Ружемант 2 - Лисицин Евгений - Страница 2

– Она сказала, что ты ответишь именно так. Хотел проверить.

– Она?

– Ты знаешь, о ком я, – он вмиг оказался подле моего плеча. – Иди за мной, парень. Эти шавки из высшего общества должны увидеть, что тебя уже заинтересовали. Не остановит, но поумерит пыл…

Не думал, что я настолько ценная игрушка, чтобы Бейка выставляла за мной слежку. Да еще такую…

Я ждал пакостей, но их не случилось.

Знать шептала проклятия на голову торговца смертью, тот отвечал каждому приветливой улыбкой жадного орка.

– Тебе понравилась та игруш-шка, что она выбрала для тебя?

– «Янтарь»?

– Он самый, брат! Ты бы знал, сколько шкур я содрал с нее за него! Чуть ли не до трусов раздел!

Внутри застыл неприятный ком – не нравилось, как про командующую говорит Макмамбетов. От его взгляда это не укрылось, но вместо оправданий он предпочел богатство ухмылки.

Вышли на улицу. Орк решил откланяться.

– Не бери в рот, брат. Лучше в голову. Понадобятся пуш-шки – найдешь меня через ИИ-ассистента. Классные ты ей сиськи нарисовал. Завидую, брат!

Ириска тотчас же покрылась румянцем на щечках, но промолчала. Сообщение о попытке взлома ютилось в правом нижнем углу, будто надеясь, что я его не замечу.

Глянул орку в спину – когда он успел? Он что же, как Ната – инфо-фея? Никак не мог представить его себе с крыльями. Вопросы остались без ответа, а мучить Ириску не стал.

Маленький, хвостатый комок необузданной радости врезался в меня всем своим бараньим весом. Инна повисла у меня на спине, словно маленькая девочка. Уткнулась носом в рубашку, сладко зажмурилась.

– Хоз-зяин! Хозяин! – кошкодевочка мурлыкала от счастья быть рядом со мной. Пушистый хвост, проказливо выглядывающий из-под голубого платья, раскачивался.

– Не кричи. Слезь.

Она неохотно послушалась, приуныла лишь на мгновение. Но тотчас же подняла блестящие щенячьим восторгом глаза.

– Мяу, наградили, хозяин? Наградили, мр-р-р? Коробочку дали? А медальку? А еще?

Ответов она не ждала. Скопившаяся внутри нее скука попросту обратилась градом вопросов.

– Инна, сходишь со мной в парк Восьми?

Кошкодевочка кивнула.

В голову ударило – вспомнилась почти такая же прогулка с Белкой. Девчачье счастье в стаканчике мороженого, дешевые шмотки, торговый центр. Три хабалки, что жаждали докопаться до несчастной – вон, даже бутылка из-под пива на месте.

Мудрые боги в этот раз распорядились иначе. Не было дроидов с оружейной чумой, вместо мороженого Инка отдала предпочтение шаурме, бутик напротив мог похвастать лишь запредельными ценами на сомнительного качества тряпье.

Трем девицам до нас не было дела – обсуждали последний фильм про Человека-Богатыря.

Пиво обратилось безалкогольным сидром…

– Вот! Вот! А это – Молчунья!

Инна прыгала, размахивая руками перед монументальным изваянием. Задирался подол короткого платья, обнажая то бедра, то краешек тоненьких белых трусиков.

Кошкодевочка вызвалась быть мне гидом и жаждала внимания.

Смотрели на нее все, кому не лень. Дети, старики, подростки-в-том-самом-возрасте, пускающие слюни на красоту ее тела. Экскурсоводы бросали недовольные взгляды – Инка отбирала их работу.

– Из нее было не вытянуть и словечка. Говорят, она еще в школе дала обет молчания. Врут, наверно – как на уроках-то отвечать?

Подростки прыснули в кулак, экскурсоводы попунцовели от злости. Не знаю, какие официальные байки травят они, а вот версия Инны мне нравилась больше.

Ничего не говоря, окинул взглядом четырехметровую фигуру. Скульптор спешил запечатлеть в мраморе все: грусть в глазах, плотно сжатые губы, пышную девичью косу.

У Восьми не было имен – злодейка-история жаждала одиозных героев. Что строят Империи, разрушают города и покоряют нации. Иные обойдутся и кличками…

Одна из причин, по которой Бейка раздает прозвища? Очень может быть.

