Эскимо с Хоккайдо - Адамсон Айзек - Страница 35

• Предыдущая
• 35/63
• Следующая

— Над какой статьей вы сейчас работаете, господин Чака?

— Пишу о Ёсимуре Фукудзацу. Пытаюсь выяснить, что произошло в ночь его смерти.

— Неприятно вам об этом сообщать, но вас опередили. Эта история опубликована во всех газетах. Ёси умер от передозировки наркотиков. Полагаю, теперь вы уедете домой, в Америку, а?

— Я буду так скучать без вас!

Арадзиро что-то проворчал и отложил блокнот. Потер запястьями глаза, откинулся на стуле и смерил меня холодным взглядом.

— В Новый год я всегда хожу в храмы, — заявил он. — В храмы и церкви. Одно время даже ходил в католическую церковь в Ёцуя. Слушаю, как колокол бьет 108 раз. Покупаю метлу, чтобы вымести беды, свечи, стрелы хамая, которые уничтожают зло. Мою руки, кладу богам пирожки моти, ем эти иисусовы конфетки. Весь ритуал. Я — настоящий фанатик Нового года. А когда я сделаю все, чтобы умиротворить богов, я молюсь. Знаете, о чем я молюсь?

— Чтобы ОВОЛиП ожил и помог вам бороться с преступностью?

— Я молюсь, чтобы в следующем году вы наконец попались, — сказал он. — Чтобы Билли Чака влип по-крупному и я смог депортировать его из Японии или засадить. Каждый год — одна и та же молитва. Мне иногда снится, что моя мечта сбылась. У меня обычно сны черно-белые, но этот — цветной. Как в жизни. Живые, яркие цвета, еще реальнее, чем в реальном мире. Замечательный сон, жена меня добудиться не может.

— Вы об этом говорили полицейскому психологу?

Вся личная выдержка и профессиональная подготовка Арадзиро понадобились, чтобы игнорировать мой комментарий.

— К сожалению, — продолжал он, — в этом году мечте сбыться не суждено. Но следующий вот-вот наступит. Это внушает оптимизм. Так что будем взаимно вежливы — хотя бы сегодня.

Я покосился на него:

— Значит, у меня пока неприятностей нет?

— Как ни странно, — ответил детектив. — Можете освободиться за час, если ответите на все вопросы. На этот раз не вы нам нужны, а Такэси Исикава.

— Такэси? — вырвалось у меня. — Журналист Такэси?

Вместо ответа Арадзиро открыл папку, вытащил фотографию и перебросил ее через стол. Я подобрал снимок и всмотрелся. Точно, мой дружок. Он позировал бок о бок с Дональдом Даком у входа в замок Золушки в токийском Диснейленде. Улыбается широко, почти как Дональд, в том же самом черном костюме, что и два дня назад. На фото костюм выглядел лучше, почти совсем еще новый. С какой стати человек надевает новый костюм для посещения Диснейленда? Впрочем, у меня на языке вертелись вопросы поважнее.

Я вернул фотографию Арадзиро.

— Когда вы видели его в последний раз? — спросил он.

— Это было в «Последнем кличе», в Голден-Гай. Полагаю, человек, которого вы пригласили на опознание, вам это уже сказал.

— О чем вы говорили?

— Главным образом о Ёси. Такэси выяснил, что сообщение о передозировке поступило не из той гостиницы, где в итоге нашли тело. Было два срочных вызова, из двух отелей, с интервалом в полтора часа. Странная история.

Арадзиро с неудовольствием покачал головой:

— Бессмыслица какая-то.

— Что-то нечисто, если хотите знать мое мнение.

— Вашего мнения никто знать не хочет, — проворчал Арадзиро. — Вы, репортеры, всегда выискиваете свой подход, копаетесь в противоречиях. Жалкое занятие. Кстати сказать, дело Ёси расследовал я. Думаете, мы не разобрались с двумя телефонными звонками?

— И как вы их объяснили?

— Очень просто. Первый звонок — розыгрыш.

— Розыгрыш? — переспросил я.

Арадзиро ответил своим коронным меня-не-проймешь взглядом. Я еще раз попытался его разговорить. Многолетний опыт показывал: лучший способ — оскорбление.

— Отдаю вам должное, Арадзиро, — сказал я. — Большинство людей не сумело бы сморозить такое и не расхохотаться.

