Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 30

Что-то кричал Прокопьев, принимая очередное сообщение, но я уже не слушал. Ветер против мышц — мне нужно было поймать подходящий поток и… Получилось! «Ласточка» буквально на мгновение стабилизировалась, и я врубил третий ускоритель, выходя на ударную позицию. Две мои бомбы, еще по четыре на пяти других рыбках — мы просто обязаны зажечь!

Выстрел…

[1] Главный герой когда-то видел картины времен великого шторма, когда в бухте собрался прямо весь флот. Тогда там, казалось, не было видно даже воды. Сейчас же картина была примерно такой, как на иллюстрации.

Глава 14

Что-то чиркнуло над ухом, мне на мгновение показалось, будто я оглох. В глазах мелькнули черные тени, но их просто сдуло ветром.

— Ваше благородие! Григорий Дмитриевич! — мичман Прокопьев тряс меня за плечо. — Вы живы? Вы весь в крови!

Я провел рукой по виску — действительно в крови, но… Кажется, меня просто слегка зацепило, ничего серьезного. Руки слушаются, ноги тоже. Правый глаз, правда, ничего не видит. Я протер его рукой — нет, все нормально, просто кровью залило.

— Продолжаем полет! — я вернул руки на канаты управления. К счастью, в момент ранения они были уже закреплены, и «Ласточка» почти не отклонилась от курса.

Только на мгновение отвлекся, прицепив на лоб одну из двух специально подготовленных заранее повязок. Вымоченные в спирте с клеевыми полосками по бокам — в идеале они должны были служить чем-то вроде пластыря. Вот только держались не очень, но тут бы глаз кровью пару минут не заливало, и ладно.

«Ласточка» выровняла полет, и мне показалось, будто я увидел того самого солдата, что почти подстрелил меня. Огромная шапка, усы с легкой рыжиной и в цвет им брови — он уже успел перезарядиться и снова поднимал свою огромную винтовку. И почему мне кажется, что она больше тех, которые я видел раньше?

Попадет или промажет? На таком расстоянии, на такой скорости — все говорило в мою пользу, но я почему-то не сомневался, что никакая теория вероятностей мне не поможет. Уйти бы вправо, вот только тогда следующие за мной пилоты могут растеряться… Нужно было срочно принимать решение! Я вжался в свои скобы, сжал зубы, но продолжил лететь вперед. Неожиданно на «Британию» упало несколько зажигательных бомб.

Я резко задрал голову — это один из пилотов Степана в нарушение инструкций захватил их с собой и, разрядив ракету, решил еще немного нам помочь. В теории пользы от пары гранат, которые потушат за минуту, просто не могло быть. В реальности тот самый солдат отвлекся, пуля пролетела мимо, а после я уже оказался прямо над кораблем.

В отличие от дня бомбардировки нам теперь не нужно было полагаться на удачу при бросках. Высотомер и дальномер показали расстояние, мичман Прокопьев вытянулся и выставил его на бомбах, а через десять секунд я отправил их в полет. На этот раз размеры линейного корабля первого класса сыграли против него. Бомбы разорвались точно под палубой, разнося сам силовой набор корпуса. Вспыхнул пожар, при этом добраться до него и потушить было проблематично.

А там и вторая «Ласточка» зашла на удар. Вниз полетели еще четыре бомбы, каждая из которых пробивала дыры в несколько метров. Но главное — это пламя, которое тут же подхватил ветер и погнал дальше.

— Скомандовать сменить прицел? — мичман Прокопьев следил за происходящим с открытым ртом.

Наверно, это действительно сложно представить. Дюжина «Ласточек», которые мы собрали за считанные копейки всего за пару недель. Столько же пилотов. И такими силами мы уничтожали гордость английского флота. В прямом и переносном смысле.

— Продолжаем, — я хотел довести дело до конца.

Вниз полетели бомбы с третьей «Ласточки» — и это оказалось уже перебором для «Британии». Внутри что-то хрустнуло, и сразу две огромные мачты, охваченные пламенем, начали заваливаться на соседний корабль.

— А теперь дальше!

