Здесь водятся драконы (СИ) - Батыршин Борис - Страница 41

— Говорите, за перса себя выдавал? — Кухарев недоверчиво покачал головой. — Воля ваша, но очень уж сомнительно: европейцу выдать себя за жителя Востока непросто. Язык, обычаи… Да в тех краях любой белый человек, европеец — как белая ворона… простите за неуклюжий каламбур. Раскроют его маскарад в момент!

Остелецкий усмехнулся.

— Может, и раскроют — но только не Бёртона. Он на Востоке как рыба в воде, недаром, стал чуть ли не первым европейцем, пробравшимся в Мекку. Арабским, турецким и фарси владеет безупречно, местные обычаи знает до тонкостей — да и полезные знакомства с прежних времён, надо полагать, не растерял. Подручные его, как сообщил агент, не европейцы — то ли персы, то ли арабы, изъясняются на местных языках и внешность имеют вполне подходящую.

— А как же баронесса? Уж её-то за персиянку точно не выдать! Разве что Бёртон в ковёр её завернул, как в сказках «Тысячи и одной ночи», да и возил с собой в таком виде!

— А что, он вполне на такое способен. — усмехнулся Остелецкий. — Бёртон, чтоб вы знали, как раз сказки Шахерезады и переводил на английский — причём перевод критики сочли крайне безнравственным, непристойным, на грани порнографии, и потребовали запретить. Но в данном случае ничего такого, думаю, не потребовалось. На Востоке высоко ценят европейских женщин, и я не удивлюсь, если выяснится, что Бёртон воспользовался личиной поставщика белокожих невольниц для гаремов арабских шейхов. Тем более, что Триполи Бёртон и компания покинули не по морю, а по суше — присоединились к торговому каравану, идущему на восток, к Пальмире и дальше, в Багдад.

— В Багдад, говорите? — Кухарев озадаченно крякнул. — Что же, и нам теперь за ними?

— Незачем, Дмитрий Афанасьевич. В Багдаде Бёртону делать нечего. Уверен, оттуда он направится на юго-восток, к Персидскому заливу — и вот там-то мы с вами его перехватим. Если повезёт, разумеется.

Над набережной раздался гудок — один из многих, которыми перекликались заполнившие рейд суда.

— Пора. — Остелецкий встал, не забыв бросить на скатерть несколько монет. — Пакетбот Германского Ллойда до Басры отходит через полчаса. Если не хотите остаться на берегу — придётся поторопиться.

* * *

Османская Империя,

Вилайет Басра.

— Не река, а форменная помойка! — Ледьюк с отвращением сплюнул за борт. — Кажется, в Тонкине на всякое насмотрелись, но чтобы такое!..

Мутная речная вода и правда, живо напоминала нечистые потоки парижской клоаки, талантливо описанные литератором Виктором Гюго в романе «Отверженных». Муть, поднятая со дна проходящими судами, разнообразный мусор, всплывшие брюхом вверх рыбины, дохлые крысы, тина, обрывки гнилых водорослей… а уж запах! От воды разило застоявшимся болотом, прогорклым маслом из прибрежных харчевен — и конечно, всепроникающей угольной гарью вперемешку с машинным маслом. Басра, один из крупнейших портов на юге Османской Империи, хоть и располагался на берегу моря, а на расстоянии почти сотни миль от побережья — принимал множество пароходов, парусников. Между большими судами и баржами, заваленными всякой всячиной; сновали лодки, лодчонки, управляемые ловкими полуголыми лодочниками в накрученных на бритые головы чалмах. Ещё больше плавучей мелочи курсировало по узким каналам, прорезающим портовые кварталы — порой воду в таких «улочках» было не разглядеть из-за их мельтешения.

— А вы чего хотели, мсье? — лениво ответил штурманский офицер. — Город стоит на слиянии двух крупнейших в этом регионе, да ещё и со стороны моря подходит множество судов. Проходной двор, вавилонское столпотворение, иначе и не скажешь…

И с отвращением обозрел берега с теснящимися домиками, глинобитными, или сложенными из обожжённого на солнце кирпича. Вдоль воды тянулись деревянные пристани, у которых теснилась всякая плавучая мелочь. «Стикс» стоял возле стенки судоремонтной мастерской рядом с французским угольщиком и колёсным пароходом неизвестной принадлежности, на который с берега грузили отчаянно мычащих коров. Чуть поодаль к пирсу приткнулся колёсный пакетбот с флажком германского Ллойда на кормовом флагштоке — он только что прибыло из сирийского Триполи, и с борта по сходням спускалась вереница пассажиров.