– А это Влюбленная! У нее писем было много. От мальчиков, – в голосе девчонки прозвучала зависть. – Говорят, если потереть ей нос, то она удачу в любви дарует. Враки, конечно же…

Она кивнула на другую, более выпуклую часть тела.

То ли природа, то ли скульптор, то ли каждый от себя, щедро наградили ее грудью. Влада могла позавидовать. Оба полушария блестели, истертые миллионами касаний.

Напротив соседней фигуры Инна застыла, чуть опустила ушки.

– Остроглазая, – выдохнула кошкодевочка. Подошел к ней, коснулся головы.

– Что-то не так?

Инка зябко поежилась, покачала головой.

– Нет, все хорошо, хозяин. Просто она была снайпером…

О последнем можно было не сообщать: оптика прицела на мраморной винтовке не оставляла сомнений.

Глянул ей в лицо, прищурился, на миг прошибло холодным потом. В ней было что-то от Бейки. Настырность взгляда? Чопорно вздернутый носик? Не знаю, что-то другое. За пределами таких простых вещей.

– Вам тоже от нее не по себе? – Инна обхватила руку, прижалась лицом к плечу.

Через миг я понял, в чем беда. С винтовки на меня смотрела сама Война…

– Хоз-зяин? Мяу? Вы куда? – кошкодевочка напряглась, когда я сделал шаг ближе к изваянию.

Повинуясь наваждению, коснулся смотрящего вниз мраморного ствола винтовки.

По сознанию ударило. Мир передо мной схлопнулся в точку, вытянулся в струну, выталкивая душу в бесконечную мглу безвременья…

Зрение вернулось не сразу. Глядел сквозь оптику прицела за скачущими фигурками. Перекрестие спешило выловить бронированное тулово того, кто плетется последним.

Ощутил касание мозолистого, привыкшего к спусковому крюку пальца. Девичий, чуть отросший ноготок, нежная кожа, плавный ход…

Затвор чуть слышно зашуршал, все тело обожгло приятным огнем. Плюнул вонючей сигарой гильзы. Потянулся всеми силами за следующим снарядом, загоняя его в ствол.

Я не прав. Не гляжу сквозь прицел ружья. Я и есть ружье в ее руках…

Фигурка бойца, прошитая насквозь, нелепо вскинув руки, повалилась наземь. Его товарищи совершили ошибку. Первым делом надо было рухнуть наземь, откатиться, огрызнуться туда, откуда прилетело очередью… Они же обернулись. Пулемет Молчуньи заговорил за двоих разом.

Откуда знаю, ее ведь даже нет рядом? Не знаю…

Пулемет загрохотал тяжким басом. Затянул заунывную песнь чужой погибели – отряд противника признаков жизни не подавал.

Это наш последний день. За спиной остатки сил самообороны эвакуируют гражданских. Мы – последний заслон на пути у чумы, которая уничтожит всех. Восточная армия далеко, дай бог через пять дней доберутся. Никто не мог предугадать, что коварный враг так быстро уничтожит западную…

Каждый выстрел – лишь попытка оттянуть неизбежное. Бой идет уже двенадцать часов. Она хочет пить. Хозяйка. Чувствовал ее жажду, как свою собственную. Сонливость, усталость, бурчит в животе. В ушах гремит данное самой себе обещание – держаться до конца! За нами Москва!

В голове сумбур воспоминаний: делим с ней одну голову на двоих. Школа, белые гетры, черная юбка формы, выпускной. Натруженные пальцы держат смычок, высекая из скрипки один плавный звук за другим. Аплодисменты, слезы на щеках родителей, поздравления друзей. Счастливые улыбки, гордый учитель пророчит блестящее будущее.

Восстание ружемантов. Добровольцем на фронт. У нее хорошо получается. Случайно попала в отряд, состоявший из самых разных девушек. Давали неделю жизни. Вместе больше года. За голову каждой объявлена награда.

Так распорядилась война. Чувствовал в ней родственную душу: я – оружие, она – оружие…

У нее острый, наметанный глаз: замечает неровно качнувшийся куст в двух километрах отсюда. Человек на такое не способен, но ей не обязательно быть человеком.

Новый вражий отряд у речной заводи. Ту часть сектора контролировала Веселушка, но ее орудие молчит. Значит, теперь это наш сектор обстрела.

Догадка мерзким бесом скачет перед глазами, лезет злыми слезами на щеки. Не время расклеиваться, время стрелять. За нее, за себя, за других. За всех.