Здесь водятся драконы (СИ) - Батыршин Борис - Страница 27

И протянул собеседнику узкий кожаный футляр, напоминающий портсигар. Вениамин открыл — в одном из четырёх узких кармашков лежала знакомая стрелка.

— Одна досталась поручику. Ещё две убийца выпустил по нам, но не попал, к счастью. Эта — последняя, он бросил её на крыше, вместе со стреломётом.

Остелецкий пригляделся — острие стрелки покрывал слой тёмной то ли смолы, то ли мази.

— Вы понюхайте… — предложил ротмистр. — У кураре весьма характерный запах, ни с чем не спутать…

Вениамин осторожно втянул в себя воздух. Запах был незнакомым, но достаточно сильным.

— Китайцы тоже применяли кураре для своих стрелок? Я-то полагал, что эта дрянь родом из Южной Америки…

— Так и есть. — кивнул Кухарев. — У них свои яды, не менее эффективные. И это, кстати, загадка — почему владелец стрелок предпочёл проверенным рецептам заокеанскую экзотику?

— Вижу, вы хорошо в этом разбираетесь — осведомился Остелецкий, возвращая футляр со стрелкой.

— Есть немного. — не стал спорить ротмистр. — А вам, насколько мне известно, приходилось бывать к югу от Панамского перешейка?

Остелецкий испытующе глянул на собеседника «Ну да, разумеется, граф должен был рассказать ему, с кем придётся иметь дело…»

— Приходилось. — ответил он. — И я знаю ещё одного господина, который разбирается в тамошних способах душегубства — а заодно и в разнообразных восточных душегубских штучках. Но об этом, с вашего позволения чуть позже, а мне сейчас надо кое-что сделать….

Он уселся в кресло.

— Не сочтите за труд, голубчик, сходите пока, скажите коридорному, чтобы принесли, что ли, кофе. И чтоб побольше, цельный кофейник — разговор предстоит долгий…

Сел в кресло, дождался, когда Кухарев закроет за собой дверь, потянул из кармана нераспечатанный конверт.

…Итак, Кухарев Дмитрий Афанасьевич. Тридцать девять лет от роду, православный, из мещан, родился и вырос в Белостокском уезде Гродненской губернии. Отец — учитель, преподавал естественную историю в реальном училище города Белосток; он с супругой перебрался на жительство в Царство Польское из родного Смоленска ещё до рождения сына. Закончив казённую гимназию в возрасте семнадцати лет, Кухарев поступил на юридический факультет университета в Варшаве, но через три года оставил учёбу и записался в Гродненский гусарский полк вольноопределяющимся. В армии не задержался — дослужившись до поручика, вышел в отставку и поступил в полицию. Службу начал в Радомской губернии Царства Польского…

Остелецкий вернулся к предыдущей странице (всего их в конверте было полдюжины) перечитал и озадаченно нахмурился. Так и есть — о причинах внезапной отставки Кухарева в бумагах нет ни слова. Карточные долги? Какая-нибудь неприглядная история, после которой сослуживцы подвергли его остракизму — вроде отказа принять вызов на дуэль? Банальные денежные затруднения, вынудившие искать местечко подоходнее? Что ж, раз Юлдашев не счёл возможность упомянуть об этом — значит, оно не стоит внимания…

Начав службу исправником, Кухарев вскорости сменил место службы, перебравшись в Варшаву, где поступил в сыскную полицию где и прослужил восемь лет, получив чин ротмистра. За это время приобрел репутацию непревзойдённого знатока криминального мира Царства Польского, а заодно и сопредельной Австро-Венгрии.

Остелецкий отложил бумаги и задумался. Вот, значит, из-за чего Юлдашев прислал к нему в помощь именно Кухарева! А что, вполне разумно — знакомство и связи, которые тот наверняка успел завести в империи Габсбургов, наверняка пригодятся в их поисках. Он вздохнул — что-то долго не несут кофе! — и снова взялся за чтение.

…Варшава, заслуженно считалась одной из криминальных столиц Российской Империи — и как раз в этом городе пересеклись однажды дорожки сыскного ротмистра уголовного сыска и одного из сотрудников ведомства графа Юлдашева. Тот приехал в Царство Польское по сугубо служебной надобности, и оказавшись невольно замешанным в некую криминальную историю, запомнил ловкость и профессионализм полицейского ротмистра, который помог ему выпутаться из неприятностей.

