Пуля времени - Свечин Николай - Страница 1

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Свечин Н., 2023

© Нижегородцев Д., 2023

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“, 2024»

Москва начала XX века – отнюдь не Москва XXI. Те же Неглинная, Петровка, Лубянка и Маросейка. Только вместо чуда техники с надписью «Это электробус», вездесущих доставщиков «Яндекс Еды» и уткнувшихся в айфоны таргетологов и продакт-менеджеров – неспешно прогуливавшиеся господа в сюртуках и котелках, дамы в длинных платьях и шляпках с диковинными перьями, застегнутые на все пуговицы гимназисты да бородатые извозчики на облучке. До легендарных московских пробок еще далеко. А телефонов в руках не было вовсе. Их заменяли веера, мундштуки, пенсне, монокли и ридикюли.

Впрочем, смотря где. Всего в паре километров от Кремля город вдруг начинал поворачиваться к вам своей изнанкой. Вместо статских советников, иностранных атташе, фабрикантов-миллионеров и прехорошеньких барышень, осаждавших Московский художественный театр, – провинциальный сброд, красноносые дворники, девицы с невысокой социальной ответственностью, босяки, карманники, шулера и аферисты.

Это через сто лет здесь все снесут и построят современный торговый комплекс из стекла и бетона. А пока там были трущобы, городское дно, филиал ада, логово разврата и уличной преступности. Это Трубная площадь. В просторечии – Труба.

Московский городовой – пузатый глава большого семейства – лениво продирался сквозь толпу. Ему бы за порядком следить. Но флегматичный воин пришел на Трубу не за этим. А чтобы посмотреть знаменитые петушиные бои на птичьем рынке. И самому сделать ставку.

Те же преступники и аферисты, которых он достаточно перевидал на своем веку, держали птиц. Держали в буквальном смысле: один – одного бойцового петуха, другой – другого. Бойцы кудахтали. Торговки причитали. Мужики требовали крови.

– На раз-два-три… И раз – и два – и три! – скомандовал щуплый деляга невысокого ранга. И еле успел отбежать, прежде чем его попытались затоптать десятки пар сапог.

Раззадоренные окружающими петухи с яростью набросились друг на друга. Во все стороны полетели перья. С мостовой вознеслись вверх облака пыли. А дальше – первая кровь. Первый вырванный клок мяса. Первый выклеванный глаз. Первая предсмертная судорога. Первая жертва сегодняшнего боя. Впереди их будет еще много.

Петух из левого угла Трубной площади одолел коллегу из правого. Поэтому справа царило уныние. Слева – наоборот – ажиотаж. Кто-то обогатился, а кто-то и проиграл последнее. Но щуплый распорядитель уже принимал прогнозы на следующий бой. И повышал ставки.

– Давай-давай, не скупись! Всего пять рублев. Ужо не три, а пять. А пять рублев превращаются в… семь с полтиной! В случае выигрыша. А два раза по семь с полтиной – ужо пятнадцать! Справите жинкам и сапоги, и шубку, отдадите долги, и еще останется. Пять рублев! Только пять рублев!

Его крик заглушил протяжный гудок со стороны Петровского бульвара. Толпа расступилась перед «Руссо-Балтом» – лицом отечественного автопрома тех лет. Двигатель – почти 30 лошадиных сил, разгон – до 75 километров. Правда, по правилам 1900 года, разрешенная скорость в городе – не больше 12 верст, или 13 километров в час. Медленнее, чем даже на извозчике. Но все равно весомо. Ведь на всю Москву тогда было не больше тысячи автомобилей.

– Ишь, разъездился! Ишь, пыль поднял! – негодовали бабы с рынка.

«Когда-нибудь и себе куплю такую», – подумал городовой и еще немного ослабил ремень на животе.

После первого петушиного боя он остался в выигрыше. И уже отсчитывал следующую пятирублевую ассигнацию. На лице полицейского сияла блаженная улыбка. Он любил свою работу.

А со стороны Рождественки уже приближалось еще одно чудо начала прошлого века – электрический трамвай. Совсем недавно он пришел на смену конке – вагону, который тащила вперед пара лошадей.

Правда, до выделенных линий было еще далеко. Толпа расступилась перед трамваем лишь в последний момент. А с его подножки, не дожидаясь остановки, уже соскочил шустрый тип в неприметной серой фуражке.

– Караул! Обокрали! – заорала на весь рынок торговка.

За руки она держала своих детей разного пола и возраста. Дети плакали. Мать причитала, взывая к царю, Богу и всему православному люду.

После чего и городовой нехотя засвистел. И побежал было за вором. Однако лишний вес и планы, в которые погоня входила меньше всего, не позволили догнать злодея и свершить правосудие. Уже через несколько шагов гроза преступного мира замедлился, а потом и вовсе встал, пытаясь отдышаться.

В то время как ушлый тип в кепке свернул шею украденной птице. Ловко запрыгнул на подножку отъезжающего трамвая. И с добычей в руках покинул место преступления.

Ветер из окна переворачивает страницу… Уже в наше время, в XXI веке, на подлокотнике лежит потрепанное издание «Москва и москвичи» Владимира Гиляровского. А на расстоянии вытянутой руки от книги, на миниатюрном диване – свернувшийся в позу эмбриона уставший опер после смены.

Позвольте представить – Юрий Владимирович Бурлак, старший оперуполномоченный уголовного розыска УВД Центрального административного округа ГУ МВД России по городу Москве, капитан полиции. Слегка растрепанный и немного заросший, еще не старый, но уже опытный. И даже матерый. Прежде чем такого разбудить, несколько раз подумаешь.

– Ради бога, извините! – На плечо Бурлака ложится женская рука.

Полицейский мгновенно садится и только затем открывает глаза. А потом еще пару секунд пребывает в прострации. Словно не понимая, кто он, где он, какой нынче год и что от него вообще хотят.

– Еще раз, ради бога, извините, – перед ним стоит молодая женщина в белом халате и виновато улыбается, – но вы просили вас разбудить, когда это… когда все разрешится.

Опер выпрямляет спину. И быстро берет себя в руки. На смену секундной слабости приходит четкий взгляд по-военному уверенного человека.

Перед ним стоит миловидная медсестра, а за ее плечами простирается длинный больничный коридор. Привычка все подмечать заставляет его мысленно сфотографировать помещение. Пересчитать по головам еще троих медицинских работников и количество кабинетов по обеим сторонам коридора – шесть справа и пять слева.

Одновременно капитан обращается в слух. Теперь отчетливо слышны крики рожениц за стенами и призывы тужиться. Профиль учреждения, в котором он проснулся, не оставляет сомнений – это родильный дом.

– Продолжайте, – командует он, как будто проводит летучку в офисе, а девушка выступает с традиционным докладом о текущих показателях.

– Эээ… Вы ведь… не муж… – она заглядывает в папку, которую держит в руках, – Рогинской Светланы Анатольевны?..

– Не муж, – соглашается Бурлак, – лучший друг мужа, коллега, напарник, родная душа. Мне можно говорить все, что вы могли бы сказать Петру. Петр находится на специальном задании особой государственной важности. А я по мере сил прикрываю его здесь…

– Девочка, – вдруг выпаливает медсестра.

– Хм?

– У вашего друга родилась дочь! Девочка! Сказать рост и вес?

На секунду даже на усталое лицо Бурлака падает тень сентиментальности. Но он не оставляет ей никаких шансов. Оперативник резко встает, на ходу набирает на мобильном номер и отворачивается к окну.