Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 53

— Случилось, Арсений Ильич, — хмуро выдала она. — Филимонов повесился.

[1] Выражение родилось из притчи про мышей, которые хотели стать ежами

[2] У автора слов Виктора Пеленягрэ идёт отсылка к стихотворению Есенина «Несказанное, синее, нежное…». Несколько строк из Есенина он заимствовал для своего произведения

У меня во рту мгновенно пересохло. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Недаром говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Хотел как лучше, а получилось… Тьфу ты, едрёна вошь!

— То есть как повесился? — просипел я.

— Вот так, на верёвке… Или на чём-то ещё, я не в курсе. Еду сейчас констатировать смерть, потому что из петли его вытащили уже окоченевшим, и вернуть к жизни Филимонова не представляется возможным. Интересно, что толкнуло его на такой шаг…

Она бросила на меня косой взгляд, и хоть смотрела снизу, но я в этот момент почувствовал себя гномом.

— Если есть желание, можете проехаться с нами. Но вряд ли ваша помощь там может понадобиться.

— Я с вами.

Не знаю, зачем я поехал. Возвращать аки Лазарь к жизни покойников, закончивших свой земной путь несколько часов назад (или сколько там времени прошло), я не умею. Может быть, и стоило попробовать, чем чёрт — или его антипод — не шутит, но внутри меня почему-то поселилась уверенность, что чуда не произойдёт. Да даже если бы и получилось воскресить, как бы всё это выглядело в глазах свидетелей?

В общем, приехали к покосившейся халупе на окраине Куракино, тут уже народ собрался. На меня почему-то некоторые смотрели исподлобья, и под этими взглядами мне было достаточно неуютно.

— Довёл человека до петли, — услышал я негромкий старушечий голос.

Но не обернулся, захотелось поскорее перешагнуть порог и закрыть дверь.

Внутри царила спартанская обстановка. Филимонова я увидел сразу, он лежал на кровати, кто-то уже сложил ему руки на груди. Голова покоилась на подушке, отчего подбородок касался груди, но по бокам шеи была видна фиолетово-жёлтая странгуляционная борозда. Казалось, что он спит, однако при этом его глаза были не до конца прикрыты, между нижними и верхними веками оставалась узкая щелочка, и казалось, что он подглядывает за нами.

Немолодой участковый с погонами капитана (похоже, тот самый Гаврилов, которого когда-то упоминал Байбаков в связи с самогонкой) сидел за столом и, положив фуражку на изрезанную клеёнку с легкомысленным принтом в виде ромашек, записывал показания свидетелей. Вернее, свидетеля — того самого собутыльника, что был с Филимоновым во время лекции, закончившейся исцелением последнего от пьянки. Причём, кажется, он и сейчас был слегка поддатым.

Увидев меня, пьянчужка вскочил с табурета и осуждающе ткнул в мою сторону заскорузлым пальцем с тёмной каёмкой под ногтем:

— Вот он, гипнотизёр хренов, ядрёна вошь! Довёл Кирюху до петли.

— Ну это мы ещё выясним, кто кого и до чего довёл, — буркнул Гаврилов и повернулся к нам. — Вы тело в сердобский морг повезёте?

— Да, отвезём на нашей машине, — ответила Ряжская. — Арсений Ильич, доставите?

— Хорошо.

— Вот и ладно, — вздохнул участковый, — Предварительный осмотр я провёл, но тут и так ясна причина смерти… Продолжайте, Кумарин.

— В общем, после того, как его загипнотизировал вот этот, — кивок в мою сторону, — Кирюха стал сам не свой. Выпить, говорит, хочу, а не могу. Оттого, мол, тоска меня сильная берёт. Бывало, зайдёшь к нему, а он сидит у окна и смотрит куда-то. Спрашиваю, Кирюх, чё там увидал-то? Может, по стакану лупанём? У меня вот, с собой есть пузырь. А тот посмотрит так печально, вздохнёт — и снова в окно пялится. А сегодня днём меня словно чё-то торкнуло, подумал, что надо Кирюху зайти проведать. И сразу после работы к нему и погнал. Дверь он никогда не запирал, захожу — а он в петле болтается. Ну я его за ноги хватаю, поднимаю, чтобы, ну, на шею не давило, а чувствую — ноги уже холодные. Э-э-х, Кирюха, друг!

Он уронил лицо в ладони, и захлюпал носом, что-то при этом бормоча нечленораздельное. Гаврилов продолжал писать, а Ряжская подошла к покойнику. Присела рядом на краешек кровати, для порядка проверила пульс.

