"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 3

— А кто?

— Аннушка я. Курьер. Тебе пока хватит.

— Уже разлила масло?

— Вот, сука, что вам всем в этом масле, а? — разозлилась девушка. — Задрали своим чёртовым маслом! Но да, зато я теперь знаю, откуда ты. У вас что, каждый эту дурацкую книжку читал?

— И чего это дурацкую? — обиделся я за родную литературу. — Очень даже хорошая книга. Мне нравится.

— Да, конечно… — скептически скривилась Аннушка. — Меня так достали, что я нашла и прочитала однажды. Кот какой-то говорящий, тётка на метле летает — кто-нибудь пробовал на такой палке усидеть, особенно с женской анатомией? Какой-то писатель — унылое чмо, но все его жалеют. Мужик какой-то мутный на «В», все хрен пойми почему перед ним на цырлах… Пьянка с голыми бабами в кульминации и сопли на кулак в финале. Ни хрена не поняла, что там такого гениального. А уж Аннушка тамошняя… Нет, за такое сравнение хочется сразу в глаз.

— Больше не буду, — согласился я, — само вырвалось.

— Бензин, — напомнила она. — Бензик. Топливо. Надо.

— Ну… — задумался я, — есть кое-какая идея.

— Давай, жги, Лёха.

— Бензин — это не только топливо. Это ещё и промышленный растворитель.

— Чаще керосин, — не согласилась Аннушка, — но, в целом, в идее что-то есть. Жги дальше.

— Здесь полно пластика и синтетической резины, в их производстве бензин используется сотнями тонн, но заводов мне по пути не попалось. Зато…

— Что «зато»? Не тяни кота за яйца!

— Я знаю, где может быть бензин. Много, много бензина. Хоть топись в нём.

— И где же это волшебное место?

— Примерно в неделе пути.

— Да твою налево! А побыстрее, сука, никак?

— Я не то, чтобы скороход.

— Сука. Сука. Сука. У меня полно дел, между прочим! О, слушай, если ты такой медленный, скажи мне, как добраться. Я резвая тётка.

— Ничуть не сомневаюсь, но, видишь ли, какое дело…

— Боишься, что я свалю, а тебя брошу?

— Ты столь же умна, сколь и прекрасна. Я уже практически влюблён.

— Не подлизывайся. Я бы так не поступила, но на твоём месте тоже бы не стала полагаться на слова человека, которого вижу в первый раз в жизни. А что мне помешает просто пристрелить тебя после того, как ты покажешь место?

— Моё природное обаяние?

— Ну, такое себе, — скептически осмотрела меня Аннушка.

— Просто немного не в форме. Две недели бомжевания в постапе сказываются. Кроме того, одна ты много бензина не утащишь и вообще вдвоём веселее.

— Аргумент, — согласилась она. — Ладно, чёрт с тобой, пошли.

Пейзаж в этих краях не заслуживает обсуждения в светской беседе. Ровная как стол пустошь, через которую идёт прямое, как по линейке, шоссе. Редкие кустики на обочинах. Жара. Пыль. Пыли много, она покрывает асфальт вместе с наметённой ветром сухой травой и прочим мелким мусором. Здесь никто не ездил многие годы, и единственные следы — от моей коляски, оставленные вчера. Мы возвращаемся по ним. Обсуждать в пейзаже нечего, и мы идём молча. Аннушка нетерпеливо забегает вперёд, потом останавливается и ждёт меня с видом мученицы. В конце концов, не выдерживает:

— Что ты еле тащишься? Побыстрее нельзя?

— Нет, — коротко ответил я. — Быстрее нельзя. Я предупреждал, что иду медленно.

— Я услышала. Но не думала, что настолько. Ты хромаешь, что-то с ногой?

— С ногой хорошо. Без ноги плохо.

Я остановился и задрал левую штанину. Ненавижу это делать. Не потому, что протез у меня казённый и дешёвый, а потому что… Хреново быть инвалидом, вот поэтому. Сколько раз я видел, как моментально, как выключенная лампочка, гаснет интерес в глазах девушек. Я их не осуждаю — любая женщина, даже абсолютное эмансипе-ебанько, природой создана как мать детей. И неполноценный самец, который не догонит оленя и не принесёт в пещеру мяса, маркируется на этой древней подкорке как «не годен, следующий».

— Ну-ка… — Аннушка без малейшего стеснения присела на корточки и задрала штанину выше, изучая способ крепления и конструкцию. — Какое убожество. Это что, сварил пьяный слесарь на танковом заводе из отходов строительной арматуры?

