Злые земли - Фокс Норман А. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая

Вскоре она услышала мычание скота. Два года назад Скоггинз рассказывал ей, как приходится прочесывать овраги во время объездов; и когда она увидела скот — его было голов двадцать, то первое, что бросилось ей в глаза, были клейма «Длинной Девятки» на боках у коров. А телята были не клеймены. Какая-то часть стада, не замеченная во время весеннего объезда? Но как могли ковбои прозевать так много скота? Она натянула поводья, остановилась и, озадаченная, разглядывала коров.

Человека она не видела, пока он не оказался почти рядом. Она услышала, как лошадь продирается сквозь кусты, в испуге подняла глаза — и увидела человека. Он ехал в ее сторону — довольно молодой парень, одетый, как ковбой на работе.

— Вы кто будете, мисс? — спросил он.

Она поняла, чем он ей не нравится: неискренние глаза и слишком тонкая улыбка.

— Я — племянница Фрума с «Длинной Девятки», — сказала она. — А вас я не помню, вы что, новенький в команде?

Но тут она заметила тавро на его лошади — это была не длинная девятка.

Он протянул к ней руку.

— Давайте спешимся, потолкуем, — сказал он. — Обсудим все.

Теперь она поняла. Этот человек был угонщик скота, он прятался по соседству, чтобы присматривать за этим стадом! Когда стемнеет, он погонит его к бедлендам, а когда снова взойдет солнце, спрячет в укромном месте, вроде этого овражка. Он ее давно заметил, а показался из любопытства; и теперь ему придется задержать ее, пока эти коровы не будут угнаны. Она отдернула руку и дала лошади шпоры. Лошадь резко рванулась вперед, к незнакомцу — и Элизабет ударила его хлыстом. Он свалился с седла, вскрикнув от неожиданности — и от злости.

Из кустов на склоне оврага выскочили еще двое наездников. Один был одет для верховой езды, другой носил черный костюм. Этот был высокий, с тонкой талией. Человек, лежащий на земле, закричал:

— Держите ее, черт побери! Она меня разглядела!

Поворачивая лошадь, Элизабет резко пришпорила ее. Когда она оглянулась, человек, выбитый ею из седла, вскочил на коня, а потом все трое бросились за ней. Коровы загораживали ей дорогу. Она ударила свою лошадь хлыстом. Пегашка споткнулась и чуть не упала. Обогнув стадо, Элизабет подняла лошадь в галоп. Прогремел выстрел, еще один. Только теперь она поняла, в каком отчаянном положении оказалась. Они не дадут ей уйти. Теперь уже нет.

Она доскакала до конца оврага и вылетела в прерию. «На юг!» — кричало все в ней. На юг, к «Длинной Девятке», к безопасности; но когда она снова оглянулась через плечо, те трое уже выскочили из оврага, рассыпались в стороны и старались отрезать ее от пути на юг.

— Вернитесь, девушка! — закричал кто-то из них. — Вернитесь, мы вас не тронем!

Теперь она была на открытой местности, где ее пегая лошадка могла развернуться вовсю, и она благословляла Олли Скоггинза, выбравшего такого резвого конька. Они старались завернуть ее к северо-востоку, но она постепенно отрывалась от погони, а долго гнаться за ней они не решатся. Нет, ведь на северо-востоке находится Крэгги-Пойнт, скоро она пересечет тракт, а там можно кого-то встретить… Но они снова начали стрелять. Она полагала, что они стараются испугать ее и заставить остановиться, либо же хотят подстрелить лошадь — одно из двух. Но тут что-то ударило ее в плечо, сильно, будто молоток, и она чуть не перелетела через голову лошади.

Она ухватилась за рог седла и выронила повод. Она продолжала скакать, зная, что ранена и что скоро свалится с седла.

Джесс Лаудон ощущал себя человеком, у которого были разом обрублены все связи. В крошечной конторке платных конюшен Айк Никобар сидел напротив и что-то толковал, но Джесс почти ничего не слышал. До него доносился голос Айка, но мыслями он был очень далеко — и вот только теперь осознал, где он. Он приехал сюда рано утром, рассказал Айку про Джо Максуина, а потом забрался на сеновал и заснул. Проспал почти весь день. Когда он, наконец, слез с сеновала, Айк принес ему какую-то еду. На скамейке между ними стояла бутылка, но выпивку он оставил Айку. На дне бутылки Джесс Лауден никогда не находил правильных ответов.