— Мёртв, можно констатировать трупное окоченение, — ровным голосом произнесла она. — Сейчас заполню бланк, и можно будет везти тело в Сердобск. Трупы они принимают круглосуточно, так что можете не торопиться.

Это она уже сказала мне.

— Накрыть бы, — я кивнул на покойника.

Ряжская порылась в шкафу, нашла простыню, накрыла труп с головой. Правда, длины простыни хватило только до колен.

В этот момент со стороны улицы раздался звук мотора, я глянул в окно — у калитки остановилась машина председателя. Байбаков выскочил из неё и решительным шагом направился к дому. Зайдя в комнату, стащил с головы кепку, сменившую с отступлением тёплых деньков фетровую шляпу.

— Да-а, кто бы мог подумать… Здорово, Пётр Васильич! — он протянул руку Гаврилову, потом мне пожал, кивнул Ряжской. — Как же так вышло-то, а?

— Да как, — пожал плечами участковый. — Так вот и вышло. Жил человек себе, выпивал, а потом пить перестал, и жизнь стала казаться серой и пустой. Не выдержал — и в петлю полез. Кузьмич, у тебя в сельсовете ещё кто сидит? Я сейчас с протоколом закончу, и надо будет в Сердобск позвонить, доложиться.

— Можете из амбулатории позвонить, — предложила Ряжская.

— Можно и от вас, — согласился участковый, возвращаясь к заполнению протокола.

— Да-а, — снова протянул Байбаков и покосился на меня. — Думали, может, после гипноза за ум возьмётся, начнёт приносить пользу обществу. Не угадали… Что ж, и такое бывает. Семью так и не создал, и родни никого, видно, придётся за счёт колхоза хоронить. А ты, Арсений Ильич, в голову не бери. Нет твоей вины в этом никакой, ты ж наоборот хотел, как лучше. Я, конечно, с народом поговорю, чтобы тебе в спину не плевались. Есть у нас такие кадры несознательные, чуть ли не колдуном тебя считают. И Олейник разъяснит людям ситуацию с точки зрения научного коммунизма.

Байбаков потоптался ещё немного и ушёл. А мы с Семёнычем занялись трупом. Абрикосову, похоже, не привыкать было не только живых, но и мертвецов таскать. Или по жизни такой пофигист. Он схватил покойника подмышки, я за ноги, и так переложили того на носилки. На удивление худощавый и невысокий Филимонов оказался тяжёлым. Или показался.

В машине я сел в салон, словно бы чем-то мог в пути помочь покойнику, если он вдруг попросит. Сидел на обтянутой потрескавшимся кожзамом сидушке, смотрел на накрытое простынёй тело, и тяжкие думы заползали в мою несчастную голову.

Вот уж воистину благими намерениями выстлана дорога в ад. Казалось бы, сделал добро, отучил человека пить, а выходит, что в этом и была цель его существования. Вернее, найти денег на выпивку, и потом уже залить глаза и погрузить своё сознание в алкогольный дурман. Никчемное существование, понятно, но тем не менее… Всякая существо есть творение Господа, и забрать жизнь только ОН и вправе. А пошедшего против ЕГО воли и прекратившего свою жизнь ранее установленного Творцом срока ожидают вечные муки в аду. Выходит, теперь по моей вине душа Филимонова попала в ад и испытывает там нечеловеческие страдания. Но, с другой стороны, скольким людям я уже помог! Это же должно как-то перевешивать мою вину! В конце концов, я же не специально с этим Филимоновым такое сделал, я из лучших побуждений. Тем более он сам согласился.

Тьфу, лезет в голову всякая достоевщина! Сижу вот теперь, занимаюсь самокопанием, ищу себе оправдания, как когда-то с моим первым летальным исходом в прошлой жизни. Не было там моей вины, пациента могло спасти только чудо. И сейчас нет. Всё, точка!

Судмедэксперт из РОВД нас уже поджидал в морге, чтобы совместно с дежурным патологоанатомом провести осмотр тела на предмет суицидального ухода Филимонова из жизни. Я заполнил бланк, после чего мы с Абрикосовым отбыли восвояси.

Бывшего пьянчужку похоронили на третий день на местном погосте, где я был пока только однажды, когда мы с Евдокией по пути на картошку заглянули проведать её родителей. На этот раз я не пошёл, и так вон народ на меня косится, считая чуть ли не прямым виновником смерти несчастного Кирюхи. Да с Ряжской ещё случился не очень приятный разговор. В принципе, говорила всё то же самое, что и раньше. Мол, твои фокусы могут тебя до скамьи подсудимых довести, а мне влепят выговор в личное дело и вообще выпроводят на пенсию. В очередной раз клятвенно пообещал ничего подобного впредь не делать.