Выбери любимый жанр

Верный пламени (СИ) - "Gusarova" - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

Эдвил с некоей особой статью полулежал в кресле рядом, стремя немигающий взор в огонь, как если бы изучал его, своего друга, и не мог познать до конца. На челе его бродили грустные складки и оттого нечитаемо молодое лицо казалось Люси безвозрастно древним. Она закрыла блокнот и сама загляделась на Эдвила, пока тот не постучал пальцами по подлокотникам кресла.

— У тебя есть любимые стихи?

— Я больше люблю самые новые.

Его тяжёлый взгляд смягчился.

— Про клеть камина это очень хорошо, очень верно, Элли. Ты успеешь дописать его к завтрашнему дню? Мы как раз прибудем в Готвилль. И ты сможешь прочесть его на главной площади, а аккомпанемент доверь мне.

— Что? Я буду читать мои стихи людям? — Люси заискрилась, зазвенела счастьем, позабыв даже поправить его ошибку.

Эдвил стёк с кресла и повалился к ней на разостланное по полу одеяло. Обнял за лопатки — жарко-жарко и слишком волнующе для друга. У Люси предательски скакнуло сердце, когда он отвёл её волосы за плечо и словно ненароком самыми кончиками пальцев погладил шейку.

— Тебе давно пора сказать им то, что ты думаешь.

11. О единстве душ

Люси полночи не спала, полируя рифмы. Важность завтрашнего дня довлела над ней. Было волнительно и боязно: а вдруг плохо примут? Вдруг освистают? Вдруг заикание вернётся?

Эдвил услал её в кровать, объясняя тем, что она «же хотела спать под кровом, так чего не спится»? Люси лежала с Иви в ногах и, накрывшись с головой, досочиняла строчки. Эдвил отдыхал странно. Он ложился и не мигая смотрел в небо — на природе, а в помещании не сводил цепкого взора с камина. Люси, отгибая краешек одеяла, видела его озаренное печным жаром тонкое лицо и глаза, словно заклинающие пламя. Оно, поселившееся внутри его зрачков, замыкалось само на себе, и это выглядело чарующе. Люси не могла не признать, что её спаситель с каждым днём, проведённым совместно, становится для неё всё более хорош собой. Эд же тянулся к Люси, хотя, как ей казалось поначалу, просто совершил милость, прихватив её с собой. Она не могла не чувствовать к нему благодарности. Эд был прав. Раньше Люси принадлежала королевскому двору, прихотям мужчин и кухне с ворчащей матерью, а ныне… ей принадлежал весь мир. Его чудеса и облака. Его дикие цветы, ветры, улыбки, полные зерна колосья и голос. Её голос, чистый и звучный, который она не привыкла слышать так часто. И её стихи на собственном языке. Сказать о том, что ей принадлежал и Эд с его фокусами она не могла, но всё чаще ей хотелось так думать. Ей хотелось этого. Его. Пламя Эда кружило голову и волновало глубже места, предназначенного ангелами, как клеть души. Придворные матроны говорили, что там, ниже, таились бесы. Люси не переживала ничего подобного ранее, и строчки её, в прошлом шедшие от разума, теперь пелись от сердца.

«Если готов принять
новую ты меня,
если готов восстать,
буквами взбить тетрадь,
шорохом нужных слов
мне распалить нутро,
если готов сберечь,
Истинной имя речь —
Истинной имя — Свет.
Истины большей нет,
чем той, что ты таишь.
Крик твой зовётся тишь.
Свет твой зовётся тьма.
Сводишь меня с ума.
Ты сводишь меня с ума».

Ты сводишь меня с ума.

Эд, внимавший треску поленьев в камине, в этот миг заискрился смешком с пола. Люси постаралась отринуть мысли и уснуть.

Они добрались до Готвилля к часу Рака. Небольшой городишко ремесленников и сталеваров раскинул свои строения вдоль глубокой долины в кольце гор. Над городом висела угольная дымка. Престол ангелов звенел колоколами. Эдвил раздул ноздри, вбирая пропитанный копотью фабрик воздух города, и прядал, как единорог, попавший в чащу, полную львов. Люси вопросительно взглянула на спутника, Эд же ответил ей полными предвкушения словами:

— А вот тут мы выступим, Элли. Твоё творение готово?

