Изнанка - Генер Марго - Страница 5

– Хе-хе, – усмехнулась бабка, возникнув возле правого плеча и ставя передо мной большую чашку с чаем. – Непривыкшие вы там к жизни природной, да? Ты ешь, ешь, а то вон, какие щеки впалые.

Она подвинула чашку ко мне. По запаху и цвету догадался – это не чай. Вопросительно посмотрел на бабулю.

– Чабрец, – пояснила она. – Лучше, вашей заморской дряни.

Что конкретно она подразумевала под «заморской дрянью» уточнять не стал. Осторожно отпил, чтобы не обжечься, на вкус оказалось неплохо.

Тарелка каши ушла минут за пять, пирожки пошли следом. Отменные, с нежнейшим мясом, ароматные. Я опять вспомнил прилипчивую песню про охотника-людоеда, но сытый желудок временно погасил опасения и заставил расслабиться, откинувшись на спинку стула.

Только хотел приступить к расспросам бабули о транспорте, как-то же мне надо отсюда уехать, может автобусы какие рейсовые есть, или попутки, как бабка села с краю стола и положила на него локоть, посмотрев на меня так строго, что я замер.

Глаза зеленые, взгляд сверлящий, брови сдвинулись, вся она какая-то поджарая и мосластая. Ночью это скрывала темнота, а сейчас могу рассмотреть. И то, что я вижу, тянет на «Оскар» по актерскому мастерству. Вдобавок из-под платка выбились седые волосы, делая её сравнение со всем известной бабкой еще ярче.

Ничего лучше, чем отшутиться, я не нашел и произнес:

– Вам дом починить? Забор покрасить? В баньке попариться?

– Значит так, – произнесла она совершенно четким и почему-то больше не скрипящим голосом, продолжая меня буравить взглядом, – дом бабки твоей вчера развалили бульдозером…

– Чего?!

От новости я аж подпрыгнул на месте, хотя не знаю, что ошарашило больше: известие о бульдозере, или то, что бабке известна причина моего приезда.

– Ничего, – передразнила она. – Слушай, когда старшие говорят. Развалили. Приехал какой-то застройщик, сказал, дачу строить будет.

– Да как? – запнувшись, и подбирая слова без мата, выдохнул я. – Это же моя земля. У меня есть документы.

Бабка отмахнулась, кривясь.

– Подтереться могешь своими документами, – сказала она. – Но не суть. Дом тот ценности не имел. Развалина в четыре стены, дыры в полу, крыша прохудилась, печь поехала. Рухлядь, в общем…

– Но это моя рухлядь! – чувствуя, как закипаю, сказал я.

– Умолкни и не перебивай, – рявкнула бабка, зыркнув так, что как-то не решился перечить.

Хотел сказать ей, что вести себя можно было бы и повежливее, но рот почему-то не послушался. Я уставился на бабку, которая продолжает смотреть сурово и строго.

– Дом был бесполезен, – продолжила она. – Но твоя бабка завещала тебе не его, а то, что в нем хранится. Ты, дурак, не ездил к ней. Вот она и не смогла тебе это передать. Так что наказала мне сделать это вместо неё. Мы с покойной Агафьей были, можно сказать, коллеги из соседних домов. Так что взялась исполнить ее последнюю просьбу. Там, на дороге проверяла тебя. Думала струсишь, не пойдешь ночь в лес со старухой. А нет, пошел. Значит, дух в тебе есть.

Пока я оторопело переваривал эту ересь, бабка вскочила, протопала к печке и, порывшись в подшестке, вытащила коробок. Вернувшись, поставила передо мной и раскрыла.

– Вот, – сказала она.

Я заглянул внутрь. На бархатном дне коробка один единственный ключ старинного вида. Кое-где поржавевший, местами в пятнах.

Я поднял на бабку взгляд и вопросительно уставился, потому что выдавить из себя не смог и слова. Бабка будто спохватилась, махнула рукой.

– Говори, – разрешила она.

Не знаю, нужно ли мне было это разрешение, но губы послушались только после него.

– И что это? – спросил, на всякий случай, проверив губы и шею пальцами.

– Как что? – изумилась бабка. – Ключ!

– Я вижу, что ключ. На кой он мне?

Бабка покачала головой.

– Вот бестолочь…

– Вы простите, – насколько возможно, попытался быть вежливым я, – но я не понимаю.

Она всплеснула руками.

– Еще бы! Конечно не понимаешь! Знаться с бабкой надо было, а не в городе дурью маяться. Знал, бы кем была она.

