Демон-босс - Салах Алайна - Страница 1

– Вот сразу видно – баба пожаловала, – высокий мужчина в идеально сидящем костюме брезгливо тычет пальцем в красные бочки моего Форда Фиесты. – Прямо, блядь, у входа свое корыто кинула. Председатель жилищного комитета с другого конца парковки варикозными ногами к дверям ковыляет, не жалуясь, а эта корова директорское место заняла и слиняла. Сколько лет живу, все одним и тем же вопросом мучаюсь: почему им вообще свободно разрешено по улицам ходить? Бабам этим?

Его коренастый спутник понимающе кивает и возвращается за руль большого черного внедорожника, по виду напоминающего катафалк.

В силу спокойствия натуры меня не так легко оскорбить, но этому мужчине удалось. Во-первых, я не баба, а привлекательная женщина с двумя высшими образованиями, вполне ухоженная и знающая себе цену. И что плохого в том, что я поставила свой автомобиль на свободное место? На нем нет изображения инвалидного кресла и значка V.I.P. Можно подойти и попросить его извиниться за подобную грубость, но у меня катастрофически не хватает времени.

Оглядев себя в отражении стеклянных дверей офисного здания, я вхожу внутрь и быстро семеню к лифту. Валерьевич, наверное, уже рвет и мечет. В шесть утра не поленился мне позвонить, чтобы напомнить о встрече с этим полиграфическим магнатом. Если договорятся о поставках, генеральный на радостях в запой уйдет на неделю. Хорошо бы. А то злой в последнее время как пес на безбелковой диете. Хоть своим фирменным чаем его угощай.

– Ну чего ты как долго, Люб? – Валерьевич соскакивает с дивана, лицо напряженное, на висках поблескивают капли пота. Рубашка в подмышках тоже мокрая. Эх, как бы ему намекнуть, чтобы проверил щитовидку? – Жданов с минуту на минуту должен подойти. Он мужик серьезный, опозданий не любит.

Я лезу в сумку, протягиваю ему бумажный платок и занимаю место на диване.

– Чего ты так разволновался, Вить? До встречи еще четыре минуты. Никто никуда не опоздал. Раньше оговоренного времени начинать – это между прочим, моветон. Может, этот Игорь Вячеславович и полиграфический бог, но мы тоже не лыком шиты.

Валерьевич заметно успокаивается, промокает лоб платком и садится рядом. А вот пятна подмышками уже не высушить.

– Характер у него, говорят, скверный, – заговорщицки начинает шептать, наклонившись. – Шеф предупредил, чтобы не реагировали и продолжали улыбаться.

– Света, у нас тут сдох, что ли, кто-то? – грохочет слева от нас странно знакомый голос, от звука которого пухленькая секретарша за стойкой подпрыгивает и начинает испуганно хлопать глазами. – Или ты опять тушеную капусту в офис притащила?

– Он. – гробовым голосом произносит Валерьевич, начиная усиленно потеть.

Я и сама вижу, что это он. Тот самый ужасно грубый мужчина, обозвавший меня «бабой», мою красную ласточку – корытом и считающий, что наличие большого количества эстрогенов – это повод запретить человеку выходить на улицу. Вздорный тип и явный шовинист.

Витя встает, вытирает правую ладонь о ткань брюк и приосанившись, протягивает ее полиграфическому магнату:

– Пирогов Виктор Валерьевич.

– Игорь Жданов, – снисходительно произносит мужчина, пожимает руку, после его цепкий взгляд перебирается на меня.

Нет, он точно шовинист и женоненавистник. В противном случае, почему он смотрит на меня так, словно я на его глазах ем тушеную капусту. Руками.

– Любовь Ивлеева.

– Любовь Владимировна – один из наших ведущих инженеров, – льстиво вклинивается Валерьевич.

– Инженер – и Люба? – с долей брезгливости переспрашивает мужчина, продолжая меня разглядывать. Кстати, он вполне привлекательный: черты лица мужественные, взгляд стальной, волосы цвета соли с перцем. Похож на датского актера, которого обожает Ника. Очень жаль, что такой грубый.

– Уже начинаю жалеть, что подписался на эту встречу, – резюмирует он. – Ладно, чего в коридоре топчемся. Раньше сядем – раньше уйдете.