— Я не обязан отстаивать перед вами официальную версию, — отрезал он. Похоже, за много лет Арадзиро тоже чему-то научился. — Вернемся к вашему другу Такэси Исикава. Он хотел одолжить денег?

Я покачал головой и продолжал качать, пока Арадзиро сыпал вопросами. Намеревался ли Такэси куда-то уехать, давал ли мне адрес или телефон, по которому я мог бы его разыскать, упоминал ли родственников в деревне, начал ли отращивать усы или красить волосы, не сделал ли пластическую операцию? Голова моя болталась взад-вперед, будто я следил за матчем Открытого Пекинского турнира по пинг-понгу. К тому времени как Арадзиро наконец заткнулся, я себе чуть шею не свернул.

— Прекрасно, — подытожил он. — Благодарю за сотрудничество. Можете идти.

— Минуточку! — сказал я. — Я хотел бы знать, что случилось.

— Еще бы вам не хотеть! — усмехнулся он.

— А это что значит?

— Ничего, — сказал он. — Идите. Еще увидимся.

— Новую пытку освоили, так?

— Послушайте, Билли, — сказала Арадзиро. — Беда с вами, американцами: вы никого не видите, кроме себя. Носитесь со своей драгоценной личностью. Каждый раз, когда вас доставляют в участок, вы реагируете так, словно я делаю это для собственного удовольствия. Как будто мне нравится вас преследовать. В вашем подростковом сознании просто не укладывается, что я — реальный человек, который пытается делать реальное дело на благо общества — да-да, реального общества! Год за годом вы продолжаете со мной бороться. Сколько раз вы пытались утаить информацию от властей?

— На то были свои причины.

— Возможно. Однако ветер переменился. Теперь информацией владею я, а у вас — одни вопросы. И если вы не принесете извинения, я вам ничего не расскажу.

— Я должен принести извинения?

— Вот именно, — подтвердил он. — Принести извинения. Может быть, в английском языке таких слов нет. Но у вас не будет проблем со словами. Вот, я ваши извинения уже приготовил сам.

Арадзиро улыбнулся — должно быть, первая искренняя улыбка за всю его жизнь, — достал из ящика стола большой лист бумаги, смахивавший на официальные документы, и передал мне. Мелкий почерк, строки вылезают на поля, обе стороны листа исписаны сплошь.

— Прекрасно, — сказал я. — Где подписать?

— Не надо подписывать. Читайте. Вслух.

Улыбка расползлась еще шире, дабы я не подумал, будто Арадзиро шутит. Такого грязного трюка он со мной еще не разыгрывал. Похуже китайской пытки мочой, страшнее, чем в тот раз, когда три дня подряд он дудел мне в камеру величайшие хиты Хибари Ми-сора.104

Но я обязан был разузнать про Такэси, а потому проглотил гордость, глубоко вздохнул и начал читать.

То были подробнейшие мемуары. Я слышал собственный голос, извинявшийся за срыв рейда против держателей боевых петухов, за тот случай, когда я отключил на пляже Хамаяма громкоговоритель, неустанно уговаривавший пловцов «избегать утопления». Я извинялся за то, что подверг опасности жизни гражданских лиц, приняв участие в мотоциклетных гонках банды подростков-босодзуку105 в Харадзюку. За то, что замазал суперклеем рупоры правых фанатиков, выступавших перед храмом Ясукуни. За обесштанивание министра просвещения в ходе благотворительного футбольного матча, за незаконное использование фотокабинки, незаконное проникновение на лестницу, многократное нарушение Акта об Утреннем Этикете Мэгуро-ку и нападение на эстрадного комика в Роп-понги. Монолог длился бесконечно, подробно перечисляя мои якобы преступления, моля о прощении в самых цветистых и смиренных выражениях, какие только мог изобрести язык, славящийся склонностью к цветистому самоуничижению.

Закончив, я поднял взгляд и увидел, что Арадзиро откинулся на стуле. Глаза его были закрыты, черты лица смягчило блаженство. Я уронил текст с извинениями на стол. Еще мгновение Арадзиро наслаждался, потом испустил долгий вздох и открыл глаза.

— Замечательно, — сказал он. — Просто замечательно. Сигарету хотите?

— Не курю.

— Вот как? Ну тогда посидите, а я позову весь отдел. И когда вы будете читать это им, постарайтесь вложить побольше чувства…

• Предыдущая
• 35/63
• Следующая