Ягор Дайч (СИ) - "Е. В. В." - Страница 5

Бабушка терпела, терпела и в итоге не выдержала, видя, как дети друг к другу жмутся, уже волком на «добродетелей» смотрят, парни при этом стараются девчат себе за спину задвинуть. Прошлась словесно по этим сочувствующим, да и заявила:

— Большая семья не трагедия, а радость, у нас они останутся, как-нибудь да прокормим с божьей помощью.

Вот так у меня, помимо родных сестер, десятилетней Дарьи — шестидесятого года рождения, и семилетней Машей — шестьдесят третьего, появились еще две приемные сестры: Зиновия — на год младше Даши, именно ее чуть в жертву мне не принесли; и Варвара — та с Машуткой одних лет. А также пятеро братьев: девятилетние Андрюха и Степан — тысяча восемьсот шестьдесят первого года рождения, на три года меня младше; Хрисан — златокудрый красавец, которого постоянно у нас забрать хотели, так он всем глянулся. Но он ни в какую, в голос орал, царапался и отбивался, за остальных цеплялся… бабушка и из-за этого тоже не выдержала. И Григорий, тот ловкий парнишка, что последнего хунхуза на нож посадил. Из казачьей семьи парень, и тоже от нас уходить не захотел, когда из Раздольного за ним приехали и хотели себе на воспитание забрать.

— Не казаки меня спасли! Тут останусь, — отказался он от нас уезжать, как его ни уговаривали.

Эти двое на два года меня младше, по десять лет им было, Дашкины одногодки. Ну и Петро остался — с тем у нас разница в четыре года, самый младший из парней.

Дед сначала опешил, услышав, что бабушка выдала, видимо и для него это оказалось полной неожиданностью. Но потом, подумав чуть, с ней согласился: прокормим, мол не сосуны они уже, почти взрослые. По хозяйству помощники будут, так что не в тягость придутся.

Так и зажили. На первых порах, конечно, тяжело пришлось, все же запасы на зиму мы только на свою семью делали, а тут такое прибавление народа. Трофеи же, добытые с хунхузов — лошадей, оружие и многие другие вещи чиновники изъяли, нам крохи остались. Не удивлюсь, если уничтожение этой банды они кому-то из своих приписали и премии за уничтожение поделили между «нужных» людей.

Но мы все же справились. Правда для этого мне пришлось свои способности раньше времени демонстрировать. Хвала духам предков, магия со мной в новое тело переместилась. Так что удалось мне с помощью алхимии элитного вина наделать и прибывшему в Никольское купцу на нужные нам припасы сменять. Так что первую зиму пережили, и даже не сказать, чтобы голодно было.

Способности же свои я залегендировал тем, что, нарвав орехов и уже двигаясь домой, в одной сопке пещеру нашел, где ранее ее не было. Влез туда от любопытства, да в глубине раздавшейся в стороны пещеры статую женскую увидел. Дотронулся до нее рукой, завороженный, и тут меня каким-то светом обдало, а статуя на глазах потрескалась и песком осыпалась.

Как из пещеры выбрался, сам не помню, но больше ее найти не смог, сколько ни пытался. Находясь под впечатлением от случившегося, вовремя не заметил хунхузов, поэтому и пришлось с ними воевать, так как убежать от них не смог.

Все это бабушке с дедушкой наедине рассказывал, как и о том, что после всего случившегося у меня иногда какие-то знания в голове мелькают, и похоже кое какие способности к этим знаниям прилагаются.

Все мной рассказанное восприняли всерьез, так как пустобрехом Егор не был. Да и живем мы теперь в местности, где часто встречаются следы древних времен: развалины всякие, старые выработки и те же статуи различные. Ну а сделанное мной вино, полностью под контролем бабушки, только подтвердило мои слова, доказав, что действительно появились способности и с ума я не сошел.

Не успел голос Дуняши в доме стихнуть, как из сенника Жулька, звонок наш дворовой, выбралась, переваливаясь своим огромным пузом из стороны в сторону, ко мне заковыляла, как помелом виляя хвостом от радости.

Вот ее увидев, я окончательно и успокоился.

Дома все в порядке.

Не успела Жулька, должная уже чуть ли не вот-вот ощениться, до меня доковылять, как Маша опять из дома выскочила, все с такими же широко открытыми глазами, которые сейчас уже не испугом, а любопытством наполнены были.