— Готово, — сказала Люси, мысленно решив ни за что не читать то, что она сложила ночью. Слишком личное. Но у неё было заготовлено много других стихов, которые она не так стыдилась рассказать прилюдно. Эдвил внимательно посмотрел на неё, слегка хмурясь, но кивнул.

— Что я должна делать? — Люси растерялась на оживлённой площади среди снующих по делам людей.

— Не бойся. И говори от души. Весь секрет. А я свершу остальное. Так какой стих ты выбрала?

Люси знала, чем его удивить. Эти строки она писала дома, снежной бурей, когда мир казался белым, как неначатый лист, и вдохновение управляло рукой Люси точно десницы ангелов. Сердце облилось страхом, когда она выступила вперед — никто не заметил этого крохотного шага, но Люси всколыхнула лёд их отчуждения.

Всегда важно начать. Даже если тебя никто не ждёт. Всегда важно показать, что ты есть.

— Я жива, — продекламировала Люси, от страха распаляясь изнутри. Голос словно был и не её, но рвался наружу из горла. Странное ощущение! Странное, будоражащее, но приятное. — Я все ещё на плаву. Не камень и не трава. Я все ещё наяву. Я дышу. Закваскою на крови. Не белой метели шум, не вычтенный индивид. — Люси внезапно почувствовала небывалую лёгкость, точно если бы её подхватывали под мышки сильные руки и несли над площадью. Секунда — и Люси полетела. Огромных сил стоило не остановить чтение, но Люси поняла, что это и есть поддержка Эдвила. Она парила над площадью, пока торопыги останавливались, забыв, куда шли, и вставали смотреть на девушку-ангела. — Не вино. Не марево, и не дым. И в клети бесснежных снов я бьюсь соловьем немым.

«Раскинь руки! Давай, Элли!» — внятно прозвенело внутри головы.

Люси послушалась, и её рукава, как в первую встречу с Эдом, замерцали золотом сполохов. Он словно одел её в оперение из огней-лезвий, какие сопровождают в грозу корабли. Люси не видела сама, но читала об этом. — Я огонь, воспрявший из немоты! Я знак, я тяну ладонь — гори же со мной и ты! — ликуя, докончила Люси стихотворение и мягко, пушинкой, спустилась на мостовую.

Толпа захлопала. Люси, не веря в успех, сперва смотрела на людей тревожно, а потом заулыбалась. Им понравилось. Эдвил проделал знак рукой в разогретом воздухе, и на этом месте вырос и раскрылся дивный цветок. Люси поняла, какое стихотворение должно быть следующим.

— Белая роза в моих руках. Будут ли ангелы благосклонны к тем, кто выходит из рам оконных, к тем, кто качается на крюках? Пасть так легко, а сложней — восстать. Этим безжизненным, белым шелком ткань лепестков заменить — а толку? Розы тряпичной невечна стать. Может быть, тем и силен предел. Быть настоящим — и стыд, и вызов. Если готов — попрошу к карнизу, вроде бы кто-то один взлетел. Кажется где-то сорвался крюк… Жизнь — не такой уж удачный выбор, если подумать. Вот ты и выбыл. Роза тебе на могилу, друг.

Люси полнилась токами, вибрациями столь мощными, что они почти разрывали её изнутри. Душа звенела зеркалом, готовым рассыпаться на тысячи осколков от красоты отражения заглянувшего в него. Если выразить переживания словами, хотя слова не в силах передать в полной мере то, что Люси испытывала в этот миг — она сияла маленьким солнцем, и едва сдерживалась, чтобы не вырасти до размаха вселенной. Эдвил был рядом и творил мистерии. Он то осыпал слушателей пылью из негорячих искр, то вил вокруг Люси дивные узоры, а в самый надрывный момент её декламации взял и разломил перед людскими глазами огромное пульсирующее сердце, и из него разлетелись рыжие горлицы.

Это был момент, о котором Люси мечтала всё детство и понимала, что он ей, косноязычной, не светит.

Но внезапно всё изменилось вместе с самой Люси и её сутью. Рядом был Эд, и он претворял желанное в действительное, а голос Люси звучал так же сильно, как бушует лесной пожар, или адепты ангелов обличают людские пороки.

10
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Верный пламени (СИ)
Мир литературы