И отблагодарил, конечно, но на особый манер — перспективный кадр был взят на заметку в Петербурге. Папка с личным делом Кухарева встала на полку в кабинете Юлдашева, и когда графу понадобился специалист специфического профиля — причем не случайный человек, нанятый за деньги, или вор, которому обещано снисхождение, а некто, безусловно надёжный и, желательно, связанный присягой — тот вспомнил о ротмистре из Варшавской сыскной полиции. И ни разу с тех пор об этом не пожалел, поскольку специалистом бывший поручик Гусарского гродненского полка оказался уникальным. Кроме прямой своей полицейской специальности он в совершенстве владел несколькими воровскими «профессиями» — освоил ремесло карманника, умел подделывать документы, вскрывал замки и сейфы не хуже матёрого медвежатника, а уж в способах сбыта и реализации краденого разбирался так, что не уступал любому скупщику — «каину» на воровском жаргоне.

(77)

Владея, кроме польского и русского, ещё немецким и французским языками, Кухарев говорил на них с выраженным польским акцентом. Это позволяло, находясь в Европе, выдавать себя, например, за гастролирующего варшавского карманника, взломщика сейфов из австрийского Лемберга, или, наоборот, за сыщика из германского Данцига — и то, и другое, и третье он, судя по присланным Юлдашевым сведениям, проделывал неоднократно и с неизменным успехом.

На столе исходил ароматным паром кофейник; кроме него, коридорный приволок большое глиняное блюдо, наполненное кусочками рахат-лукума, пахлавы и прочими образчиками восточных сладостей. Обозрев это приторное великолепие, Вениамин извлёк из буфета початую бутылку коньяка. Кухарев, увидев это, одобрительно хмыкнул и потянулся за рюмкой.

— Помянем, что ли, поручика? — предложил он. — хороший был малый, жаль…

— Все мы под Богом ходим… — Остелецкий набулькал в стаканы на два пальца. — Ну, земля пузом…

Выпили — как водку, единым духом, не чокаясь и не закусывая. Вениамин

— Значит, будем работать вдвоём, Дмитрий Афанасьич?

— Должны были втроём. — вздохнул Кухарев. — Но, раз уж так получилось — придётся справляться. С чего думаете начать, Вениамин Палыч?

— Для начала, ввести вас в курс дела. — Остелецкий разлил по второй. — Или, лучше завтра, на свежую голову?

— Чего уж там… — ротмистр сделал маленький глоток, отщипнул кусочек рахат-лукума — Рассказывайте, зачем время терять? А обсудим, и вправду, завтра. Я, знаете ли, серьёзную информацию стараюсь ночью обдумать. Просыпаешься –глядишь, и мыслишки какие-нибудь созреют…

— Тогда ограничимся, пожалуй, кофе. — Вениамин закупорил бутылку и убрал её обратно в буфет.– Соперник у нас, Дмитрий Афанасьевич, будет весьма серьёзный…

— Видал я серьёзных. — Кухарев проводил сосуд задумчивым взглядом. — На разных-всяких насмотрелся, и по уголовной части и по иной.

— Таких не видали. — заверил Остелецкий. — С сэром Фрэнсисом Бёртоном я впервые встретился в семьдесят восьмом, в Порт-Суэце. Я тогда состоял при нашей дипломатической миссии на международной конференции по статусу Суэцкого канала, и этот господин…

Он вкратце поведал Кухареву историю своего знакомства с британским разведчиком. Потом перешёл к южноамериканским приключениям, потом к событиям в Абиссинии и закончил похищением жены барона Греве. Кухарев внимательно слушал и не перебивал, лишь качал время от времени головой.

— Беру свои слова назад, Вениамин Палыч. — сказал он, когда Остелецкий завершил своё повествование. — С таким матёрым зверем мне иметь дело ещё не приходилось, куда до него варшавскому ворью или их венским, с позволения сказать, коллегам. Есть, правда, личность схожего калибра… Некий Адам Уорт — не приходилось слышать о таком?[2]

— Нет, ни разу. И что, настолько опасный тип?

— Опаснее некуда. Он, вообще-то американец, во время Гражданской Войны сражался на стороне северян, был ранен шрапнелью при Манассасе. Долго лежал в госпитале, а когда вышел, то придумал весьма оригинальный способ заработка: стал вербоваться в различные полки под вымышленными именами, чтобы получать положенные добровольцам деньги. В конце концов на его след вышли люди из бюро Пинкертона, занимавшиеся розыском дезертиров, и Уорт сбежал в Нью-Йорк. Там он сколотил шайку и занялся делами посерьёзнее — организовывал бандитские налёты, грабил банки и ростовщиков и особо прославился тем, что не только не применял оружия сам, но и запрещал это делать подельникам. «Человек с мозгами — говорил он, — не должен таскать в кармане револьвер, Всегда есть способ, и гораздо лучший, добиться того же самого, просто хорошенько подумав».