— Не преувеличивай. Это силумин. В основном. Откуда ему взяться на танковом заводе?

— Говно, а не протез.

— Какой есть. Зато бесплатный. По программе реабилитации раненых.

— Воевал?

— Довоевался. Не будем об этом, ладно?

— Как скажешь, солдат. Но я вообще удивляюсь, как ты куда-то дошёл на такой кочерёжке. Задача начинает выглядеть сложнее, чем казалось.

— Дошёл сюда, дойду и обратно. Теперь понимаешь, почему я предпочитаю не спешить с доверием? У нас говорят: «Хромых лошадей пристреливают».

— Хорошая поговорка. Сука, жизненная. Но ты хромай пока, хромай. Пристрелить я тебя всегда успею.

И я похромал дальше.

— У вас такие технологии слабые? — спросила она через какое-то время, видимо, просто соскучившись.

— Технологии у нас разные, — уклончиво ответил я. — Скажем, протезы бывают и получше этого. Сильно получше. Но они дорогие. Очень дорогие.

— Денег, что ли, нет?

Ещё один вопрос, который ненавижу. Стоп-слово для девушек: «нищий». Нищий и одноногий. Завидный жених, ага.

— Нет, — сказал я, чтобы разделаться уже с этим. — Приличный протез стоит как новый автомобиль, а остальные не настолько лучше этого, чтобы стоило тратиться. Хорошо хоть такой дали. Может быть, заработаю однажды на нормальный.

— И кем же ты работаешь, Лёха? — спросила Аннушка, судя по тону, не ожидая ничего хорошего в ответ.

Ну да, третий вопрос в этом ряду. «Пенсионер», даже «военный пенсионер» — это не то, что хотят услышать родители девушки от потенциального жениха. Даже если дело дойдёт до знакомства с родителями, что представляется маловероятным в силу двух первых обстоятельств. Но здесь и сейчас я могу ответить честно.

— Таких как мы называют «сталкерами».

— Ой, не гони, — скривилась презрительно Аннушка, — только вы сами себя так и называете. Остальные вас называют «мародёрами». А ещё «грабителями могил».

Чёрт, и тут мимо. Не везёт мне с девушками. Не удивительно, но обидно. Пожал плечами, пошкандыбал дальше.

— За что хоть воевал, солдат? — спросила она где-то час спустя. Скучно ей идти в моём темпе, вот и снизошла до «мародёра», языком почесать.

— Это откуда смотреть.

— В смысле?

— Если из окопа — то за то, чтобы не убили. Если из штаба — то за то, чтобы фронт стоял, а если двигался, то не к нам, а от нас. Если из столицы — то за экономические и политические интересы державы.

— А на самом деле?

— За то, чтобы самые богатые люди мира стали ещё немного богаче.

— А, ну, за это все войны во всех мирах ведутся. Я про другое. Ты-то почему на войну пошёл?

— Родина сказала «надо», я и пошёл.

— Вот так просто?

— Кто-то же должен. Родителей убили, дом развалили, детей мы с женой не завели, терять, кроме конечностей, было нечего. Сходил, вот. Вернулся. Жена ушла к тому, у кого больше ног. Дальше живу. Мародёрствую понемногу. Могилки граблю.

— Ладно, блин, не заводись так. Всякое в жизни бывает. Просто у меня к вашей братии личное. Много личного. Всё, проехали.

— Как скажешь. Кстати, вон там, впереди…

— Что?

— Что-то. Далеко, не разглядеть. Но когда я сюда шёл, его не было.

Аннушка привстала на цыпочки, приложила ко лбу ладонь козырьком, пристально посмотрела туда, куда я показал пальцем.

— А, вон ты про что. Не волнуйся. Это Чёрт.

— Кто?

— Чёрт. Мой пикап. Сука, туда за тобой за пару часов добежала, а обратно мы весь день тащились почти.

— А чего бежала? Бензин кончился?

— Да, стыдно сказать, бак прострелили, а я поздно заметила.

— Кто прострелил?

— Да чёрт их знает. Мультиверсум не без добрых людей. Четвёртый кузов скоро поменяю, предыдущие три были дырка на дырке. Знаешь, что я скажу тебе, Лёха? Давай до него дойдём, да там и заночуем. Хватит на сегодня. У меня там газовая плитка, вода, кой-какие припасы, хоть пожрём нормально, не этого соевого дерьма.