Глаза вытаращила, уши оттопырила — полностью готова очередную приключенческую историю своего непутевого старшего братца выслушивать.

Следом бабушка вышла: увидев меня, только руками взмахнула, хлопнув ими себя по бедрам. Сказать ничего не успела, еще две мои сестры, в этот раз приемные, во двор выскочили, а следом за ними и дед… увидев, что я целым и невредимым вернулся, при этом нагруженный трофеями, удивленно, но при этом довольно кхекнул, рукой за бороду схватившись.

— Вернулся? К-хе, к-хе, — никак он не мог остановиться, продолжал посмеиваться, ему вторила Жулька, радостно поскуливая, вертелась вокруг моих ног.

— Егорка! — отмерла и бабушка. — Когда же ты уже угомонишься, а? Или ты их всех в одно лицо собрался…

— К-хе, к-хе, к-хе, — пуще прежнего закхекал дед.

— А ты чего веселишься? — резко развернулась бабушка к деду. — Внук…

— Уймись, старая.

Ой! Зря он это.

— Это я-то старая?..

М-да, в гневе бабушка прекрасна. Она и так на свой возраст не выглядит, дед куда старше кажется, хоть у них три года разницы всего. Но дед резко постарел, когда ноги лишился, да и почти полностью седая борода, прилично так годов ему добавляет. Бабушка же, не знаю сколько ей дать, но в самом соку женщина. Некоторые молодухи хуже выглядят, а тут, кровь с молоком. А в гневе, так вообще, глядя на нее прекрасно понимаю негодование того зажиточного казака, благодаря которому мы в здешних местах оказались. В такую женщину невозможно не влюбиться, а также невозможно не возненавидеть, ведь она досталась другому.

— Девочки, домой! — таким категоричным тоном бабушка скомандовала, что Зина с Машуткой и Варварой даже пискнуть в ответ не посмели, только подолы в дверях и мелькнули.

Следом за ними и сама бабушка, гордо задрав голову, в дом прошествовала, по-другому и не скажешь.

— К-хе, к-хе… — уже не так весело кхекнул дед, провожая их взглядом.

Ну да, взял огонь на себя, меня выгородил, но бабушка теперь на него дня три сердиться будет.

— Ты же вроде в Никольское собирался? — Стоило бабушке в доме скрыться, дед ко мне лицом повернулся, уже не кхекая.

— Не дошел я до Никольского, — наклонившись, хорошенько погладил собаку и только потом направился к крытому двору, от груза избавляться, а то плечи скоро отвалятся от висевшего за спиной тяжести. — По пути Йеджуна встретил…

— Это какого такого Йеджуна? — тут же уточнил дед, хромая следом за мной.

— Из Кроуновки который. Он недавно бабушке дочку соседа своего на телеге привозил, что ногу в огороде мотыгой распорола. Ух, — выдохнул я облегченно, войдя под навес и на лавку сбрасывая четыре трофейных дульнозарядных длинноствольных капсюльных мушкета и свой Шарпс там же рядом примостил, после чего уже от заплечного мешка избавился.

— Ага. Ага. Понял, — рядом дед присел и принялся трофейные Спрингфилды 1842 года рассматривать. — И что дальше?

— Да я по дороге шагал как раз, как он меня нагнал на телеге. В тайге чужих увидел, вот и предупредил об этом.

— Ага! Ну а ты, как про чужих услышал, так сразу туда и рванул, забыв про свои дела в Никольском, — усмехнулся дед. После чего, отложив в сторону взятый было в руки мушкет, посмотрел на меня уже без всякого веселья на лице. — А воевать их обязательно надо было? Или Милава[1] права, и ты и впрямь всех бандитов собрался в одного перебить?

— Да не собирался я с ними воевать…

— Ага, ага, — насмешливо покивал он головой: говори дитятко, говори, так я тебе и поверил — так и слышалось в этом его «ага».

— Да честно не собирался! — скривился я, вот уж репутация у меня сложилась в их глазах. — Они просто совсем близко от нас расположились. Нашел их за Лысой сопкой, там в котловине они лагерь свой разбили. И стоянка добротно оборудована была, не один день они там обитали.