Ленинград' 84 (СИ) - Коруд Ал - Страница 29

«Бутылка кефира, полбатона!»

Нет, мой ланч был изрядно существенней, чем у бедолаги из известной песни. Целая сковородка жареной картошки со шпекачками. С утра их еще можно застать в магазинах. И я не единоличник, сготовил сразу на всех. Парни придут после учебы, а тут такой хавыч. Спасибо скажут. А спасибо и кошке приятно! Но пока никого нет, стоит заняться находкой. Предусмотрительно натянув рабочие перчатки, разматываю ветхую до невозможности ткань и с удивлением взираю на нож. Нет, ошибки быть не может! Это он так полыхает в моем взоре. Изогнутое не манер кукри лезвие, рукоятка из… из камня лежит в руке как влитая. Так и хочется взмахнуть им и перерезать чье-то горло, ощутив на лице брызги горячей крови!

Эй, это моя мысль или чужая?

Осторожно кладу нож обратно. Неужели его лезвие из серебра? Нет, скорее посеребрено. Откуда-то изнутри приходит догадка или позыв к действию. Его надо заново окунуть в кипящее серебро, чтобы восстановить силы. И таскать постоянно с собой. Откуда это взялось, стараюсь не думать. Чую, мне еще долго привыкать к новому состоянию, когда внутри меня разом несколько личинок памяти. Где бы еще этому ножу найти ножны? А чего тут гадать! Я же увлекался на пенсии пошивом из кожи. Сказано — сделано. Хватаю ноги в руки и качусь на выход. С некоторых пор у меня появилась забавная книжица — справочник предприятий Ленинграда. Переписав несколько телефонов, бегу к ближайшему киоску, где в обмен на газету меняю двадцать копеек на двушки.

И через полчаса стою в приемной ателье. Выслушав меня, хмурая тетка советует идти в будку к армянину, что чинит неподалеку обувь. С ним будет проще договориться. И на счет кожи и насчет пошива. Так на самом деле и вышло. Молодой мужик характерной наружности, что по старой памяти держит это место, оказывается, на поверку приятным деловым человеком.

— Тащи выкройку, вай, и завтра все будет. Такая кожа подойдет?

— Цена?

— Договоримся, вай. Лишнего не возьму.

— Тогда до встречи.

Ну вот, одна проблема решена. Вторую поможет разрешить наш друг, пиши-читай из еще одного южного народца.

Пятница выдалась на редкость странной и насыщенной. Но обо всем по порядку. Я опять прогулял пары. Нет, честно, идти хотелось. Мне пока из института вылетать нельзя. Это общага и прописка. В этом времени не все так легко. Жить, где хочется, просто так не получится. Это в будущем все схвачено. Приехал, купил или снял жилье, сделал отметку о регистрации и свободен. Институт советской прописки намного запутанней и сложней. С 1960 года проживание без прописки в Советском Союзе более трех дней считалось уголовным преступлением, наказывалось арестом на 1 год или штрафом в 100 рублей. Уехав куда-либо, ты был обязан в течение полутора месяцев выписаться со старого адреса.

В Ленинграде ситуация еще сложней. Для переезда, допустим, из другого города в одну из столиц фактически существовали три возможности: вступить в брак; обменяться с кем-то квартирами; получить от какой-либо организации приглашение на работу. Что касается обмена квартирами, то провинциалу и так непросто было найти ленинградца, согласного с ним поменяться, но, кроме этого, для разрешения на обмен требовалось письмо от соответствующего ведомства за подписью лица рангом не ниже замминистра о том, что прибывающий в столицу является ценным специалистом.

Так что у меня на настоящий момент лишь несколько рабочих вариантов. Самый неудобный — жить на птичьих правах, прописавшись обратно у родителей. Это чревато проблемами с властями. Милиция, опять же, на подобное косо смотри. Еще существует такая контора, как военкомат. Можно, конечно, устроиться на работу. Но не факт, что там предоставят жилье с пропиской. Да и то, скорее всего, общагу. Шило на мыло.

