Неожиданный наследник (СИ) - Яманов Александр - Страница 7

За последние две недели я более-менее привык к новому языку, за что спасибо графу. Тот нанянчился со мной как с ребёнком, тщательно скрывая досаду от неудачных попыток объяснить невежественному арестанту простые вещи. Откуда мне знать, как верно держать вилку или нож? Ведь до сих пор я знал только о ложке, которую не видел последние годы. Но ко всему можно привыкнуть, даже к ужасной одежде. И лучше стоять перед презрительными взорами Орловых, аки дикарь из дальних стран, наряженный в роскошное платье, нежели сидеть в темнице и медленно сходить с ума. Старший брат точно не умел сдерживать чувств и считал меня этим самым ряженым дикарём. А вот второй явно умнее, но тоже с трудом подавлял брезгливость. Всё это быстро пролетело в голове, когда я приближался к длинному столу, за которым расположилась императрица со свитой.

— Здравствуйте, — первым произношу приветствие и снимаю с головы странную треугольную шляпу.

Екатерина удостоила меня лёгким кивком, а вельможи промолчали. Наконец, один из них, который с добрым лицом, начал беседу.

— Всё ли у вас хорошо? Как комнаты? Нет ли жалоб на еду или обхождение?

Он издевается? Да после проклятой темницы любая каморка покажется дворцом! Я уж молчу про помои, коим меня кормили. Или у них так принято из-за этикета, с которым меня знакомит Мусин-Пушкин?

— Спасибо, всё хорошо, — вежливо произношу в ответ.

— Есть ли у вас какие-то просьбы? — продолжил беседу князь Вяземский.

— Прежде чем просить, хотелось бы узнать о своей будущей судьбе, — стараюсь быть кратким, дабы не возбуждать новых подозрений.

А то, что они есть — несомненно. После моего ответа вельможи быстро посмотрели на Шешковского. Судя по всему, они не верили докладу главы экспедиции, что юродивый арестант умеет не только говорить, но и способен мыслить. Императрица молчала и изучала мою скромную персону. Я же потупил взор, боясь выдать свои чувства взглядом, и ждал продолжения.

Не уверен, что поступил верно, открыв часть своих способностей. Оно и немудрено. К разным скрытностям я не привык. А первые дни просто не мог поверить в происходящее, и был особенно беззащитен. Мои попытки изображать восторженного ребёнка в мужском теле вроде удались. Вспоминаю и мысленно улыбаюсь, как Мусин-Пушкин сначала морщился, а затем хватался за голову от бесконечных «почему?». Вот только сложно тягаться с опытными людьми, когда ты даже не знаешь, что такое обычное общение. Возможно, я себя выдал, зародив вполне логичные подозрения надсмотрщика.

Но камер-юнкер — наименьшее из зол. Гораздо опаснее сидящие напротив господа. Они просто не знают жалости, так как речь идёт о безграничной власти. Учитель рассказывал, на что способны люди ради неё. Я ещё должен радоваться, что до определённой поры жил, как человек и мог общаться с окружающими. В ином случае меня бы просто убили или посадили на цепь, надев железную маску. Оказывается, в истории бывало и такое.

Потому я особо не скрывался, проявляя вполне понятные эмоции. Заодно всячески показывая тягу к знаниям. Не вижу смысла изображать откровенно юродивого. Люди сами придумают и поверят в любые небылицы о моей персоне. А вот если вскроется обман, то можно забыть про нарядное платье и баню. Зато сразу придётся вспомнить о сырой темнице и гнилом матрасе.

— Вам объявят об этом позже, — произнёс князь, прервав бег моих мыслей, — Может, что-то ещё?

Лучше просить больше. Чего стесняться? Глядишь, чего-то и выполнят.

— Я хотел бы воссоединиться со своей семьёй, — произношу первое пожелание, воспользовавшись молчанием присутствующих, быстро добавляю, — А также мне нужны учителя.

Судя по изменившимся лицам, вельможи подобного пожелания не ожидали.

— И какие же вам необходимы наставники? — неожиданно спросила молчавшая доселе Екатерина.

Ответ у меня давно готов, поэтому не вижу смысла скромничать.

