Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 55

До заимки домчались быстро. Встретивший нас Потапенко для порядка проверил охотничьи билеты и путёвку у Тарасевича от охотобщества.

— Как медок? — поинтересовался он у меня.

— Ещё не пробовал, моя хозяйка в погреб его спрятала, у неё пока свой есть. В смысле, купленный.

— Обязательно попробуйте, тут во всём районе ни у кого такого мёда нет. А я сейчас, кстати, всех вас им и угощу.

Выдвинулись мы не сразу, сначала попили чайку с тем самым мёдом, который я наконец распробовал. Спиртного на столе не было, да и куда пить перед охотой, когда в руках ружья, и одно неверное движение может лишить человека жизни… Ну или глаза — всё-таки патроны были снаряжены мелкой картечью.

Между делом расспросил лесника о его самочувствии, о цвете мочи, пропил ли таблетки… Чувствовал Потапенко себя прекрасно, но я всё же посоветовал ему соблюдать диету. То есть не злоупотреблять солью, поменьше жареного и копчёного и так далее.

В половине восьмого выдвинулись, хотя Потапенко и заметил, что лучше всего вальдшнепа на рассвете брать или уже с наступлением вечерних сумерек.

— Ну да ничего, и так добудем, — пообещал лесник.

Все двигались с уже расчехлёнными ружьями. Я не большой специалист в охотничьем оружии, уже по пути выяснил, что председатель охотится с бескурковым «ИЖ-58», а его гость — с «МЦ 21−12», за основу которого было взято бельгийское «Браунинг Авто 5». Потапенко вооружился «ИЖ-18». Мне ружья ввиду отсутствия охотничьего билета не полагалось, да я и не просил. Обошёлся охотничьим ножом, выданным мне лесником.

К стрелковому оружию я вообще был как-то равнодушен. А вот метать ножи и топоры нравилось. Научил меня этому в начале 80-х бывший десантник. Звали его Максим Кулагин. Лежал он в моём отделении, там и познакомились. Как-то по стоявшему в холле телевизору показывали фильм про войну, и там наш разведчик метко кидал в фашистов метательные ножи. Я как раз проходил мимо и на минуту остановился посмотреть этот эпизод. Кто-то из больных прокомментировал, мол, что такое в кино только может быть. На что стоявший у стеночки Максим ответил:

— Почему это только в кино? Я, например, так же умею. Причём метаю не только метательные, но и обычные ножи, сапёрные лопатки и даже топоры. У нас в бригаде прапорщик немолодой был, он успел повоевать, так вот он нас, желающих, и учил.

И мне вдруг тоже так захотелось научиться метать холодное оружие, что я поближе сошёлся с Максимом. Тот с семьёй жил в микрорайоне Весёловка, в частном доме, и примерно с полгода я по выходным мотался к нему, а он обучал меня кидать ножи и топоры. Натаскал неплохо, единственное — я так и не освоил толком технику бросков с двух рук, что называется, по-македонски. Хотя это больше к стрельбе относится. Собственно, мне и броски с одной руки так никогда и не пригодились, но всё равно грел тот факт, что я, как заправский десантник, могу обычный кухонный нож метров с десяти вогнать на пару-тройку сантиметров в берёзовую доску.

На заднем дворе у Евдокии я успел несколько раз в сентябре-октябре покидать ножи, чтобы восстановить навык. Правда, делал это с утра, когда моей любовницы уже не было дома, чтобы избежать лишних вопросов. Да и соседи не могли меня видеть, а то пошли бы всякие разные слухи по селу.

Отправились пешком куда-то на северо-запад, где, по словам лесника, на заросших мелколесьем вырубках обитает вальдшнеп, а дальше начинается цепь заросших осокой водоёмов, где в обилии водится водоплавающая дичь, прежде всего утка. Там как раз должен пригодиться прекрасно плавающий Фокс — это была кличка спаниеля.

Шли по чуть заметной тропинке. Первым двигался Потапенко, рядом с которым трусил Фокс, следом Байбаков, за ним Тарасевич, а замыкать колонну выпало мне. Шли по перелеску, который минут через двадцать сменился обещанным мелколесьем. У большой поляны остановились, и Фокс тут же навострил уши. Тем более что примерно в полусотне метров от нас из травы вспорхнула птица размером с крупного рябчика и понеслась куда-то вдоль кромки перелеска, издавая своеобразное хорканье.