По моей команде Прокопьев отбил приказ для следующих трех «Ласточек», и уже их бомбы мы рассредоточили по оказавшимся рядом «Трафальгару» и «Ванджансу». Опять им не везет. Пламя разгоралось все сильнее — мы сделали то, что были должны, и теперь оставалась самая малость. Уйти обратно.

А союзники точно собирались этого не допустить. Я видел, как командиры сразу с нескольких кораблей, полностью игнорируя пожары, выводили своих людей на палубы, строили по взводам и готовились встречать нас залпами при попытке вернуться на берег.

— Хотя бы кто-то уйдет… — я проводил взглядом эскадрилью Степана.

Сделав свое дело, они успели отлететь за первую линию укреплений. И даже казака подцепили, как я и предложил, на посадочный канат и помогли сохранить высоту. Единственный, кто остался — это тот самый пилот, что помог мне, сбросив вниз свои зажигательные гранаты. Я пригляделся… Многие из наших уже начали понемногу украшать свои планеры, и на этом отчетливо было видно зеленые ветки с острыми шипами.

Понятно, значит, Илья Алехин — этот молодой матрос любил рассказывать, как однажды вернется домой и снова, как в детстве, будет ведрами есть крыжовник. Задержавшись, он оказался в ловушке вместе с нами…

— Мичман, — приказал я Прокопьеву, — передайте остальным «Ласточкам», чтобы правили к горе. Попробуем поймать термик[1] и набрать высоту. Если тот поток на двухстах пятидесяти метрах еще никуда не делся, мы на нем и ускорителях хоть мимо пушек прорвемся.

Прокопьев закивал, тут же взявшись за фонарь, сначала бодро, но потом на его лице появилась болезненная бледность.

— Ваше благородие, — он словно не хотел это говорить, но и промолчать считал неправильным. — Снизу передают… Враги передают, что, если мы спустимся и сдадимся, они сохранят нам жизнь. Но вы же помните, я… Никто из нас не боится умереть!

Я не сразу понял, в чем дело, и осознал лишь через несколько секунд. Мичман боится, что я приму это предложение. Уж слишком я всегда старался сберечь жизни, и вот теперь даже самые близкие мне люди начинают сомневаться, а где же проходит грань между этим желанием и верностью своему делу.

— Эй, — подбодрил я мичмана. — Передайте англичанам…

— Там французы!

— Тогда передайте французам. Русские не сдаются!

В этом мире еще не было героев крепости Осовец, но даже я уже слышал истории, как что-то подобное говорили своим врагам Петр Первый и Суворов. Так что эта фраза давно жила в народе, возможно, еще со времен Святослава Игоревича, когда тот сказал свое незабвенное: «Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут».

В общем, мичман меня понял. А остальные пилоты, разобрав сообщение, разразились радостными криками. Это было одновременно так неправильно и так горячило кровь. Я словно на мгновение увидел все окружающие меня воздушные потоки и тут же нырнул в самый сильный, набирая за раз метров пятьдесят. За мной потянулись и остальные, стараясь не упустить из виду и не пропустить следующий маневр.

Снова загрохотали выстрелы. На этот раз не снизу, а сбоку. Я почти сразу заметил крупный отряд в синих мундирах и красных штанах — с высоты больше не разобрать, но и так было ясно главное. Французы решили сработать на упреждение сразу по всем направлениям и не собирались упускать добычу. Вон даже в горы вывели сразу несколько рот, чтобы только нас достать.

— Может, в море? — тихо спросил Прокопьев.

И на первый взгляд у нас не оставалось другого выбора. Только рискнуть полететь навстречу Черному морю с его неспокойными дикими ветрами всего с одним ускорителем. Мы пробовали подобное в Севастополе, но обычно такие полеты заканчивались слишком быстро. Неудачно! Впрочем, если там будет хоть шанс… Я увидел, как с другой стороны бухты тоже появились солдаты противника, словно тот понял, что именно на склонах мы хотим набрать высоту.

Или не понял — знал… Я невольно вспомнил пропавшего пилота, чьи следы мы так и не нашли.

— Выходим в море, но не идем далеко. Сразу же разворачиваемся и попробуем поймать термик у Кадыкиойя! — я передал через Прокопьева новый приказ.