Еще больше записок сумасшедшего анимешника (СИ) - "Swfan" - Страница 7

Наконец он всё же посмотрел на своё тело, но последнее накрывал широкий медицинский халат. Макото попытался его снять… и вдруг понял, что может шевелить руками — что путы его были развязаны и теперь свисали вниз.

Сперва его ошеломило осознание собственной свободы; когда же он пришёл в себя, то немедленно отбросил все прочие мысли и приподнялся.

Макото был решительным человеком — иначе он бы не сделался убийцей.

Он спрыгнул на холодный бетон и задрожал. Собственные ноги показались ему необычайно слабыми. Но ведь это было нормально, так? Он просто устал и не более того. Макото не стал придавать этому особого значения, и вместо этого ещё раз посмотрел по сторонам.

Вскоре он заметил металлическую дверь и почувствовал сильный холодок у себя на сердце.

Что если она была закрыта?

Что если именно поэтому этот ублюдок развязал его путы?

Макото прикусил губы; он всегда был оптимистом, и тем не менее в этот момент им завладела невероятная тревога.

На онемевших, ватных и как будто искривлённых ногах приблизился он к дверному проёму, вытянул руку и дёрнул за железную ручку.

Дверь скрипнула…

…И приоткрылась.

Макото растерянно посмотрел на тёмный коридор у себя перед глазами; миг спустя у него на лице появилась бешеная улыбка. Открыто! Этот дегенерат, маньяк, ублюдок, монстр забыл закрыть за собой дверь!

Макото хотел немедленно броситься на выход, но удержал себя, вернулся в помещение, от которого разило кровью, и схватил окровавленный скальпель, старательно пытаясь не смотреть на результаты «работы» этого монстра.

При этом он всё равно зацепился краем глаза за собственную кисть. Она показалась ему немного странной, но ещё прежде, чем он понял, в чём заключается данная странность, ноги уже несли его по коридору.

Было темно. Макото щурился и постоянно запинался, но при этом чувствовал, как внутри него происходит подобие химической реакций. Как тревога, страх и безмерное счастье сливается воедино, воспламеняются и зажигают его сердце.

Он сбежал. Причём не только от этого ублюдка (дегенерата, олуха, маньяка) но из тюрьмы. Он выбрался на волю. Теперь ему просто нужно добраться до загородного дома своего отца что на окраине префектуры. Сделать это будет непросто. В таком виде ему нельзя садиться на общественным транспорт. Придётся пробираться через лес… Либо использовать скальпель и забрать одежду у случайного прохожего, но это будет слишком опасно.

Впрочем, Макото верил в свои силы.

Он был оптимистом.

Как-нибудь он всё равно доберётся на место.

Отец спрячет его, а затем переправит заграницу. И он, Макото, будет жить. Жить и заниматься «излюбленным» делом. Только не в Японии, нет — здесь это было слишком опасно. Нужно найти другую страну. Может африканскую. Там его никогда не поймают. Хотя, признаться, его отвращала сама идея заниматься этим с негритянками. В его понимании они представляли собой мусор. Проходной товар, который жил среди песка и питался трущобами. Он предпочитал качественный человеческий материал — маленьких девочек из хороших семей, которые учились на отлично, посещали кружки и секции, катались на велосипеде, пытались вести свой собственный блог, писали от руки письма своей бабушке в деревню и бешено орали, когда он вскрывал их беленькие глотки.

Воспоминания об этом сотни раз согревали нутро Макото, пока он сидел за решёткой; вот и теперь лёгкий ток наполнил его чресла, спустился вниз, в зону паха и… оборвался.

Макото вздрогнул и немедленно остановится.

Что значит «оборвался»? Это неправильно. Совершенно неправильно. Сладкая вибрация всегда наполняла его целиком, всегда натягивала эту звенящую струну внутри него, но теперь — теперь всё было иначе. Теперь струна казалась ему рваной.

Там, где раньше был обрыв, прыжок, вершина, «выступ» теперь лежала разобранная башня — обрезанные провода, которые били током в пустоту.

Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…

Было.

Пусто.

Зловещая тень протянулась у него над душой; его руки — тонкие, нежные, хрупкие белые ручки потянулись вниз и там…

Было.

Пусто.

Макото замер.

Тысячи мыслей пронеслись у него в голове и немедленно притихли.

Он повернулся и посмотрел на приоткрытую дверь у себя за спиной, из которой разливался тусклый свет.

Однажды он читал про человека, который потерял на войне «это» и ему пришили чужое. Рабочее.

А ещё, если сразу поместить отрезанную руку или палец в морозилку, её могут заново пришить.

Он серьёзно задумался о том, чтобы вернуться и «поискать»… как вдруг услышал голос у себя за спиной:

— Хм.

Макото вздрогнул и повернулся.

Темнота перед ним стала выпуклой и обрела очертания огромной человеческой фигуры:

— Значит нужно было использовать больше снотворного…

Фигура приближалась. Макото отпрянул и выставил перед собой скальпель, но великан запросто отвёл в сторону его дрожащую руку, затем перевернул весь мир, и вот уже Макото лежит на земле и чувствует, как его тащат за волосы по длинному тёмному коридору.

— Там и запишем, — звучал голос у него за спиной. — После смены «комплекции» организм сохраняет некоторые свои первоначальные свойства на уровне биохимической системы…

Макото вздрогнул. Стал брыкаться. Он попытался вонзить свои ногти в бетонный пол, но всё это было бессмысленно. Коридор становился всё ярче и ярче. Та самая комната неумолимо приближалась.

И тогда он проснулся, стал извиваться, дрыгать ногами — он сделался похожим на рыбёшку, которую выбросили на берег, и всё равно не мог освободиться от железного хвата, который держал его за скальп и неторопливо тащил в комнату, из которой разило кровью.

В последнее мгновение Макото вспомнил, что у него есть голос, и заорал, и крики его стали разбиваться о металлические стенки коридора, а затем притихли.

Дверь захлопнулась, и среди тёмного коридора вновь повисла гробовая тишина…

…

…

…

POV Кей

Иногда Кей размышлял, во что же он вляпался.

Вот и теперь, лавируя среди огней ночного города и бросая отстранённые взгляды на прохожих, которые занимались своими делами, он всё пытался понять, насколько реальной была его собственная жизнь.

Некоторые способны посмотреть на самих себя только в полном одиночестве. Кей был одним из них, и поскольку нет места более уединённого и пустынного, чем людная улица большого города, он часто выходил, гулял, предавался размышлениям или просто: смотрел по сторонам, разглядывая прохожих так, словно они были где-то там, за стеклом, а сам он был фантом, который смотрит на чужие судьбы.

Одновременно с этим, он разглядывал и себя самого. Он растворялся в толпе и вместе с тем поднимался на нею…

Впрочем, сам он воспринимал всё это сильно менее велеречиво.

С недавних пор он всё чаще размышлял про другой мир, где обитали ужасные монстры. Казалось бы, сам факт, что за фасадом привычного таилось нечто невероятное должен был потрясти его до глубины души; ведь это было всё равно что узнать, что крепкая почва у тебя под ногами представляет собой не более чем тонкую шаль, которая тянется над бездной. И тем не менее Кей был относительно спокоен. Возможно, потому что ему уже однажды приходилось наблюдать, как привычный мир рушится прямо на глазах. Более того, он разрушил его своими руками: выбросил сумочки, платья, юбки, помаду и накладные ресницы и подрезал свои ногти. Его привычный мир разрушился в тот самый момент, когда он впервые тр*хнул другую женщину. Просто женщину.

Кстати, ему не понравилось.

Было глупо и неловко.

Секс вообще не приносил ему особенного удовольствия, а залезть под юбку он пытался лишь потому, что, овладевая женщиной, он как бы напоминал себе, что сам является мужчиной. Он был похож на наркомана, которому всё равно, чем ставится — лишь бы заполучить свою дозу. Токсичная мускулинность — тоже мускулинность.