— Мне необходимы учителя по арифметике и языкам. Это в первую очередь. Затем можно начать изучать историю, устройство мира и танцы. Я слышал, что последним увлекаются все благородные люди. Ещё…

— Может ему розог всыпать, дабы не наглел? Или просто по роже приложить, это я сам с радостью сделаю. А то учителей ему подавай и родню в столицу вези! — не сдержавшись, перебил меня Григорий Орлов, — Далее чего этот наглец попросит? Дворец подарить, карету золотую и десяток одалисок?

После слов порывистого фаворита императрица слегка поморщилась. Остальные никак не отреагировали на слова Григория, даже его брат. Видать, ему позволено многое в присутствии правительницы. Или люди привыкли к его хамству, принимаемому за простоту нрава. Я пока не разобрался в местных делах, но смог вычленить крохи знаний из слов Мусина-Пушкина. Тот старшего Орлова точно недолюбливал, отчего не смог сдержать нескольких резких слов. Хотя он и сух до подробностей, но при этом достаточно многословен. Правда, под потоками слов камер-юнкера скрывается попытка разговорить меня и вывести на откровенность. Вот такой забавный человек. За что ему спасибо, ибо я стал сдерживать свои порывы и тщательно обдумывать слова. Вначале мне ещё и повезло, так как окружающие с трудом понимали мою речь.

— Мы подумаем, — наконец произнесла Екатерина и махнула в сторону двери, — Ступай.

* * *

Я с трудом смог сдержать оскал после того, как за моей спиной захлопнулись двери. От очередного необдуманного поступка меня удержал вездесущий Мусин-Пушкин. Валентин Платонович и так излишне навязчиво пытается вызвать меня на откровенность, а то и влезть в душу. Наверное, он изначально заподозрил меня в игре. Жалко, что сразу после освобождения я наделал немало ошибок. Благо ничего не обратимого не произошло и меня вряд ли воспринимают всерьёз.

— Следуйте за мной, — произнёс надзиратель и махнул ухоженной рукой в сторону скрытого входа, откуда к императрице приводят тайных посетителей.

Разглядывая затылок графа, прикрытый париком, пытаюсь обуздать переполнявшую меня ненависть. Хорошо, что в голову пришла успокоительная гимнастика, коей меня научил Майор.

Спокойно, Ваня. Сейчас не время показывать характер. Делаю глубокий вдох и выдох, затем начинаю простенькую считалку, быстро заставившую направить мысли в иное русло. Сейчас нельзя даже думать о своих врагах, а лучше заняться чем-то иным. Затея с учителями как раз нужна, дабы как можно плотнее занять свой день. Ведь ранее я просто находился в некоем забытье, в котором мог пребывать днями напролёт. Теперь же подобное поведение невозможно. Меня почти не оставляют без присмотра. Хорошо, что я придумал занятный ход, и когда надо было подумать, молюсь в часовне или в комнате. Стоять на коленях было неудобно, так как сие действие может длиться часами. Зато меня оставляют в покое и даже излишне навязчивый поп, сразу полезший с исповедями и прочими покаяниями, умерил свой пыл. Каяться и открывать душу я ни перед кем не собираюсь. А запретить православному молиться — сущий скандал по нынешним временам. Вот у меня и появилось время обдумывать своё поведение и полученные новости.

Главное — не всполошить чрезмерно подозрительного камер-юнкера и двух лакеев, идущих следом. Больно гибкие движения у этих якобы слуг. А ещё пустые глаза, будто у мертвецов. На их счёт я не заблуждаюсь и понимаю, для чего они приставлены.

Поэтому надо срочно успокоиться и далее продолжать изображать простоватого и любопытного детину, чей ум более свойственен неразумному юнцу.

Только зря они меня выпустили. Месяц назад я не мог помыслить даже об улучшении условий содержания. Но обстоятельства изменились и теперь глупо не мечтать. Особенно о мести. Если надо, то я вытерплю любые испытания. Пусть надо мной издеваются хоть пять или десять лет. Я ждал двадцать четыре года и готов делать это далее. Пока же надо обуздать свои чувства, прекращать совершать глупые просчёты и продолжать изображать восторженного юнца. Надо ждать, вынуждать противника совершать ошибки и внушить ему убеждённость, что этот смешной Ванька не опасен. Тем слаще будет наслаждение, когда придёт время расправы!