— Ты про тот раз, когда мы плыли на пароходе в Сент-Луис, — говорил Айк. — Джо налил себе речной воды, а ты опустил в стакан яйцо — и его видно не было, такая грязная была вода. Помнишь, Джесс? Джо клялся, что до конца пути будет пить только виски. И пил!

Лаудон провел ладонью по щекам и подбородку. Щетина… Надо побриться — или почистить морду скребницей, одно из двух. Он поглядел на свои руки и увидел грязь под ногтями, и это напомнило, что ночью он копал землю. Такая мелочь может расшевелить воспоминания. Он думал, что уже привык к мысли о смерти Джо, но вот вспомнил — и его ударило снова.

— Он был рожден для неприятностей, этот Джо, — продолжал Никобар. — Припоминаешь ту ночку в Янктоне, на том самом пароходе? Джо налился сивухи по самую макушку и решил прогуляться по перилам на машинной палубе. Хлопал крыльями как петух, кукарекал, а мы с тобой умоляли его слезть на палубу, чтобы он не свалился в речку и не попал под колесо. И не решались схватить его, чтоб он не потерял равновесия. Господи Боже, и нагнал он в тот вечер на меня страху, этот Джо!

Лаудон кивнул. Все это вновь предстало у него перед глазами, отчетливо и страшно. Джо, балансирующий на перилах, и молотящее воду старинное кормовое колесо. Да если бы он свалился за борт, эти лопасти размололи бы его в порошок. Ладно, Джо не споткнулся, и ему досталось еще пару лет пожить — только чтобы кончить теперь с веревкой на шее. Что, лучше это? Ни черта! Ну почему не мог Джо отдать концы в тот вечер на пароходе? Разве не лучше было ему помереть залитым по ноздри и развеселым, чем вот так, как оно в конце концов вышло?

Теперь Айк говорил о Сент-Луисе и о загуле, который они там устроили. Мысли Лаудона снова отвлеклись от Айка. Он думал об Олли Скоггинзе, который был так обеспокоен прошлой ночью, он думал о Питере Фруме, который отдал приказ, и об Айдахо-Джеке Айвзе, который завел Максуина слишком далеко по дурной дорожке… Тут его мысль перескочила к девушке, которую он вчера встречал на пароходной пристани. Что ж, он попытался объяснить ей, что такое «Длинная Девятка», но она не поверила. Ну да, у них там в Огайо на яблоньках такие плоды не вырастают…

Он покачал головой. Не мог он посчитать ее глупой пустышкой и тут же выбросить из головы. Было в ней что-то такое, что его зацепило — и не давало покоя. Не ее озорная улыбка, и не то, что она ему не всадила шпоры под ребра — ну, не стала рассказывать о поцелуе — нет, что-то поглубже. Что-то, подсказавшее ему, что не пустой каприз привел ее на «Длинную Девятку», несмотря на его предупреждение. Может, у нее тоже есть свои заботы; она ведь все спрашивала, почему Фрум ее не встретил. Его все больше занимали эта девушка и Фрум: они ведь родня, но общего между ними не найдешь…

Айк прекратил разговоры. Отхлебнул из горлышка, провел по губам рукавом.

— Пора бы уж тебе трогать, Джесс, — сказал он потом. — До «Длинной Девятки» путь не близкий, стемнеет, пока доедешь.

От этих слов Лаудона передернуло.

— Черт побери, Айк, да я туда не собираюсь возвращаться. Вообще.

Никобар сказал мягко:

— Джо умер, нет его больше, Джесс.

— А кто его убил?

— Послушай меня, Джесс, — настаивал Никобар. — Вчера ты говорил, что человек, который имеет босса, не попадает в неприятности. С тех пор ничего не изменилось, лишь произошло то, что должно было произойти. — Его старое лицо сморщилось. — Ты все еще можешь спросить себя, с кем ты: с «Длинной Девяткой» или с бедлендерами. Ну, и какой будет ответ?

Лаудон вспомнил тот второй смысл потери, который он ощутил, когда закопал Джо, потери, пришедшей с сознанием, что он не может вернуться на «Длинную Девятку». Не может — после того, что они сотворили с Джо. Черт побери, вот почему он ощущал, что лишился всего разом! Он сказал:

— Ты забываешь, Айк, что я хлопнул за собой дверью. Они сообразят, кто похоронил Джо. Фрум расценит это как свидетельство моего отношения…

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая