Чужая земля (СИ) - "Amazerak" - Страница 48

Мой отъезд в Томск намечался на четырнадцатого декабря, таким образом я пробыл в отпуске чуть побольше месяца. Время это пролетело незаметно. В какой-то степени было грустно покидать дом и людей, к которым привык. Последние тридцать лет прошлой жизни я не ведал покоя, а теперь получил то, о чём даже не мечтал. И всё же меня что-то тянуло обратно во тьму, туда, где меня ждал мой враг.

Михаил Озёров так и не явился. От него я больше не получил ни одного звонка, да и признаки слежки моя охрана не обнаруживала. Ерофей удрал из Первосибирска сразу после нашей с ним задушевной беседы, Воронова мы тоже отпустили, но чуть позже. Теперь настала очередь Михаила делать ответный ход, но он почему-то медлил: сам не приезжал и своих людей не присылал. Вот только я сомневался, что он оставит в покое нас с сестрой. Не таким он был человеком.

Значит, Михаил собирается выкрасть сестру во время моего отсутствия. По этой причине Света с Катей покинули город в ночь с двенадцатого на тринадцатое. Они отправились в Омск на служебном минивэне в сопровождении двух бойцов охраны. Лера поехала с ними. Куда её девать, я просто не представлял. Оставлять одну в особняке не хотелось, пусть уж лучше живёт вместе с девчонками: и тренировки не забросит, и веселее им будет. Она и сама отнеслась к этой идее с энтузиазмом.

Охрану поместья и деревообрабатывающего предприятия я приказал усилить, а на базе теперь должны были постоянно дежурить пятьдесят человек. Мы готовились к любому развитию событий, в том числе к открытому нападению на особняк озёровских боевиков.

Между тем, Гаврилов тоже зря времени не терял. Он нашёл адвоката по внутриродовым спорам, и в следующий мой отпуск я планировал официально подать в суд на Михаила Озёрова и обжаловать его требования. Тот хоть и заявил, что мой долг увеличился в два раза, но по документам сумма не изменилась — на мне по-прежнему висели триста тысяч. Однако даже это я считал много. Надо было попытаться уменьшить сумму в два-три раза. Впрочем, могло сложиться так, что и этого платить не придётся.

И вот настало четырнадцатое декабря, я выгнал из гаража свой подержанный «Оникс», сложил на заднее сиденье рюкзак и баул с вещами и «убийцей тьмы» и отправился в путь. Теперь мне уже не требовалось ехать так далеко, как раньше: до Томска можно было добраться за три с половиной, максимум за четыре часа.

Снова бронированный армейский внедорожник вёз меня по бетонной дороге сквозь заснеженный лес, и выцветшее небо опять висело над верхушками мёртвых деревьев. За месяц бетонка значительно удлинилась, добравшись почти до самой ставки, но её до сих пор продолжали строить, а вместе с ней, как рассказал водитель, где-то неподалёку начали прокладывать рельсы.

От Томска мы долетели на вертолёте до посёлка Лесной. Это было то самое место, где располагалась база строительной и прочей служебной техники. От старого посёлка остались только разрушенные двухэтажки, но рядом на широком расчищенном поле уже возводились блочные здания нового населённого пункта. Граница сдвинулась далеко на запад, и жизнь возвращалась в эти края.

Вездесущие зенитки никуда не делись, но теперь к обычным пушкам добавились зенитно-ракетные комплексы. Да и вертолёты сюда летали без каких-либо проблем. Тьма окончательно отступила, и электроника заработала, что позволило расширить наши оборонительные возможности.

Сегодня моим водителем был угрюмый молчаливый здоровяк, из которого и слова не вытянешь, и всё же мне удалось у него кое-что разузнать. Весь месяц, пока я отдыхал, наступление продолжалось. Происходило это не так быстро, как в первые недели, поскольку ям и сильных тварей на пути стало попадаться значительно больше, но император по-прежнему был полон решимости выйти на намеченные рубежи и взять хотя бы Усть-Катайгинск.

Проблему с летунами, как я понял, решить до сих пор не удалось, тем не менее, за всё время на нас никто не напал, да и стрельба, если и слышалась, то редко и далеко. Добрались мы без проблем, если не считать разбитый участок дороги перед самым лагерем, где ещё не успели положить плиты и где пришлось сбросить скорость на замёрзших грязевых колдобинах.