А пока я пытаюсь не подавать вида, что его слова меня до глубины души задели, он разворачивается к застывшей секретарше:

– Чего рот раскрыла, Света? Капустой поперхнулась? Не видишь – распространители красок у нас в гостях. Кофе им сделай, да побыстрее. Разговор долгим не будет.

Просто отвратительный мужчина.

Игорь Жданов мужчина, конечно, грубый и высокомерный, но вкус, надо признать, у него отменный. Кабинет просторный и стильно оформленный, я даже залюбовалась на секунду.

– Что, инженерка Люба, у вас на производстве не так красиво? – снова подает голос мужчина, глядя на меня из большого кожаного кресла. – Вот и я считаю, что не бабское это дело – в цехах торчать.

Его слова меня снова коробят, а потому, вопреки шефской установке, я не удерживаюсь от логичного вопроса:

– И какое же оно, позвольте поинтересоваться, бабское дело?

– Ну а за чем вы там любите время проводить? Салоны красоты, цирюльни, массажные кабинеты, бутики. Чего лезть туда, где вам по праву рождения ума не хватает?

Хам.

– Да вы просто знаток женских душ.

– Конечно, я знаток, – заносчиво бросает мужчина. – Пятнадцать лет с одной курицей прожил, и столько же с другой, только тощей. Чуть задача встает посложнее, чем борщ сварганить или волос на лобке лишиться – так сразу ступор.

Я чувствую, как невольно краснеют щеки. В выражениях хозяин кабинета нисколько не стесняется. И у него явно личная жизнь не задалась, если он сделал такие выводы.

Валерьевич, все это время отчаянно гримасничавший, откашливается.

– Может быть, мы перейдем к делу?

И правда. Чего я вообще распалилась? Какое мне дело, что думает о женщинах этот грубиян в дорогом костюме? Пусть краску у нас закажет и продолжает считать, что женских мозгов хватает лишь на то, чтобы делать эпиляцию.

– Показывайте, что у вас там, – ворчливо бросает мужчина, отрывая от меня тяжелый взгляд.

Валерьевич услужливо кладет перед ним заготовленный файл-презентацию с ценами, снова садится на стул и замирает.

– Не интересно, – подытоживает грубиян меньше, чем через пять секунд. – Я о вашем производстве наслышан. Ценами в деревянных вы меня не поразили – я по тем же сотрудничаю с финнами. За те же евро они мне фуру сами разгружают, а потом всей кудахтающей делегацией в очередь выстраиваются, чтобы в зад чмокнуть. Что скажешь, инженерка Люба? Генеральный ваш примчит мой зад лобызать?

Я невольно представляю нашего жирдяя Шапошникова, пытающегося встать на колени, и едва не морщусь. Все-таки это самые странные и нелепые переговоры в моей жизни.

– Не могу знать, Игорь Вячеславович. Зато я знаю, что с финской краской у ваших клиентов, печатающих молочную упаковку, часто возникают проблемы. Потому что в холодильниках при контакте с конденсатом, она начинает слезать и получается вот это, – я лезу в сумку и кладу на стол пустой пакет из-под кефира с расплывшимся изображением. – С нашей краской такого не происходит.

Валерьевич перестает пыхтеть, и в кабинете, наконец, воцаряется идеальная тишина. Полиграфический магнат, нахмурившись, сгребает со стола пакет и начинает его разглядывать.

– Куплен мной вчера, – продолжаю свое наступление. – Люблю этот кефир. На нем получается хорошее тесто.

– И откуда мне знать, что ты сама его ацетоном не растерла?

– Во-первых, это было бы несерьезно. Во-вторых, я уверена, что к вам уже поступали подобные жалобы от клиентов, а в-третьих, вы можете сами убедиться, если заглянете в любую «Шестерочку».

Тут я понимаю, что столичный магнат, держащий в кулаке весь российский полиграфический рынок, вряд ли ходит по «Шестерочкам» и скромно замолкаю.

– Значит, продуманы-финны проблемы не решили, а наши русские умники смогли? – вопрошает грубиян.

– И в этом заслуга Любови Владимировны, – подает голос Валерьевич, стреляя в меня глазами. – Они с нашим технологом разработали формулу, устойчивую к истиранию.