Костер и Саламандра. Книга вторая (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 45

И они оба, оба наших врага, которые так нас презирали секунду назад, так хотели восстановить свою фальшивую историческую справедливость, убить мою Вильму, отдать моё побережье аду с потрохами — уставились на мою руку разом.

Они очень старались изобразить то ли непонимание, то ли безразличие. Но я ярко вспомнила Дольфа — и не спеша разрезала ладонь. Поглубже.

И всё. Их глаза стали умоляющими. Жадными и умоляющими.

— Если я предложу, вы возьмёте? — спросила я. — У служанки мёртвой королевы? Которая на всё ваше враньё, на ваш поганый Святой Альянс и на вашего короля, чернокнижника, плевать хотела?

Гелира еле оторвала взгляд от моей ладони, чтобы в глаза заглянуть: ни дать ни взять пьяница клянчит пару корабликов на бутылочку.

— Но ведь ты говоришь, что мы заблуждаемся… быть может, ты и права… — сказала она почти заискивающе и сглотнула. — Если ты дашь мне капельку крови, Дар в ней многое для меня прояснит…

И в этот момент я поняла, как мало в ней осталось. Никакой честной Силы, холодной, лунной — только мёртвое свечение чего-то вроде гнилой деревяшки на пирсе. Пустое.

Я поняла, почему мой адмирал называл её «отродьем».

А Лангр взглянул на меня с вожделением и злобой. На части бы порвал, если бы мог, — и Даром из моей крови немного себя восстановил бы.

— Ты такая же, как ваш Дольф, — прошипел он. — Сначала сломаешь, потом бросишь — и будешь чувствовать себя правой. Я возьму. Но не думай, что почувствую себя обязанным. И ты не получишь за это ни капли Силы.

— Так у тебя её и нет, — сказала я. Я всё поняла до конца. — Мессир Олгрен, вы целуете дамам руки?

— Не дамам, а тебе, рыцарь Карла, — чуть усмехнулся Олгрен. — Тебе — целую.

И я дала ему кровь, а он закрыл мне рану. Пленные яростно ненавидели меня в этот момент, потому что, выходит, я их раздразнила, но ни капли не дала… но я не смогла себя заставить протянуть им клешню… даже из милосердия.

В них что-то было от серых тварей, что-то — от адских гончих… но уже почти ничего от вампиров, в смысле — от сумеречных проводников и Божьих вестников. Смотреть — нестерпимо, гадко, жалко, но… хоть вампир, хоть человек — сам делает выбор.

— Ну что ж, — сказал Олгрен, закончив за всем этим наблюдать. — Я удовлетворён. Теперь вы знаете точно, с кем и с чем имеете дело.

— Карла знает, дорогой адмирал, — сказал Клай. — А я… ну, в общем, я догадывался.

Через зеркало Олгрена мы вышли не в госпиталь, а во Дворец.

Во Дворце полно зеркал. Олгрен спросил меня, куда мы хотим попасть — и я попросила зеркало на Синей Лестнице. Оттуда можно и наверх, и в каземат — по обстоятельствам… но я, честно говоря, думала, что вниз пойду. Ночь давным-давно перевалила за середину. Стоял тот самый глухой предрассветный час, когда все спят, когда даже гвардейцев на посту и то клонит в сон. Я думала: Вильма спит, я приду, Тяпка полезет на постель и разбудит мою королеву — а она и так спит урывками. Поэтому я сама подремлю внизу, или на диване, или в каморке Валора: он туда поставил походную койку.

Самого Валора точно нет дома: у него сегодня занятия на кладбище, с новобранцами. Наверняка провозятся до рассвета.

В общем, мы вышли на Синюю Лестницу. Клай мне руку подал. И я попала прямо в объятия Виллемины.

Моя государыня спорхнула со второго этажа, она была одета в дорожное шерстяное платье в клеточку, непарадно и тепло — в общем, собиралась уходить! Мне просто повезло.

И она воскликнула:

— Карла, дорогая! Как мне повезло! — подумала ровно то же самое.

Я её прижала к себе изо всех сил. Тут же поняла, как кошмарно соскучилась. И Тяпка начала восторженно скакать вокруг и лаять — кажется, она тоже соскучилась смертельно. А Виллемина безнадёжно пыталась как-то обнимать нас всех.

— Государыня, милая, хорошая, куда же ты собралась в такую пору, а? — сказала я ей куда-то в шею. — Неужели до утра не терпит?

— Не терпит, — весело сказала Вильма. — Карла, милая, мы идём смотреть секрет Далеха.

— Он же хотел только для твоих глаз, — сказала я.