– Выжившей из ума старухой, которая не захотела переезжать в город? – предположил я, уже сам раздражаясь от необоснованных обвинений и претензий, но под взглядом карги прикусил язык.

– Следи за словами, олух, – пригрозила она. – Твое счастье, не соображаешь, что несешь. И достался же ключ такому, как ты… В общем, так. Это ключ запирает то, что должно быть запертым. Агафья хранила этот ключ, а тебе он переходит по наследству. Его надо беречь и прятать от всяких посягателей.

Сказанное бабкой неплохо вписывалось в клиническую картину старческого маразма, но хотя говорит с непоколебимой уверенностью. Психи всегда уверенны в том, что они вменяемые.

Я решил ее не волновать, поскольку не известно, спокойная она или буйная. Стараясь выглядеть терпеливым и спокойным, я произнес:

– Ладно, бабуля. Пускай. Давайте мне ключ и я пошел. Где тут у вас остановка, станция, или как вы до города добираетесь?

Взгляд бабки стал разочарованным и изобличающим. Она хмыкнула и покачала головой.

– Не веришь, – констатировала она со вздохом. – Как хочешь. Это уже не моя проблема. Ключ отдала, всё рассказала. Иди на все четыре стороны. Автобус по дороге мимо Ганопатьской чащи в обход. В неё не заходи. Через нее быстрее, но… Я тебе уже все про неё сказала.

Это пренебрежительное «все про неё сказала» привело меня в такое раздражение, что цапнув ключ и сунув его в карман, я наскоро поблагодарил за хлеб-соль, ночлег, и выскочив из дома сбежал по скрипучим ступенькам.

Воздух здесь чистейший, на небе ни облачка, спокойно, птички поют. Бредятина, которую несла бабка моментально померкла и растаяла под лучами осеннего солнца. Бабку понять можно – пожилая женщина, живет одна, в какой-то дыре. Тут и у молодого мозги поедут, не то что у бабули.

Сделав несколько глубоких вдохов, я обошел ее бревенчатый дом, и направился прямо по дороге, вдоль которой одинокими рядами вперед уходят опустевшие дома. Хозяева побросали и уехали в город, к детям. Или, как я, никак не соберутся продать ветшающее наследство.

Вышагивая по пыльной грунтовке, я прикидывал – что с машиной, приезжал ли эвакуатор. Если приезжал, то куда увез, а если нет – то как указать геолокацию, чтобы забрал. К тому же, надо разобраться с домом, который, по словам чокнутой старухи, пошел под бульдозер. Вообще-то разваливать его никто не имел права, ведь есть реальный хозяин, то есть я. Значит, если и правда развалили, надо обращаться в суд. А у меня выходных на работе всего два дня взято. Удаленка, но все же.

Мысли о делах очень помогали взбодрить мозги, я даже расслабился, а лес вокруг, который ночью казался жутким и непролазным, теперь дружелюбный и зеленый. Вообще-то было бы неплохо в таком месте отстроить дачу. Может и отстрою, когда денег накоплю, потому что с нашей инфляцией только успевай выплачивать кредиты.

Дойдя по дороге до последнего дома, того самого, где вчера ночью горел свет, увидел мужичка, очевидно, Николаича, вяло орудующего граблями в поросшем бурьяном огороде. Он меня заметил и лицо озарилось таким радушием, что я непроизвольно улыбнулся в ответ.

– Это кого занесло в нашу дыру? – спросил он радостно, перестав грести и опершись на черенок.

Николаич выглядел, как хрестоматийный деревенский пьянчуга: на голове картуз, синяя с белыми полосками ветровка расстегнута, под ней белая майка. Треники на колене порвались, а может так задумано. Но глаза на обветренном, загорелом лице внимательные и ясные.

– Да вот, – отозвался я, махая в ответ, – бабуле вашей помогал.

Николаич ухмыльнулся, крякнул.

– Да она сама кому хошь поможет. Дури в бабке на пятерых мужиков. Не знаю, может в грибах дело. Пешком весь лес ближний исходила. И в город тоже на своих двоих. А туда-обратно километров сорок.

Речь мужичка с говорком и забавным ударением на «о» в слове километры. Я сделал себе мысленную заметку: значит до ближайшего городишки двадцать километров. Скорее всего, ходит автобус, не рейсовый, а какая-нибудь местная маршрутка. Значит, в городишко доберусь максимум через час, учитывая остановки, а они, наверняка, будут. Здесь должна быть станция, иначе людям из этой дыры без личного авто не выбраться.