Арендный рынок покамест в полуподполье, да и там чаще всего предложат лишь комнату в коммуналке. Тот еще вариант. А центр Ленинграда — это сплошные коммунальные квартиры. Со всеми им сопутствующими проблемами. Где тебе даже в туалете спокойно посидеть не дадут. Проходили в девяностые. И не забывайте, что мне придется работать. То есть свободного времени не будет. Еще один способ получить ленинградскую прописку — жениться. У меня даже девушка есть на примете. Но сами понимаете. Я хоть сволочь, но еще не такая. Зачем девчонке жизнь портить? Так что придется учиться. Вернее, делать вид. Эх, все бы преподы брали коньяком или в конвертах, горя не было. Как все-таки стало весело получать диплом в нулевых за некоторые дополнительные комиссионные!

Поэтому я снова около знакомого дома-колодца. Только в этом раз никакой пантомимы с робой и походкой работяги. Перевернул змейку камнем вверх и ввел в действие «темный занавес». Зашел в этот раз с первого подъезда. Над ним инструмент спрятан. Приятно все-таки быть в хорошей физической форме. Молоток и стамеска лежали на месте, под засыпкой. Быстрым шагом дошел до клада и буквально двумя движениями оторвал доски. На месте! В этот раз выгреб все и даже внимательно рассмотрел содержимое. Вряд ли сюда кто сунется в такое время. Да и не увидит никого. Лишь голуби где-то гулькали, да ветер завывал за слуховыми окнами. Погода окончательно испортилась. А нам на следующей неделе идти на демонстрацию.

Три перстня с небольшими камушками. Один вроде изумруд, про два других ничего не скажу. Тяжелая золотая цепочка, браслет и две пары сережек. Ого! Какие красивые! Насте бы отлично подошли! Подумав, засунул их к себе в карман. Остальное сегодня же постараюсь втюхать Моисеичу. Заодно скажу, что моя постоянная работа на него закончилась. Что-то мелькало в последний раз в его глазах непонятное. Так что ну его на фих! А тут одна цепочка на сто грамм потянет.

Хм, а я думал, что такие увесистые только братки в девяностые таскали! Странные тогда в общество вылезли понятия. Наша культурная элитка безо всяких угрызений совести выступала перед авторитетным криминалитетом. Принимала деньги на фестивали, фильмы снимали на «отмывочные». Весь перестроечный флёр, которым она себя окружила, моментально тогда сдулся и поблек. Никакого уважения у меня к богеме после этого не осталось. Как там мы между собой подобных типов звали — Чуханы? Чуханы и есть!

— Богатая у вас бабушка, — иронично глянул на меня Моисеич. Затем нервно добавил. — Я сам такими вещами не занимаюсь…

— Почему? — в свою очередь удивился я. — Это же ломбард.

— Да, дорогой мой. Но нам приносят вещи обычные люди, и несут они заурядную рухлядь.

— Монеты же взяли?

— А что монеты? Это же чеканка. Мы даем лишь гарантию подлинности. Да и то чаще всего их несут к антикварам.

— То есть моя… «коллекция» антикварная?

— И имеет совсем другую цену. Разве что вот за это, — директор ломбарда приподнял цепь, — я смогу заплатить сразу. Извини, но по стоимости лома. Но проба хорошая. Кто-то попросту переплавил не имеющие особую ценность золотые побрякушки в нее.

— Возможно, — согласился я, ожидающе поглядывая на Моисеича. Тот сегодня заметно нервничал, потому пребывал некоей задумчивости и неторопливости.

Он неспешно допил свой восточный кофе и уперся в меня немигающим взглядом.

— Я слышал о таких, как ты. Догадывался. Сейчас же полностью уверен.

— И кто я?

— Кто-то называет вас «ходящими», кто-то «золотыми призраками».

По спине пробежал озноб. Ого! Таких, как я, оказывается, много!

— Полагаете, что я из них?

Моисеич холодно глянул на меня, видимо, считая, что ирония в данном случае неуместна.

— Продавать золотишко будем, Иван Иванович?

— Почему бы и нет.

— Тогда сейчас взвесим цепь, я её приму по квитанции. Не бойся, оформлю на подставного человечка за долю малую. А вот за всем остальным придется проехать в одно местечко.

Выхода у меня не было, да и любопытство сжигало. С кем, интересно, ведет дела Абрам Моисеевич?