится, и наследники поймут, что это пустышка. Начнут ведь искать, как библиотеку Ивана Грозного.

Хотя нет, не в банк. В библиотеку университета. Закрою доступ лет на пятьдесят, и все дела. Пусть лежит на здоровье. Ректор Некрасов, которому, по большому счету, на архив наплевать, будет рад повысившемуся интересу к библиотеке.

Жиган пришел утром. Я услышал, как он в приемной сказал секретарю:

— Егор Андреич, ты сходи, прогуляйся. У девчат чаю попей или еще чего. Я к Евгению Ляксандровичу потолковать.

И только когда хлопнула дверь за Должиковым, он вошел в кабинет. Как там Пушкин писал? Вид его ужасен! Вот и Жиган как царь Петр перед Полтавской битвой. Опухший и с трясущимися руками. Глаза красные, лицо помятое. Кошмар, короче.

— Тяжко? — спросил я его участливо. — Налить немного? — и я потянулся к заветному шкафчику.

— Не похмеляюсь, — выдохнул перегаром Жиган. — Сейчас на кухню пойду, бульону говяжьего выпью, пройдет.

— Не томи, рассказывай, что…

— Всё в порядке. Рыб кормят оба. Не найдут, разве что случайно. Но на вас там ничего, — он подумал немного, и добавил: — И на меня.

— Про заказчика узнал?

— Не, никто не знает. Приходил дважды. Больше не появлялся. Где живет, не знает никто. Думаю, теперь и не найдут. Как поймет, что дело сорвалось, скроется.

— Ну нет, и ладно. Я бумаги в университет отвезу, газетчиков позову и расскажу.

— Это не дело, Евгений Александрович. Ох, тяжко. Водички налейте…

Он жадно выпил стакан воды, потом еще один, и с сожалением отставил посуду в сторону. Чтобы не стошнило.

— Почему ты так решил, что не поможет?

— Умыкнут кого, кто дорог. Викторию Августовну, допустим, — он мелко перекрестился. — Будут держать, пока не отдадите всё. Люди, чтобы пойти на такое, есть. Начнут куски резать и присылать. Скажут, должны быть копии.

Об этом я не подумал.

— Ничего, мне многие должны. Я шепнул кому надо, скажут. А не дай Бог… — он сжал кулаки. — Порву всех. Вот тебе крест в том, — он встал, поклонился в красный угол, и осенил себя крестным знамением.

— Спасибо, — только и смог выдавить я.

Как-то по отношению к себе я эти штучки из девяностых не примерял. Зато сейчас живо представил, как посыльные приносят коробочки с ушами и пальцами.

— Это не всё, — сказал Жиган. — Человечек у них тут был. Подрядили украсть, да не смог. Зарезали его.

— Кто?

— Так Алеша, слуга ваш. Позарился на копейку, но не подумал, что выпустят за рубль.

Ну, теперь точно жди полицию.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Профессора И. М. Сеченовъ и Е. А. Баталовъ, изслѣдующiе въ московскомъ университетѣ при участiи двухъ ассистентовъ составъ человѣческой крови для возможнаго безопаснаго переливанiя крови отъ одного человѣка къ другому, утвѣрждаютъ, что кровь каждаго человѣка относится къ опредѣленной группѣ. Опыты по установленiю точнаго числа группъ человѣческой крови и изучѣнiе ихъ отношенiя между собою продолжаются.