— Ах, сестричка! — рассмеялась Вильма. — Твои глаза — это тоже мои глаза. И ваши, мэтр Клай, тоже. Пойдёмте вместе. Мне кажется, это будет очень любопытно.

Я думала, мы пойдём в каземат. Но Вильма накинула плащ с капюшоном: она собиралась на набережную. Вот просто — туда, где мы устроили чудо с душами моря.

Она торопилась — и мы прибавили шагу. А Далех, оказывается, ждал на спуске, у самой воды. Над ним горел фонарь — и в свете фонаря широкая ряшка Далеха просто сияла. Рядом с Далехом на широких каменных перилах лежала та самая котомка.

Стояла на удивление тихая ночь. Море перед нами лежало как зеркало, почти без ряби, в туманной дымке штиля. Над ним в размазанных ветром облаках ныряла ещё яркая луна.

Виллемине Далех поклонился, как южане кланяются, когда хотят показать очень серьёзное уважение: дотронулся рукой до пирса, а потом приложил ладонь к сердцу.

— Славная погода, дорогой шаман, — сказала Виллемина. — Нужна дымка, да? Облачная ночь? Я всё запомнила верно?

— Верно запомнила великая мать, — сказал Далех. — И дымка нужна, и облачка нужны, и луна нужна, — сложил пальцы пучком и чмокнул этот пучок. — Славная погода! Лунный свет — обманный свет, облачка — тоже обман, ненастоящие барашки… самая подходящая ночь, чтоб обмануть, я бы сказал великой матери. Чтоб обмануть, а потом посмеяться.

— Ты об иллюзиях своих? — спросила я.

— Точно-точно, — сказал Далех. Глазки сощурил в щёлочки, у него было очень хорошее расположение духа. — Вот смотри-ка, белая леди, тёмная леди.

Открыл котомку — и туда Тяпка тут же полезла носом. Далех отодвинул её нос и достал деревянную лодочку. Обычную такую лодочку, детскую игрушку, размером с ладонь.

А мы, наверное, очень потешно уставились на эту игрушку. Фокуса ждали ведь.

Далех положил лодочку на перила и вытащил ещё молоток и пригоршню кнопок с плоскими головками. Такими кнопками в отелях к дверям прикалывают бумажки с надписями «не беспокоить» или «уборка в три часа пополудни».

Взял молоток и стал эти кнопки вбивать в лодочку, глубоко. В борта, в палубу — куда придётся.

— Это зачем? — спросил Клай, не удержался.

— Нынче время такое, — сказал Далех. — Деревянный кораблик — значит, рыбаки плывут, серебрушку ловить или там рачков. А для войны — железный корабль ходит по воде. Броненосец ходит. Железные пушки несёт.

— А, вон что, — догадался Клай с явственным смешком в голосе. — Это ты броненосец делаешь?

Далех невозмутимо покивал, вынул из торбочки большой толстый гвоздь и вбил в лодчонку вместо мачты. Потом отложил игрушку в сторону и достал ещё одну.

Так мы посмотрели, как он оббил кнопками три игрушечных кораблика. Я уже начинала терять терпение — но Далех, видимо, решил, что всё, хватит приготовлений. И запел.

По-моему, пел он на нашем языке. Во всяком случае, я понимала отдельные слова. Но общий смысл как-то плыл. Вроде бы Далех обращался к луне и к воде — и чаще всего повторял: «Подними туман. Освети луной. Унеси водой. Смой истинное, оставь ложное — вода приносит, вода уносит…»

Он бормотал, покачивался — и мне показалось, что я сейчас засну стоя. И в этом полусне я увидела, как Далех взял одну лодочку, поцеловал — и пустил в бьющийся прибой.

Волна тут же подхватила игрушку и потащила от берега — и вот тут начались те самые чудеса, которых мы ждали.

Чем дальше от берега уплывал игрушечный кораблик, тем он казался мне больше. Да он просто угрожающе рос! Шагах в пятидесяти от берега — стал с настоящую рыбацкую лодку, его несло дальше, я увидела, как на нём поднялись мачты, палубные надстройки… В какой-то момент волны перестали его тащить — он выровнялся и пошёл в открытое море, превращаясь из рыбацкого баркаса в миноносец, из миноносца — в грозный крейсер.

В морских предутренних сумерках вспыхнули кормовые огни. Спустя ещё минуту загорелся и сигнальный огонь Прибережья, а на флагштоке взвился наш голубой вымпел. Лунные блики тускло блеснули на стволах расчехлённых пушек. Крейсер шёл, оставляя в кильватере пенные струи — а я потихоньку себя ущипнула. Он был настоящий. Совершенно настоящий боевой корабль. Он мне снился наяву.