— Самец, — глядя птице вслед, прокомментировал Андрей Юрьевич. — Самку полетел выискивать. Весенняя тяга, конечно, поинтереснее будет, но и по осени они неплохо тянут. Особенно в такие тёплые дни, как сегодня… Короче, обходим поляну полукругом. Я встану во-о-он у той сосны, ты, Фёдор Кузьмич, вон там, а вы, Олег Владимирович, затаитесь в кустах возле того обугленного и обкорнанного дерева — в него года три назад молния ударила, причём на моих глазах.

— А мне что делать? — спросил я.

— Вы, доктор, просто затаитесь где-нибудь.

Что я и сделал, а именно отошёл немного вглубь леса, скинул рюкзак, и уселся на ствол поваленной сосны. И невольно вздрогнул от неожиданности, когда спустя несколько минут умиротворяющую тишину окружающей меня природы разорвали первые выстрелы. Мне оставалось только посочувствовать несчастным вальдшнепам.

К обеду, когда я уже и чайку под бутерброды попил, настреляли десятка два птичек, их тушки свешивались с ремней довольных охотников. Но, войдя в раж, на этом решили не останавливаться, и отправились к болотистой местности, где можно было поохотиться на уток. Однако не успели пройти и километра, как со стороны леса донесся басовитый собачий лай. Потапенко тут же встал как вкопанный.

— Не понял, — пробормотал он. — Что ещё за собаки, да ещё со стороны заказника… Там, между прочим, охота запрещена. Так, вы можете тут меня подождать, а я схожу посмотрю. Вальдшнепов вам на сохранение оставлю, чтобы с собой не таскать.

Однако у Байбакова и Тарасевича было своё мнение, они настояли, что тоже пойдут с Потапенко. Тот махнул рукой, мол, ладно, как хотите. Ну и мне не оставалось ничего другого, как составить им компанию.

Идти пришлось минут десять, причём мы шли, стараясь не создавать лишнего шума. Потапенко попросил ступать за ним след в след, даже Фокс, подчиняясь команде хозяина, не лаял, держась с ним рядом.

— Стоп! — поднял руку лесник, пригнувшись. — А вот и они, голубчики.

Я тоже инстинктивно пригнулся, как и Байбаков с Тарасевичем. Даже спаниель, и тот прижался к усыпанной палой листвой земле, оскалив клыки и чуть слышно рыча. Сквозь облысевшие заросли я видел, как на небольшой полянке двое споро разделывали тушу молодого лося. Вернее, разделывал один — который мордатый и небритый, а второй, долговязый, больше суетился, хотя тоже держал в руке нож, но явно не знал, что с ним делать. А ещё рядом с лосем по-хозяйски прохаживался здоровый лохматый пёс непонятной породы, скорее всего, вообще беспородный. В какой-то момент он повернул морду в нашу сторону и навострил уши.

— Засёк нас псина, — процедил сквозь зубы Потапенко. — А эти… Молодого лося завалили. Это ж Пузырёв, паразит, я узнал его, в который раз на браконьерстве попадается. А второй… Второго не знаю. Ну, теперь держитесь у меня, сволочи!

Он решительно выпрямился и двинул сквозь кусты в направлении, чуть погодя следом отправились Байбаков и Тарасевич, и мне снова не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Раздался лай, причём с обеих сторон. Беспородный лаял громче, даже как-то басовито, но с какой-то ленцой, зато Фокс звонче и с большим остервенением.

— Твою ж мать, только вас тут не хватало, — процедил мордатый, подхватывая с землю ружьё.

— А ты как думал, Пузырёв, что с всё с рук сойдёт? — грозно спросил Потапенко. — Давай-ка положи ружьишко на землю и рассказывай, как ты на молодняк в заказнике охотишься. И не надо сочинять, что будто нашёл уже убитого, экспертиза докажет, из какого ружья выпущена пуля.

— Да пошёл ты… Игорь, ломим.

И развернулся с явным намерением дать дёру.

— А ну стоять!

Потапенко вскинул ружьё и выстрелил в воздух. И почти тут же раздался ответный. А ещё мгновение спустя с криком «Твою мать!» Тарасевич рухнул на землю. У меня внутри всё похолодело, правда, немного отлегло, когда я увидел, что завотделом обкома партии ранен не в живот или голову, а всего лишь в ногу. Впрочем, радовался я рано, так как ранение было серьёзным — пуля (явно не картечь), судя по всему, перебила бедренную артерию, и кровь хлестала фонтаном.