Палуба «Стикса» завалена разнообразным хламом — ящиками, трубами, обрезками железа — отчего щеголеватый обычно корабль приобрёл какой-то неухоженный вид. «Ахерон» же стоял на бочке, напротив своего близнеца, и его тяжёлые орудия угрюмо пялились на пёстрый круговорот восточной жизни. Их жерла закрывали парусиновые просмолённые чехлы; над полубаком натянут от солнца широкий тент, и в его тени орудий пятеро матросов отдыхают от трудов праведных, расстелив на досках палубы брезенты. Надо будет отпустить часть команды на берег, подумал Ледьюк. Конечно, подобная увольнительная наверняка не обойдётся без неприятных происшествий: драк в припортовых тавернах, где в отличие от других заведений города подавали спиртное, дебошей на местном рынке, скандалов в квартале борделей. Ещё и ножом пырнут кого-нибудь — вон, во время стоянки в Адене зарезали машиниста с «Ахерона»… Но — ничего не поделаешь, ремонт затягивается, люди, запертые в броневых коробках, ворчат, не скрывая недовольства, так и до беспорядков на борту недалеко. Ничего серьёзного, конечно, до трибунала дело не дойдёт — но и без наказаний не обойтись. Порка провинившихся, столь популярная в британском флоте под запретом ещё с прошлого века, со времён Революции; на судах Третьей республики плети заменены приковыванием ножными кандалами к железному пруту, в каковом виде провинившиеся и должны проводить назначенный срок.

В Басру французский отряд вынужден был зайти для ремонта. При переходе через Аравийское море отряд попал в шторм, и «Стикс» получил довольно серьёзное повреждение машины. Можно было кое-как дотянуть до Бомбея или цейлонских портов — но заходить в гости к британцам Ледьюку не хотелось — отношения Парижа и Лондона всё ещё оставались натянутыми. Перспектива же ползти через весь Индийский океан с неисправными машинами не привлекала, да и закончиться это могло скверно.

Можно было повернуть назад и следовать в Аден или во французский Обок. Но в Обоке, и Ледьюк знал это на собственном опыте, было неважно с ремонтными мощностями, там они застряли бы надолго. В Адене же стояла русская эскадра — два броненосных фрегата, пароход-плавмастерская и винтовой клипер. Несмотря на недавний инцидент в заливе Таджура (в котором Ледьюк принимал непосредственное участие) отношения между Парижем и Петербургом были далеки от состояния войны, и никакойугрозы для французского отряда корабли под Андреевскими флагами не представляли, Ледьюку страсть, как не хотелось заниматься починкой, имея такое соседство. Так что, вместо того, чтобы разворачиваться и брать кус на Баб-эль-Мандебский пролив, в Аден, он предпочёл сделать крюк побольше — скомандовал поворот на норд и, миновав Оманский и Персидский заливы, подняться по реке Шатт-эль-Араб до слияния Тигра и Ефрата, в турецкий порт Басра.

Здесь имелось всё, необходимое для починки, и Ледьюк рассчитывал задержаться в Басре не более, чем на неделю. Однако, работы затянулись, и перед французским капитаном вырисовывались ясным перспективы опоздания к пункту назначения порт Сайгон в Кохинхине. Адмирал Курбэ будет крайне недоволен — но тут уж ничего не поделать, неизбежные на море случайности…

Ладно, о неприятностях будем думать по мере их возникновения — а сейчас зачем портить себе неожиданно выпавшую передышку в непростом океанском походе? Ремонт почти закончен, 'Стикс приводят в порядок, ликвидируют следы работ, придавая кораблю прежний нарядный вид — день, два и можно будет поднимать якоря, выходить в океан. А пока — почему бы напоследок не получить свою малую толику человеческих радостей? Ледьюк никогда прежде не бывал в Басре, но слышал, что в чистой части города имеются вполне приличные заведения. Вино и крепкие напитки там, разумеется, под запретом — зато восточная кухня выше всяких похвал, а танцовщицы в прозрачных шальварах и обнажёнными животиками соблазнительны и охотно составят досуг гостю из Европы.