По прибытии я первым делом отправился в штаб, но не туда, где прошлый раз заседали офицеры во главе с императором, а в палатку командующего третьего гвардейского полка.

В просторном, жарко натопленном шатре, обставленном мебелью, за столом восседала та самая блондинка с каре — родственница императора, которую я видел на совещании офицеров. За торцом стола расположился ещё один гвардейский офицер, но с погонами подполковника.

Прошлый раз я видел эту женщину лишь мельком, сейчас мог рассмотреть получше. Высокая, стройная, не слишком фигуристая, но лицо можно назвать привлекательным: нос тонкий прямой, правильный овал лица. Меня сверлил холодный, строгий взгляд ясных голубых глаз.

Подполковник же был плечистым коренастым и носил пышные усы.

Я поздоровался стандартным воинским приветствием.

— Прапорщик Озёров, добро пожаловать в расположение, — проговорила дама. — Однако что за внешний вид? Вы гвардеец или крестьянин неотёсанный?

Я не понял, почему мне с порога начали предъявлять за внешний вид. Возможно, после нескольких часов пути я действительно выглядел немного помятым: куртка расстёгнута, воротник кителя — тоже (он был довольно жёсткий и неудобный), ботинки испачкались, а офицерская шапка съехала на затылок. Но не мог же я выглядеть сейчас, как на параде.

— Виноват, исправлю, — ответил я, как положено по уставу.

— Да, будьте любезны, приведите себя в порядок. Итак, меня зовут Маргарита Романова, это — гвардии подполковник Апраксин. Я командую третьим полком гвардии Его Императорского Величества. Господин Апраксин командует вторым батальоном, в который вы определены.

— Удивительно, что вас перевели в гвардию, — проговорил подполковник, смерив меня надменным взглядом, — но что поделать, Его Величеству виднее. Однако сразу должен предупредить: у нас служат лучшие. А это значит, что дебоширов и прочих нарушителей дисциплины терпеть здесь никто не станет. Говорю так, поскольку был уже некий инцидент с вашим участием.

Ну вот, подумал я, теперь мне до конца жизни будут тыкать в глаза тем случаем. Да и в целом приём мне устроили прохладный, и причину этого я понять не мог. Наоборот, должны радоваться, что к ним прислали толь сильного владеющего. Великие мастера второй ступени на дороге не валяются. А они ишь, нос воротят.

— Служите с честью, прапорщик Озёров, и не опозорьте гвардейский мундир недостойными выходками, — заключила полковник Романова, — а теперь можете отправляться в свою палатку. Подполковник, проводите бойца.

Мы с Апраксиным вышли из шатра. Через дорогу выстроились рядами длинные зелёные палатки. Подполковник показал мне ту, где мне предстояло жить.

Когда я вошёл, в нос ударил запах еды и дыма. Возле походной печки возился рядовой с дровами, ещё один — бородатый малый лет сорока — чистил ботинки. Они оба вскочили и, вытянувшись по струнке, отсалютовали.

— Вольно, — сказал я. — Меня определили в эту палатку. Кто тут главный?

Предбанник от жилой части отделяла ширма с дверным проёмом. Оттуда мне навстречу вышел длинный малый с жёсткой щетиной усов, одетый в армейские штаны и майку.

— Добрый день! — поздоровался он. — Вы, так понимаю, к нам?

— Да, меня к вам определили. Гвардии прапорщик Озёров.

— Капитан Григорий Воронцов, — парень протянул мне руку. — Добро пожаловать. Мне сообщили, что у вас какая-то необычная стихия.

— Так точно. Стихия тьмы.

— Это что ещё такое?

— Такая же магия, как у тёмных. Мало кто из людей ей владеют.

— Как у тёмных? — капитан нахмурился. — Ладно, потом расскажете поподробнее. А пока пройдёмте за мной, покажу ваше место.

Я снял обувь, повесил на вешалку куртку и пследовал за капитаном.

В соседней помещении — «гостиной», как в шутку назвал его Воронцов — были втиснуты кухонный шкафчик и стол, за которым играли в карты два офицера. Капитан представил нас. Это оказались мои новые сослуживцы: прапорщик Бородин — крупный, мускулистый блондин лет тридцати и лейтенант Орлов — худощавый паренёк с утончённой, аристократической внешностью. От обоих, как, впрочем, и от капитана, исходили мощные вибрации силы, а Орлов являлся великим мастером и вместе с тем — моим непосредственным командиром.